лошадей, продолжая стрелять для острастки, обернувшись назад. Я же зычно воскликнул, стараясь, чтобы меня услышала вся сотня:
– Бросьте их! Пусть бегут к своим!
И уже тише, себе под нос:
– Оправдываясь за бегство, наверняка ведь станут клясться, что нас было не меньше тысячи…
Глава 19
Хрипло дышат вои, бегущие на лыжах да поочередно тянущие за собой волокуши с ранеными. Из двенадцати человек, правда, только семеро получили ранения в ноги или потеряли слишком много крови, чтобы перестать двигаться самостоятельно. Но и этих семерых тащить ой как тяжело! Ведь, чтобы не терять в скорости движения, каждого подранка тянут сразу четверо дружинников, неминуемо быстро устающих. И хоть мы и тренировались бежать на лыжах с палками с первого же дня устоявшегося снега, да все одно тяжко после боя, с волокушами, да поминутно оглядываясь назад, ожидая преследования!
Ох и надолго же я запомню эти три версты… Лишь когда вдалеке показалась пока еще смутно различимая преграда из рогаток, я облегченно выдохнул. Успели! Хоть и не верилось, что мокша вернется, как только мы покинем свою позицию, или что темник, получив известие о засаде, тут же бросит нам в погоню сильный отряд, и все же гнали мы изо всех сил, будто поганые действительно на плечах висят! Но обошлось. Все-таки и рогатки мы старались делать из прочных, крепких стволов молодых деревьев, что не разрубишь с двух ударов, и татары наверняка ведь должны были переполошиться, получив известия о «многочисленном» противнике… Глупо на их месте было бросаться в драку без подготовки и разведки, очертя голову.
Кречет, выехавший навстречу нам вместе с бродником, напряженно спросил, тревожно поглядывая на волокуши с ранеными и тянущих их упревших, залитых потом воев:
– Сколько?
Затормозив возле дядьки и пару раз глубоко вдохнув, восстанавливая дыхание, я отрывисто произнес:
– Девять человек погибло. Еще дюжина раненых, из них семеро тяжелых.
Ждан огорченно мотнул головой:
– Это ж надо, а? Пятая часть сотни выбыла с первым же боем! Татар хоть сколько-то побили?
Кречет раздраженно осадил «вольного воина»:
– Ты в разговоры сотников не встревай, умник. Вон, с ранеными помоги!
Бродник возмущенно цокнул, но отъехал от нас, а дядька меж тем повторил его вопрос, только в менее осуждающей форме:
– Тяжелый бой был? Сколько поганых явилось? И скольких удалось положить?
Я последовательно ответил на все вопросы:
– Вначале был разъезд половецкий, два десятка. Их не тронули, дали вернуться к своим, себя не обозначая. Затем пришло две сотни мокшан, у многих были топоры – мокше, видать, сподручнее рогатки рубить… Вот их мы и обстреляли, да и положили многих. Из двух сотен всего десятков семь ушло, самое большее! Однако же и они били по нам в ответ. Так что…
Кречет сумрачно кивнул, после чего заметил:
– Одного к шести, значит, разменяли.
– Ну почему к шести? У нас раненые, глядишь, еще восстановятся. Пятеро задеты несильно, остальных местные заберут. А мокша своих бросила на льду кровью истекать, да на морозе! Мы луки их лучшие, клинки да стрелы, сколько успели, собрали, вот и насмотрелись, как подранки их отходят… Местные-то пришли?
– Да.
Дядька односложно ответил, при этом обратив свой взгляд на пологий берег. А я принялся искать глазами ополченцев, стариков и подростков из местной веси, чьи жители уже целиком перебрались в лесные схроны и, по уговору с нами, должны были приютить да выходить раненых. И вскоре я действительно разглядел несколько лыжников, двинувшихся к волокушам, явно не из числа дружинных.
А Кречет меж тем уточнил:
– Ну что думаешь, отправят они вперед сильный отряд?
Я пожал плечами:
– А как еще? Не сунутся же всем туменом, вдруг тут целиком рать рязанская встала? Но и пары сотен воев уже недостаточно, чтобы пробиться вперед, они это сейчас хорошо понимают. Думаю, пошлют не менее тысячи всадников, тех же мокшан да половцев, ну а коли те встретят большую рать, то гонцов в тумен с запросом о помощи отправят.
Дядька сумрачно кивнул, после чего глухо, с легким напряжением в голосе спросил:
– Встречаем, как и задумали?
– А почему нет? У меня в сотне более восьми десятков на ногах, им только отдышатся дать да костры разжечь, можно уже и не таясь. Вспотели на бегу, а сейчас встанут – тут-то мороз и придавит. У самого ведь спина уже холодеет нещадно!
…Преградить реку рогатками – отличная идея. Только работает она не всегда, в том смысле, что низкий берег зачастую вполне проходим для всадников, и преграду при желании вполне реально обойти. Естественно, мы учли это и постарались разместить рогатки там, где даже низкий берег имеет возвышенность или резкий, отрывистый спуск к воде, протянув до него преграду. Но так получается не везде.
Позиция Кречета неудобная как раз для нас: низкий берег Прони имеет здесь пологий, длинный покатый спуск, да еще и ветер сметает снег на реку, чем, кстати, наши и воспользовались, растопив полыньи с расчетом прикрыть их снеговой шапкой. Вроде ведь все естественно выглядит! А чтобы побыстрее схватились, накидали туда сухой травы по совету старожилов – лед в таком варианте не держит! Да только вот сами рогатки на триста метров не протянешь…
Так что решили мы сделать иначе: накопали десять волчьих ям, прикрыв их снегом по стометровой линии от речной преграды, под острым углом к реке. Затем щедро усеяли сей относительно небольшой участок «чесноком», который хоть и прикрыт слегка снегом, но в то же время не проваливается глубоко, так как сам снежный покров из-за ветра здесь не слишком толстый. Угол же нужен для того, чтобы стрелки левого фланга могли достать противника на реке… А чтобы заманить поганых на «минное поле» да отбить у них всякое желание обходить в будущем рогатки по ровному бережку, придумали мы совместно с Кречетом небольшую хитрость…
– Идут!!!
Заполошный крик часового заставляет меня подскочить, так же, как и практически две сотни крепких, здоровых мужиков, греющихся у костров и наворачивающих наваристый, сытный мясной кулеш. Конечно, не такой вкусный, как когда-то приготовленный мной для сторожи, так как времени нарезать и пассеровать лучок в растопленном сале не было, но… Пережитый бой, нервное и физическое напряжение, связанное как с перестрелкой, так и с последующим спешным уходом требовали восстановления сил едой и одновременно с тем отбросили на второй план желание покушать изысканно. Горячо? Со свежим мясом? Посолено? Крупа разварилась? Ешь и радуйся!
Правда, закончить трапезу нам не дали… И все же татары появились примерно часа через три после отступления моей сотни. За это время мы успели отдохнуть, обсохнуть, перекусить «сухпаем» (сухари, насушенные по моему же настоянию, копченое сало или вяленое мясо), соскучиться (шутка!), захотеть горячего, плюнуть на все и начать готовить, а после приступить к приему