Ярко светило солнышко, пригревая даже в морозный осенний денек. Воздух был прозрачным, будто хрустальным. Небо не по-осеннему голубело, и на нем ни облачка. Далекий лес чернел голыми ветвями деревьев и зеленел громадными развесистыми лапами елей на фоне золотого ковра опавших листьев. А по золотому ковру к лесу медленно шла богато одетая женщина, обняв за плечи девочку постарше и маленького мальчика. Дети тоже были в дорогой одежде, и даже со спины все трое казались такими счастливыми, что у Анфисы защемило сердце. Впервые она подумала, что с ней никто не был так безмятежно счастлив. Обернулись путники, и в детях Анфиса узнала Танюшу и Ефимку. А женщина, обнимавшая их за плечи, молодая и удивительно прекрасная, была Анфисе незнакома. Все трое улыбнулись ей и помахали на прощание. Хотела было она вскочить, кинуться за ними, расспросить их обо всем, но ей почему-то никак не удавалось двинуться с места и произнести хотя бы слово. Медленно все трое дошли до леса и пропали среди деревьев.
Анфиса открыла глаза. Все было как во сне. И день морозный, и солнце яркое уже высоко поднялось. Лежала она на куче опавших листьев под большим дубом, что стоял поодаль от леса, словно одинокий путник, залюбовавшийся открывшимся видом. Под головой у Анфисы был платок теплый, пуховый, а сама она была заботливо укрыта меховым полушубком. Только дорога до самого леса была пуста, ни женщины незнакомой, ни детей ее не было видно. И вокруг было как-то непривычно тихо. Сон это был или явь? И сейчас спит она или уже проснулась? Вдруг рядом раздалось громкое фырканье, повернула Анфиса голову и увидела ежика, деловито копошащегося в осенней листве. Хотела она руку протянуть, чтобы убедиться, что ежик ей тоже не приснился, глядь, а в кулаке у нее что-то зажато крепко-крепко. Вспомнила тут Анфиса ночь черную, вихрь страшный, белую сову, что собой ее заслонила, вспомнила, как перышко совиное в кулаке зажала. Разжала руку, а на ладони ее вместо белого совиного перышка лежит обрывок синей ленточки, которую она сама когда-то в косу Танюшке вплела.
* * *
Рассказывают старики, что после тех событий ушла Анфиса жить в лес, а когда к людям вернулась, то стала первой в округе знахаркой, травами людей лечила и многим жизнь спасла. И не только людей лечила, но и домашних животных. Зверье лесное, в помощи нуждающееся, к ней дорогу знало. И всегда говорила, чтобы не причиняли люди вреда тварям бессловесным и безобидным, потому что зло к ним же обратно и воротится. Жители окрестные Анфису очень уважали. Дожила она до глубокой старости, вот только семьи у нее больше так и не было, но сама она так не считала. Вот что мне дед рассказывал, а он историю эту от своего деда слышал.
ТАЙНА БАБКИНОГО СУНДУКА
Говорят, рождались встарь в Далечье люди силы богатырской, но отнюдь не каждый из них дружину княжескую пополнить спешил да о подвигах ратных грезил. Говорят, водились по деревням и те, кто настоящие чудеса творить мог, да только жили они тихо, от глаз любопытных чары свои прятали и не желали ближних воле своей подчинить иль запужать кого до смерти. Кому многое дано, с того много и спрашивается; а тот, кто приобщен к таинству природы, не торопится на пустяки размениваться и могущественные стихии тревожить, чтоб живот свой досыта набить. У людей одаренных иные помыслы, народу простому чуждые. Судить их по привычным законам, что воду в сите носить: мороки много, а толку никакого!
В тот год зима в Далечье выдалась суровой. Теплых деньков было мало, мороз с ветрами лютовал, а солнце лишь изредка появлялось на небосклоне, да и то как-то робко, застенчиво, будто в гости без приглашения пришло… Замерла жизнь в деревнях и городах далеченских; народ по домам сидел и без надобности особой во двор носа не высовывал. Пока солнечные лучи сквозь серые тучи к земле пробивались, еще можно было повстречать на улочках кутающихся в шубы меховые да тулупы смельчаков, а уж как темнело, пустело все кругом, даже псы бездомные и те в щели да норы забивались. Невзлюбил народ честной в тот год зиму, а лихой люд и того больше – возненавидел. Кого грабить, когда вельможи по усадьбам сидят? Кому убыток чинить, когда купцы не только по дорогам не ездят, но и половину лавок по городам позакрывали? Как ворам сундуки да шкафы чужие проветривать, когда заперлись хозяева по домам: сами в гости не ходят и к себе никого не пускают?
Прошедший день был самым холодным за всю ненастную зиму, как будто ненавистник всего живого, и в том числе рода человеческого, Злыдень Мороз специально копил леденящую силу, чтобы разом извергнуть ее на земли далеченские и в считанные часы превратить в окоченелые трупы всех и вся: и старых, и малых, и людей, и животных. Не иначе супостат с врагами княжескими в сговор вступил.
Много зверья дикого померзло в тот день по лесам. Не спаслась от лютых морозов и домашняя скотина, а вот люди оказались живучей! Убереглись от ненастья природного даже бродяги безродные да голь городская. Благо, что господа благородные, то ли любовью к народу простому внезапно прихворнувши, то ли безумств обездоленных убоявшись, приказы челяди отдали: из сараев да амбаров люд приблудный не гнать; костры на окраинах городских разводить; одежды ношеные нищим выдавать да похлебкой горячей горемык бездомных потчевать; никому в дармовом угощении не отказывать.
Велика была барская милость, а главное, своевременна; уберегли господа сердобольные многих от суровой погибели. Вот и Чику, воришке невзрачному восемнадцати с половиной лет, от нежданных барских щедрот кое-что да перепало. Тесноват был новый тулупчик да рван во многих местах, но все же тело продрогшее грел, не то что тот старый плащик, который лиходей до этого дня на голое тело надевал. Изъедена была молью меховая шапка, но не только макушку давненько нечесаную, но и уши обледеневшие согрела. Отрывались заплатки на валенках, поскольку нитки еще в прошлом году перетерлись да сгнили, но лучше уж в такой неказистой обувке ходить, чем щеголять в поношенных сапожках с едва державшимися на носках да пятках подошвами. Повезло Чику: благодаря ловкости и проворству много теплых вещиц на раздаче ему перепало, да вот только штанов достойных паренек так и не добыл. Сплоховал малый, чуток замешкался, и бугай бородатый прямо из рук продрогших добычу желанную вырвал. А штаны были знатные – настоящие панталоны барские, лисьим мехом отороченные.
Опечалился Чик. Не согреться телу прозябшему, коли то, что пониже живота да спины, на ветру стынет. Но только пришлось пареньку злость умерить и довольствоваться теми обносками, что ему перепали. Силен был с виду обидчик, а взгляд его тяжел и грозен. Такой битюг в сердцах коль вдарит, так быстрее к праотцам отправишься, чем по воле Злодея Мороза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});