Но все это, в конечном счете, основывалось на первой же "характеристике" Левинсона - на его "нездешних глазах", и сам Левинсон, как выясняется далее, "знал, что о нем думают именно как о человеке "особой породы"..."
В "Разгроме" достаточно много персонажей, но совершенно очевидно, что ни один из них не мог бы стать таким общепризнанным (несмотря даже на "критическое" отношение, на "обвинения" типа "жулик" и т.п.) командиром, как Левинсон: "Левинсон был выбран командиром... каждому казалось, что самой отличительной его чертой является именно то, что он командует"; его "все знали именно как Левинсона (выделено Фадеевым. - В.К.), как человека, всегда идущего во главе".
Я пока никак на оцениваю это воссозданное писателем - кстати, самым активным образом участвовавшим в Революции - положение вещей. Речь идет лишь о том, что главенство "нездешнего" человека, которое на первый взгляд может быть воспринято как некое "неправильное", несообразное явление, в действительности предстает, - разумеется, в тогдашних условиях всеобщей смуты и безвластия - как вполне (или даже единственно) возможное... О последствиях же этой ситуации речь пойдет в дальнейшем.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
КАКОВА БЫЛА РОЛЬ ЕВРЕЕВ В ПОСЛЕРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ?
Итак, вопрос, с давних пор возбуждающий острейшие споры и порождающий самые разные, нередко прямо противоположные, ответы. Я ставлю перед собой задачу осветить его как можно более объективно, беспристрастно и всесторонне. При этом необходимо предупредить читателей, что ответом на сей сложнейший вопрос явится только вся эта глава в ее целостности: сосредоточение внимания на каких-либо отдельных ее частях и сторонах неизбежно приведет к искажению самой сути дела.
...Полярность ответов на поставленный вопрос особенно очевидна в наше время: одни утверждают, что в октябре 1917 года в России устанавливается чисто "еврейская власть", что большевики того времени - это либо евреи, либо послушные исполнители их воли, а другие, напротив, что большевистская власть была враждебна евреям, что к власти в Октябре пришли люди, которых уместно даже назвать "черносотенцами"...
Так, имеющий влияние на Западе автор, Дмитрий Сегал (в 1970-х годах эмигрировал из России в Израиль), опубликовал в 1987 году в парижском альманахе "Минувшее" (выпуски которого массовым тиражом переиздавались в Москве) пространную статью, призванную, так сказать, открыть глаза на факты, которые доказывают-де, что Октябрьский переворот (в отличие от Февральского) сразу же привел к жестоким гонениям на евреев. В начале статьи ее задача четко сформулирована: "...обратить внимание исследователей... на дополнительные факты, которые лишь теперь начинают собираться в осмысленную картину..."143
Собранные в статье "факты" в самом деле способны произвести сильное впечатление на неподготовленного читателя. Так, оказывается, уже 28 ноября (11 декабря) 1917 года - то есть через месяц после большевистского переворота - один из виднейших меньшевиков, А. Н. Потресов, заявил на страницах газеты "Грядущий день", что "идет просачивание в большевизм "черносотенства"144. Чуть позднее, 3 (16) декабря, некто В. Вьюгов публикует в популярной эсеровской газете "Воля народа" статью, где речь идет уже не о "просачивании", а о тождестве большевизма и "черносотенства"; статья так и названа: "Черносотенцы"-большевики и большевики-"черносотенцы", и автор "разгадывает" в ней "черносотенную" политику Смольного", обитатели которого, по его словам, "орудуют вовсю... восстанавливая старый (то есть дофевральский! - В.К.) строй"145.
"Той же общей теме разгула "черносотенной", охотнорядской стихии в революции, - продолжает Дмитрий Сегал, - посвящают свои статьи в газете партии народной свободы (то есть кадетской. - В.К.) "Наш век" в номере от 3 декабря 1917 года А. С. Изгоев ("Путь реставрации") и Д. Философов ("Русский дух")" (с. 141).
Далее, 17 января 1918 года широко известный тогда (в частности, своей необычайной переменчивостью) литератор А. В. Амфитеатров ставит задачу "конкретизировать" образ большевика-черносотенца, и Дмитрий Сегал так излагает содержание его статьи, опубликованной в газете "Петроградский голос" под названием "Троцкий-великоросс":
"Амфитеатров выступает с опровержением традиционно принятого тогда в некоторых кругах мнения о чуждости Троцкого России, о том, что он "инородец". Напротив, говорит автор... беда как раз в том, что Троцкий слишком хорошо усвоил типичные черты великоросса, причем великоросса-шовиниста" (с. 174).
Наконец, Дмитрий Сегал как бы демонстрирует позднейшие "плоды" деятельности Троцкого и других обитателей Смольного, цитируя опубликованный 14 июня 1918 года (то есть через восемь месяцев после Октября) в либеральной газете "Молва" очерк С. Аратовского из цикла "Белые ночи и черные дни". Очеркист рассказывает, как "собираются пестрыми толпами голодные люди на Знаменской площади:
- Помитинговать, што ль, немножко?...
Против всех протестуют, но на "жидах" все соглашаются, как один. И не только свободные граждане, но и красногвардейцы охотно поддакивают им.
- Конечно, жиды много портят. Они социализму вредят, потому ведь в банках - жиды, в газетах - жиды... А при настоящей коммуне - перво-наперво, конечно, всех жидов потопить..." (с. 188).
В последнем тексте есть, правда, деталь, явно противоречащая "концепции", которую пытается обосновать Дмитрий Сегал: очеркист отмечает, что красногвардейцы только ".поддакивают". А ведь, казалось бы, именно красногвардейцы, вдохновляемые "черносотенной политикой Смольного", должны были выступать как инициаторы борьбы с вредящими социализму "жидами"...
Неизбежно возникает и еще одно недоумение по поводу этих цитат из антибольшевистских газет конца 1917-го-начала 1918 года: ведь в том самом Смольном (откуда исходила-де "черносотенная политика") заседал тогда всевластный ЦК РКП(б), около трети членов которого составляли евреи Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Я. М. Свердлов, Г. Я. Сокольников, Л. Д. Троцкий, М. С. Урицкий. Еще более "еврейским" был верховный, с формальной точки зрения, орган власти - Президиум Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов (В ЦИК), избранный 26 октября 1917 года: из шести его большевистских членов четверо были евреи - В. Володарский, Каменев, Свердлов и Ю. М. Стеклов, чья настоящая фамилия - Нахамкис (кроме них, в Президиум были избраны еще два большевика - поляк Дзержинский и латыш Стучка; русских там не имелось вообще).