Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По-разному решались все эти дела, но в любом случае было весело. Есть о чем вспомнить, хотя это совершенная девиация в моей жизни, отклонение от основного курса.
— Похоже, любое отклонение от курса вы вообще воспринимаете болезненно. Иначе чем объяснить ваше раздражение по поводу позиции Вадима Самойлова…
— Меня никак не раздражает и не может раздражать тот факт, что человек заседает в Общественной палате. К слову, я в 90-е при Ельцине тоже заседал — тогда Общественной палаты еще не было — в некоем комитете по культуре при президенте РФ. На мой взгляд, единственным благим и полезным делом, которое этот комитет замутил, было создание канала «Культура». В остальном занимались по преимуществу болтовней. Но ничего не имею против заседаний ОП, тем более что там давно и активно работают мои хорошие друзья — директор ЦДХ Василий Бычков, журналист и историк Николай Сванидзе. Если бы меня пригласили стать членом Общественной палаты, возможно, и согласился, поскольку это шанс, пусть и призрачный, сделать что-нибудь хорошее и полезное. Я не против самойловских заседаний в этой структуре, как и не против того, что он записал с Сурковым два альбома. А вот то, что Самойлов обзванивает рокеров и вызывает их на Старую площадь на встречи и инструктажи, — это уже не самое достойное для музыканта занятие. Для этого существуют другие люди — референты, порученцы. И всякие пренебрежительные комментарии Самойлова в адрес Шевчука тоже представляются мне не слишком корректными. Помните, была история с приглашенными к Дмитрию Медведеву рокерами. Когда Боря Гребенщиков спросил у него, почему не позвали Шевчука, на этот вопрос кинулся отвечать Самойлов, хотя его не спрашивали. По его словам, Шевчук занимает «достаточно подростковую позицию». Короче, отношусь я к Самойлову Вадиму спокойно, но без симпатии к его верноподданническому рвению...
— Стоит ли считать того же Шевчука, Гребенщикова или Макаревича фигурами политическими?
— В отличие от блогеров и радикально настроенных рокеров я не вижу это явление исключительно в черно-белых тонах. Но я считаю, что играть на заказных политических концертах — это позор. Практику групп, которые в своем услужливом подходе практически не отличаются от корпоративной попсы, я считаю непотребной. Это для любого творческого человека должно быть зазорно, а уж для рокера, который в свое время бравировал задиристостью, это тухло вдвойне и втройне. Насколько мне известно, тот же Боря Гребенщиков и группа «Аквариум» на заказных политагитпунктах не играли никогда. Насчет «Машины времени» не скажу, не знаю. Вообще они уже давно стали эдаким гос-рок-ансамблем и потому регулярно выступают на мероприятиях вроде Дня города. Только я бы более внимательно присматривался к тому, что это за день и что это за город. Но в общем и целом считаю, что наши рок-ветераны стареют достойно, продолжая писать неплохие песни. Хотя мне по-человечески и по-граждански ближе позиция Шевчука, Шумова и Борзыкина, которые открещиваются от собственной старости и продолжают бузить так же, как делали это в 80-е.
— Музыкант должен занимать активную политическую позицию?
— Не может быть универсальных правил и рекомендаций, все зависит от конкретного артиста, от конкретного творца. Есть музыканты, которых события социальные или политические будоражат, и они не могут молчать. Как Лев Толстой, или как Юрий Шевчук, или как многие другие поэты, актеры, художники. А есть музыканты, чье творчество реагирует совсем на другие вещи, которых вдохновляют события их внутренней жизни, эзотерические духовные поиски или звуковые эксперименты. Было бы глупостью сказать, что одно лучше, а другое хуже. Музыкант должен быть искренним, честным перед самим собой и перед своими слушателями. Тогда к нему не будет претензий. Кстати, тупое зарабатывание денег к числу достойных мотиваций я бы тоже не отнес...
Анастасия Резниченко
Кино с акцентом / Искусство и культура / Искусство
Узнав, что в грузинских школах больше не учат русский язык, понимаешь — лет через пять анекдоты нашего детства сдадут в утиль. Вот этот, бородатый, например. Учитель кавказской национальности внушает школьникам с акцентом: «Дэти, в русском языке слова «сол», «мол» и «бол» пишутся с мягким знаком, а «вилька» и «тарелька» — без». Разве поймут они и шутку из фильма «Мимино» про то, что все люди братья? Ну, там, где Кикабидзе и Мкртчян заходят в лифт, в котором едут два неотличимых на наш взгляд друг от друга японца. Один, посмотрев на вошедших, говорит: «Как все эти русские похожи...» В октябре в Тбилиси установили памятник героям «Мимино», подаренный, естественно, Зурабом Церетели. Валико, Рубик-джан, фронтовик Иван Волохов, сыгранный Евгением Леоновым, и почему-то чуть помельче — режиссер Георгий Данелия. На открытии памятника, куда пришли и обиженный на Россию Вахтанг Кикабидзе, и первая леди Грузии, кинокритики устроили акцию протеста с последующей дракой. Видно, такую личную неприязнь испытали, что «кюшать не могли». Но памятник остался — фильм-то любимый всеми, веха в истории нашего общего кино.
Теперь кино приходится делить на наше и не наше. Хотя совсем недавно кто бы стал считаться — Данелия, скажем, грузинский режиссер или российский? «Грузинский след» в нашем общем кино всегда был заметен. Независимо от того, где жили и делали свои фильмы авторы, в Тбилиси или Москве, имена Верико Анджапаридзе, Тенгиза Абуладзе, Наны Джорджадзе, Ираклия Квирикадзе, Софико Чиаурели, Резо Габриадзе, Отара Иоселиани — не пустой для сердца звук. И что с того, что Александр Миндадзе грузинских тем сроду не касался? А еще есть и целый клан Калатозишвили, и классик оттепели Марлен Хуциев, да и сегодняшние лидеры российской «новой волны» Николай Хомерики, Бакур Бакурадзе, Дмитрий Мамулия. Как нам их делить? Грузинская, как и российская, кинематография считается одной из самых старых в мире. Студии «Грузия-фильм», созданной на заре советской власти, в этом году исполнилось 90 лет. В согласии с теперешними веяниями на сайте студии в разделе «История» на чистейшем английском языке написано, что в 1921-м Грузия потеряла независимость, поэтому грузинское кино в последующие 70 лет было вынуждено упаковывать банальности в артистические одежды и скрывать правду за аллегориями. «Итоги» решили выяснить, чем живет «Грузия-фильм» сегодня и отказалась ли от нашего общего советского наследия.
Перестройка на фабрике грез
Сразу за воротами «Грузия-фильма» стоит очередной обветшавший, но не сдающийся церетелиевский шедевр. Вроде это дерево, над которым восходит солнце. Впрочем, настоящие деревья здесь тоже имеются. Некогда одна из крупнейших и богатейших советских киностудий была расположена на внушительной территории. И хотя арендаторы ее перекроили, нашлось место для строительства новенького храма — в Грузии у православия сильные корни. Свеженазначенный председатель совета директоров акционированной студии Арчил Менагаришвили ведет к главному корпусу, объясняя по дороге, что не надо удивляться — народу на теперешнем «Грузия-фильме» мало, в штате работает человек двадцать, включая охрану, а все ресурсы брошены на переоборудование и ремонт. Ремонт действительно свежий. Здание конца 60-х годов хорошо согласуется со стилем современного делового аскетизма. В коридорах очень тихо — звукоизоляция хорошая. На стенах плакаты фильмов, сделавших славу грузинского кино: «Отец солдата» Резо Чхеидзе, «Не горюй!» Георгия Данелия, «Легенда о Сурамской крепости» Сергея Параджанова и, конечно, музыкальная комедия «Кето и Коте», визитная карточка грузинского кино советской эпохи.
Арчил Менагаришвили директор молодой, ироничный и застенчивый одновременно. В новостных лентах я читала, что его тезка Арчил Геловани покинул «Грузия-фильм» ради нового российско-грузинского проекта «Любовь с акцентом» — пришлось оставшимся двум членам совета директоров выбрать, кто станет председателем. Жребий пал на него. Ну да, хозяйственными вопросами заниматься не самая творческая работа на свете. Тем не менее Менагаришвили с гордостью показывает закупленное за рубежом оборудование — аппарат для обработки пленки и вывода всех видов изображения, камеру для «захвата движения». Все в одном экземпляре, но пока больше и не нужно — кинопроизводство в Грузии далеко не на подъеме. «Мы как студия сейчас кино не снимаем. Но оказываем услуги. А вообще грузинский фильм стоит мало — бюджеты у нас по 500 тысяч лари (примерно 300 тысяч долларов) и меньше. Как правило, это господдержка. Этим занимается национальный киноцентр, там рассматривают проекты и выделяют деньги. Окупить такой бюджет в прокате вполне возможно — грузины хотят смотреть грузинское кино. Но к нам сейчас из Индии часто кинематографисты приезжают, присматриваются, договоры о сотрудничестве готовят. Производство у нас дешевое, к тому же в Грузии сразу пять климатических зон есть — несколько часов, и ты уже в Альпах или в субтропиках».
- Итоги № 50 (2013) - Итоги Итоги - Публицистика
- Итоги № 8 (2014) - Итоги Итоги - Публицистика
- Итоги № 35 (2013) - Итоги Итоги - Публицистика
- Итоги № 3 (2012) - Итоги Итоги - Публицистика
- Итоги № 40 (2012) - Итоги Итоги - Публицистика