Читать интересную книгу Не сотвори себе кумира - Аркадий Галинский

На страницах малоизвестного издания публиковалась и серия статей Леонтьева навстречу лондонскому чемпионату мира 1966 года. В них указывалось, в частности, что игра сборной СССР может быть усилена (отчего возрастут, следовательно, и ее спортивные шансы) за счет одного лишь отказа от заигрываний с бразильской системой. В последний момент, как известно, футболисты сборной СССР именно так и поступили. И впервые в истории своего участия в мировых чемпионатах вышли в полуфинал.

Леонтьев оказался прав. Впервые ли? Наших же «бразильцев» подобный оборот событий расстроил не на шутку. «Четвертое место на последнем чемпионате мира весьма парадоксально, — утверждал Филатов, — если отдать себе отчет в том, что команда играла не лучшим образом». «Все, кто был в Англии, — вторил ему Мержанов, — видели, какой невысокий класс игры по сравнению с предыдущими чемпионатами показала наша команда». «По сравнению с предыдущими чемпионатами...» Но, во-первых, кроме нескольких спортивных журналистов и небольшой группы туристов, никто у нас больше игр шведского и чилийского чемпионатов мира не видел. И достоверно советским любителям футбола было известно лишь то, что в обоих случаях наша сборная далее четвертьфинала пробиться не смогла. И что ее выступления в Швеции и Чили расценивались в равной степени и прессой того времени, и спортивными организациями как крайне слабые, неудачные. Для чего же противопоставлять их четвертому месту, выигранному сборной СССР в Лондоне, считать его «парадоксальным»? И не справедливей ля было бы в этом случае предоставить в «Советском спорте» или «Футболе» слово для подведения итогов лондонского чемпионата тому, кто был и дальновидней и объективней?

Впрочем, неверным было бы сделать вывод, что большинство статей Леонтьева видело свет лишь в малоизвестных изданиях. Отнюдь нет. Его статьи охотно печатали и печатают многие популярные газеты и журналы. Переводят их подчас и за рубежом — главным образом в специальных изданиях. И не мудрено: ведь Леонтьев не просто спортивный журналист, но и подлинный специалист футбола. Ему не чужды в нем и вопросы теории, в равной степени касающиеся тактики, техники, методики тренировки. Из журналистов футбола всерьез вторгается в эти области, пожалуй, он один. И пользуется уважением среди методистов. Не говорю уж среди игроков и тренеров. И несмотря на то, что московский «Спартак» для него лишь одна из команд, Леонтьев и в ней наиболее авторитетный из футбольных журналистов. «Он и сейчас по-прежнему храбр», — пишет о нем «спартаковец из спартаковцев» Николай Старостин. «В журналистике, как и в игре, он все время ищет, пишет азартно и принципиально» — это слова другого знаменитого спартаковца — вратаря Анатолия Акимова.

Помню, как-то я прослышал, что Леонтьев заканчивает книгу о футболе, и при встрече с ним осведомился об этом.

— Книгу пишу, говорят? — спросил он. — Нет, это неверно. Неправда. До книги мне, знаете, еще очень далеко.

Это было сказано серьезно, твердо, и я подумал, что иным авторам футбольных книг-скороспелок было бы не слишком приятно услышать такое признание.

Впрочем, книги книгам рознь. И тот, кто интересуется литературой о спорте, вряд ли прошел мимо книги Дмитрия Урнова «По словам лошади»[19], вышедшей в 1969 году. Да и критика встретила ее приветственно, обещая долгую жизнь. Мне же хотелось добавить, что книге этой, быть может, суждено не только доставлять читателям, вне зависимости от того, интересуются они конным спортом или нет, удовольствие, но и сыграть определенную роль в становлении наших молодых спортивных журналистов. В том случае, разумеется, если они правильно поймут ее уроки. Ибо книгу Урнова отличает прежде всего то, в чем наша спортивная журналистика нуждается, подчас того сама не сознавая, особенно остро. Я имею в виду широкую образованность автора и превосходное ощущение им всей множественности проявлений, которыми спорт связан с культурной, литературной, словом, вообще духовной жизнью стран и народов.

Позвольте, подумает человек сведущий, но ведь книга Урнова принадлежит к литературе иппической (от греческого hippos — лошадь), а «о лошадях всегда писали люди, известные широтой своих интересов, эрудицией, тонким пониманием прекрасного», как справедливо отмечал один из рецензентов книги Урнова, не забыв, естественно, упомянуть, что «этому жанру отдали в свое время дань Шекспир, Пушкин, Лев Толстой, Голсуорси, Куприн». Само слово «жанр» тут, правда, оговорка, поскольку иппическая литература — это в равной степени строки из стихов и поэм и целые стихотворения, посвященные лошадям; отдельные места из прозаических и драматических произведений и, так сказать, произведения иппические целиком, как «Холстомер», «Изумруд» и др. Не исключить из нее и древнейшее наставление «Гиппика и Гиппарх» Ксенофонта, а коли так, то и многие другие превосходно написанные наставления и книги о верховой езде и тренировке.

К иппической литературе от начала до конца принадлежит и «необычная по своему стилю и композиции», как было замечено критикой, книга Урнова. В издательском предисловии, впрочем, она именуется повестью. Однако вряд ли это так. «По словам лошади» — скорее всего эссе, действительно эссе без всяких скидок и кавычек, ибо перед читателями его разворачиваются, в сущности, свободные размышления на заданную тему с привлечением литературных, философских, исторических, научных ассоциаций. И наконец — с упоминанием фактов собственной жизни, что, вероятно, и побудило издательство рассматривать это произведение как повесть автобиографического характера. «Когда мы впервые прочли рукопись, — говорится в предисловии, — то уверились в том, что писали ее двое: профессиональный литератор и профессиональный конник, настолько велико было знание предмета, и настолько свободен и безупречен язык повести. Мы ошиблись. Дмитрий Урнов действительно профессиональный литератор, но конник он лишь в свободное от работы время. У него вышло не одно исследование о Шекспире и его творчестве, однако за рубеж он выезжал и в качестве наездника с нашими конно-спортивными делегациями».

Однако у нас разговор другой — о пользе книги Урнова для начинающих спортивных журналистов, об ее уроках. И приводимый далее отрывок из нее способен, мне думается, сообщить в этом смысле гораздо больше, нежели любые рассуждения о необходимости синтеза литературной и профессионально-спортивной квалификаций. Оговорюсь лишь, что отрывок из книги «По словам лошади» взят мною едва ли не наугад: единственным мерилом тут была некоторая приближенность к нашей теме.

«Поехали покупать лошадь. Дело получилось так. В «Лесных полянах» под Москвой, в совхозе историческом — самом первом, была племенная конеферма. Рысаки «Лесных полян» с удачей бегали на разных ипподромах. Но вот энтузиаст тренер Алексей Белага скончался, совхоз принял с некоторых пор слишком специализированное направление, и ферма перестала существовать. Однажды, очутившись неподалеку от «Лесных полян», решил я туда заглянуть и узнать, не осталось ли лошадей Белаги. Ведь производителем у него стоял Гагач, победитель Всесоюзного приза, а главное, последний сын Гильдейца, то есть прямой отпрыск одной из самых ценных линий в нашем коневодстве.

Конюх на рабочей конюшне оказался любителем и сразу сказал:

— Есть одна кобылка трех лет от Гагача. И заниматься с ней совершенно некому. Ведь нам она не подходит.

Я рассказал об этом в Москве директору ипподрома. На другой же день он собрался ехать. Линия Гильдейца не шутка! Хотя директор сам был знатоком и купил за свою жизнь не одну сотню лошадей, на этот раз он пригласил с собой двух выдающихся наездников. Когда я прибыл к нему в кабинет, где чувствовался азарт от предстоящей поездки, знаменитые тренеры сидели в углу и толковали между собой, совершенно безучастные ко всему окружающему. Безучастность они сохранили и по пути, в машине, и столь же равнодушны остались они, когда мы достигли «Лесных полян» и стали смотреть на лошадь. Наездники-то ее, собственно, и не смотрели. То есть не обращали на нее никакого внимания в том смысле, как я этого ожидал.

Мне очень хотелось видеть, как будут лазить в рот и проверять по зубам возраст, щупать ноги, пробовать на ходу и т. п. Нет, знаменитые мастера не только не стали делать этого, но даже вовсе не подошли к гнеденькой кобылке. Пока мы возились с ней, надевали недоуздок, выводили из денника во двор, они, как и в директорском кабинете, держались в стороне, продолжая свою беседу. Они даже повернулись ко всем нам спиной, и один, поковыривая носком сапога камешек, говорил что-то другому.

Директор расспрашивал конюха, а я все ждал, когда же он обратится к наездникам, чтобы они осмотрели лошадь. Вместо этого директор, подойдя к ним, осторожно спросил:

— Можно заводить?