сочувствия по отношению к женщинам, и представление о том, что они имеют право на любовь, которую они вряд ли получат в браке по расчету (каковым с большой вероятностью и являлся брак между молодой женщиной и стариком).
В «Кентерберийских рассказах» Чосера мы несколько раз встречаем довольно сочувственное отношение к прелюбодейкам. В пример можно привести сюжет о Мае и Януарии из «Рассказа купца», где старик выставляет себя на посмешище тем, что женится на молодой женщине. Ее он совершенно не привлекает, что вполне можно понять:
Бог ведает, что ощущала Мая,Его в одной сорочке созерцаяИ в колпаке ночном. Я убежден,Что ей не по душе пришелся он[144].
Мая заводит молодого любовника. Языческие боги Плутон и Прозерпина наблюдают, как они занимаются сексом на груше в присутствии ослепшего Януария. Плутон возвращает Януарию зрение, чтобы он мог увидеть, чем занимается его жена, но Прозерпина дарует Мае находчивость, чтобы она могла объяснить ситуацию и выйти сухой из воды. История должна была насмешить читателей, и ее целью не было оправдать прелюбодеяние аристократок, однако она подразумевает, что если старик женится на молодой женщине, он сам напрашивается на неприятности – не потому, что молодые женщины особенно порочны, но потому, что похотливые старики, которые считают, что могут удовлетворить жену, смешны и нелепы.
Похожий сюжет описан в «Рассказе мельника», где молодая жена по имени Алисон выставляет дураком своего мужа-плотника. Алисон заводит роман с молодым школяром, который проживает в их доме. Школяр убеждает старика в том, что грядет потоп, и в назначенный час все трое прячутся в бадьях, подвешенных к потолку. Алисон и школяр, Николас, тихонько сбегают из бадей и проводят ночь вместе. Хотя история очевидно высмеивает мужа-рогоносца, школяру тоже перепадает. Другой воздыхатель, Абсолон, поет под окнами и молит Алисон о поцелуе. Она выставляет в окно зад, так что он целует его, а не губы. Когда он понимает, что произошло, он бежит к кузнецу за раскаленным сошником плуга. Вернувшись, он молит о новом поцелуе. На этот раз свой зад для поцелуя выставляет Николас, который в итоге получает ожог; муж же получает травмы, когда он слышат крики Николаса насчет воды и, решив, что наконец-то настал потоп, срезает веревки, за которые бадья была подвешена к потолку, а Абсолон унижен поцелуем. Только одна Алисон выходит сухой из воды – если только не считать ее запятнанную честь.
Старым дуракомЕго считали в городе потом.…Так плотника красивая женаБыла студентом сим соблазнена;Так был красавчик юный АбсолонВ своей назойливости посрамлен:Во тьме облобызал ее «глазок»,А Николасу задницу прижег.Вам избежать такой судьбы желаюИ с Божьей помощью рассказ кончаю[145].
Вряд ли читатель должен был восхищаться Алисон, но этот рассказ и не пускается в чтение моралей о том, что изменниц обязательно постигнет наказание. Алисон молода и красива, и именно такого поведения от нее и можно ожидать.
В литературе прелюбодейкам симпатизируем, но мы не знаем, насколько эти симпатии превращались в снисходительное отношение на практике: гнева в адрес изменниц тоже встречается немало. Так как прелюбодеяние – это смертный грех, в нем необходимо было исповедаться и покаяться. После того, как в 1215 году Четвертый Латеранский собор потребовал от всех христиан хотя бы раз в год являться на исповедь, сформировался крупный корпус текстов, которые наставляли исповедников и предоставляли для них сюжеты, которые можно было использовать на проповедях, чтобы подтолкнуть прихожан к исповеди. Хотя церковь очевидно не оправдывала прелюбодеек, священники должны были хранить тайну исповеди. Это могло вызвать проблемы, если женщина признавалась в прелюбодеянии: исповедник должен был наложить на нее суровую епитимью, но не такую, чтобы ее мужу стало ясно, что она совершила серьезный грех. Это требовало определенной изобретательности со стороны исповедника, но сам факт того, что это требовалось, указывает на реальный интерес в том, чтобы прелюбодеи покаялись, а это было возможно, только если супруг не будет знать о грехе жены. Многие exempla указывали, что грех прелюбодеяния можно загладить исповедью, искренним покаянием и епитимьей. Чтобы подчеркнуть силу исповеди, нужно было привести в пример самый тяжелый грех, и таким грехом зачастую было женское прелюбодеяние.
Пусть на исповеди к прелюбодеянию относились с некоторой долей сочувствия, в церковных судах ее рассматривали более сурово – и это показывает, насколько трудно говорить о «позиции церкви», не говоря уже о «средневековом отношении» к чему-либо. Священники выступали в роли учителей, а также судили грехи и поддерживали общественный и моральный порядок, но чаще всего эти роли играли разные люди, и их цели и задачи могли быть совершенно разными.
Сексуальная активность незамужних женщин
Ограничения на поведение незамужних женщин были не такими суровыми, как для замужних. В некоторых социальных группах – например, среди аристократов – девственность дочери могла быть важной для заключения выгодного брака, и социальные элиты евреев и мусульман также могли следить за целомудрием своих незамужних дочерей. Однако на других уровнях христианского общества секс до брака или то, что называлось «простой блуд» между незамужней женщиной и неженатым мужчиной, был довольно распространен. Это не значит, что его легко принимали: во многом наши знания основаны на судебных протоколах позднего Средневековья, где зафиксированы соответствующие штрафы, а о более ранних периодах у нас меньше данных. Тем не менее секс до брака в этих слоях никоим образом не был чем-то возмутительным.
Однако во многих случаях именно на женщину падала основная тяжесть наказания. В Англии в период Высокого Средневековья вилланство (зависимый статус крестьянина) характеризовалось выплатой «лейрвайта». Такой штраф выплачивала незамужняя крестьянка, которая вступала в сексуальную активность; для ее партнера аналогичного штрафа не существовало. Тот факт, что штрафовали только женщин, мог быть связан с тем, насколько легко было собрать доказательства: если незамужняя женщина забеременела, то ее грех очевиден, но с мужчиной все обстоит намного сложнее. Этот штраф мог быть введен, с тем чтобы не поощрять рождение внебрачных детей, которые были дополнительной нагрузкой на сообщество, но он также мог отражать отношение к сексуальности – или фертильности – зависимых вилланок как собственности землевладельца: если собственность была взята без спроса, за это следует выплатить компенсацию. В этом смысле женщина платила за независимый выбор. Джудит Беннет предположила, что в лейрвайте господин брал долю того, что он рассматривал как прибыль от блуда. Средневековые люди часто полагали, что женщины, когда за ними ухаживают, получают подарки (если не прямую плату за секс), и что такие подарки подталкивали женщин к недозволенным сексуальным отношениям. Землевладелец мог только требовать свою долю дохода принадлежащей ему крестьянки. Лейрвайт совершенно точно не являлся отражением права первой ночи – права господина на секс с невестой в ее первую брачную ночь. У