— Тогда вы вполне можете добраться до клиники своим ходом, — посоветовали ему.
Но самая главная подстава ждала Руса уже в больнице…
Один из врачей, который должен был ассистировать во время Олиной операции, показался Русу смутно знакомым, но (видимо, от растерянности и шока) он не сразу сообразил, где мог его раньше видеть. И только когда тот, расспрашивая Руса о том, как это всё случилось, вдруг обронил: “Мы с Ольгой старые знакомые” — его как будто громом ударило. Господи ты боже мой, да ведь это тот самый блондинчик с рождественской фотки!
Рус начал безудержно хохотать и никак не мог остановиться: всё происходящее казалось ему дико забавным, словно в мексиканском сериале, которые обожала его бабушка… В итоге ему вкатили что-то успокоительное.
— Возьмите себя в руки, — сказал блондин, на бейдже которого можно было прочесть “доктор Брэндон Сандерс”. — Мы предпринимаем всё, от нас зависящее.
— У неё нет страховки, — счёл своим долгом предупредить Рус.
Лоб доктора Сандерса пересекла озабоченная морщинка.
— Но я всё оплачу, — заверил Рус поспешно. — Пожалуйста, сделайте всё возможное и… невозможное тоже.
— Всё сделаем, — коротко пообещал доктор. — Не волнуйтесь.
Затем — часы ожидания, когда он мерил шагами больничный холл — туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда…
Рус видел, как Олю привезли из операционной на каталке в реанимационную палату. Он буквально прилип к застеклённой двери, жадно вглядываясь в Олино бескровное лицо.
— Живи, только живи, моя девочка, — бессознательно шептал он.
Он не знал, сколько прошло времени. Просто стоял и смотрел на неё, боясь разорвать этот зрительный контакт. Опомнился лишь тогда, когда доктор Сандерс похлопал его по плечу.
— С ней всё будет в порядке, — уверенно сказал он. — Она проспит ещё несколько часов. Вам самому сейчас следует расслабиться и отдохнуть. Не хотите выпить кофе в кафетерии и съесть что-нибудь? У меня как раз обеденный перерыв.
Сама мысль о еде вызывала тошноту, но торчать здесь и сходить с ума тоже не было больше сил.
— Кофе можно, — согласился он нехотя.
Доктор Сандерс окинул его внимательным взором, затем кивнул:
— Пойдёмте.
Они сидели за столом в кафетерии и исподтишка рассматривали друг друга.
Мужчины всегда чувствуют такие вещи — Рус понимал, что этот самый обаятельный-доктор-мать-его-Сандерс спал с Олей, а доктор Сандерс понимал, что Рус это понимает.
Бывший смотрел на нынешнего, нынешний — на бывшего: изучающе, настороженно, ревниво, недоверчиво… но, впрочем, без явной агрессии или враждебности. Делить им сейчас было нечего. Ведь нечего же? Если окажется, что докторишка до сих пор испытывает к Оле какие-то чувства, то это будет как минимум… смешно.
— Доктор Сандерс… — начал было Рус, но тот очаровательно улыбнулся типичной американской белозубой улыбкой:
— Можно просто Брэндон. Я пока здесь небольшая шишка, всего лишь младший ординатор.
Ну, Брэндон так Брэндон.
— Тогда и ты зови меня… Руслан, — к обращению “мистер” Рус тоже как-то не особо привык.
— Хорошо, Руслан, — произнёс тот с явным ударением на “у”. — Давай сразу проясним всё, что осталось недоговорённым. Мы познакомились с Ольгой, когда она училась по обмену в местной школе и жила в доме моих родителей. Ты же в курсе этой детали её биографии?
Рус кивнул.
— Что она приехала в США по программе культурного обмена? Да, я знаю.
— О`кей… — Брэндон побарабанил пальцами по столу. — А то, что Ольга после завершения программы не вернулась в Россию, а тайно осталась в стране, тебе тоже известно?
— Тайно — имеешь в виду нелегально? — усмехнулся Рус. — Давай уж называть вещи своими именами. Да, я и об этом знаю.
Брэндон уставился на него с любопытством.
— Ты тоже нелегал, что ли? Да не бойся, я никому вас не сдам.
— У меня с документами всё в порядке, — Рус покачал головой. — Я турист, виза действующая.
— А как давно вы с Ольгой знакомы? Я имею в виду… статус ваших отношений. Извини, если это слишком личный вопрос, — добавил он негромко.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я её люблю, — отозвался Рус.
— Ясно, — Брэндон кивнул и некоторое время задумчиво гонял вилку в своём салате туда-сюда, хотя Рус готов был поклясться: ничего ему не ясно, только ещё больше запутался.
— Она планирует возвращаться в Россию? — осторожно спросил он наконец.
Это была неприятная, болезненная тема. Рус поморщился, слово у него резко заныл зуб, и покачал головой:
— Насколько мне известно, нет.
— Слушай, но… это же полное безумие. Как она живёт? Нелегально, без документов, без медицинской страховки… чем она вообще здесь занимается?
— Я же сказал по поводу страховки, что всё оплачу.
— Да отстань ты со своим “оплачу”, вот заладил, — Брэндон с досадой поморщился. — Речь не об этом.
— Ну, как-то… приспособилась за год, — уклончиво отозвался Рус. — Ей же не на кого было рассчитывать, только на собственные силы. Она здесь совсем одна.
— Эй, чувак, мне показалось, или ты произнёс это с укором? — подозрительно осведомился Брэндон. — Хочешь сказать, что моя семья от неё отвернулась?
— Я этого не говорил.
— Да ты не представляешь, сколько у нас потом было неприятностей! — Брэндон заметно разнервничался. — Мать с отцом затаскали по различным инстанциям, даже в полицию несколько раз вызывали, прежде чем им удалось худо-бедно доказать, что они непричастны к её исчезновению. И то — лишь благодаря камерам наблюдения в аэропорту, которые подтвердили всё, что мы говорили. А её отец в России совсем с катушек слетел…
— Отчим, — машинально поправил Рус.
— Что? — не понял Брэндон.
— Отчим, говорю. Он ей не отец. И вообще… та ещё гнида.
— Оно и видно, — выдохнул собеседник с отвращением. — Он нам тут такую весёлую жизнь устроил… Звонил, угрожал международным скандалом, клялся, что всех засадит, обвинял в том, что мы похитили Ольгу, чуть ли не убили и расчленили… никак не мог поверить и принять то, что она сама не захотела возвращаться и ловко обвела всех вокруг пальца. Если бы не ковид, он бы лично сюда прилетел и перестрелял нас всех, я в этом абсолютно уверен.
— Твоя семья до сих пор ей этого не простила? — поинтересовался Рус.
— Мама очень обижена, — кивнул Брэндон, — но будь я проклят, если её можно за это винить. Знаешь, она имеет право обижаться.
— Пожалуй, — вздохнул Рус.
— Отец уже отошёл. Даже искренне переживал за Ольгу — как она, где, что с ней. Сёстры — те вообще по ней скучают. Они успели с ней неплохо подружиться.
— А ты? — поколебавшись, спросил Рус.
— Что — я? — Брэндону явно стало неловко.
— Что ты почувствовал, когда узнал, что она осталась в Америке? — Рус пристально и серьёзно смотрел ему в глаза, сам не зная, какой ответ хочет сейчас услышать.
42
Секунда бежала за секундой, пока Рус буравил его испытывающим взглядом. Наконец Брэндон криво усмехнулся.
— Считаешь, что я тоже предпочёл отмахнуться и забыть?
— Я просто… пытаюсь понять. Да, её выходка морально очень ударила по вашей семье, не спорю. Но неужели… неужели же Ольга была настолько никем для вас всех, что вы просто приняли её побег как данность и успокоились на этом?
— Слушай, ты, добрый самаритянин, — лицо Брэндона помрачнело. — Это был её личный выбор, не надо перекладывать с больной головы на здоровую. В чём наша вина или ответственность? Ну, захотелось ей остаться в Америке любой ценой — почему мы должны были отдуваться за эту её прихоть?
— Прихоть?.. Остаться в Америке любой ценой?.. — Рус усмехнулся. — Да не в этом дело. Главное было не “остаться”, а “не возвращаться”. Она предпочла бы умереть, чем снова очутиться в том аду, из которого сбежала. Я думал, тебе это известно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Брэндон пожал плечами.
— Ольга никогда особо не откровенничала о личном.