Разве сама гротескность, немыслимая «нахальность» предположений спикера Минобороны не служит знаком того, что высказывающийся вовсе не пытается монополизировать «право на правду», заменить чужую версию истории альтернативной своей – но всего лишь отправляет адресатам психологический импульс, сигнал о том, что его противник страшен, но не всесилен. Шутка – не просто способ «счихнуть» серьезность ситуации, она еще и антидот от искусственной хаотизации, подразумевающий: у нас ваш механизм реализации деструктивного сценария не работает, ваши инструменты внешнего управления – например, свободные выборы, пресса, неподцензурные соцсети – выглядят смешно, нелепо. И раз уж организация, которой положено шутить в этом мире последней, все-таки перешла рубикон, следовательно, у нее были на то основания, она действительно знает, что делает, – делает нахально, но и одновременно вежливо.
Разумеется, шутки, даже самые остроумные, – ничто, мелочь, червяк в тарелке.
Но история учит нас: бывает, ничтожный червяк в тарелке запускает цепную реакцию, приводящую к крупным политическим изменениям. Авось «западные партнеры» обнаружат этого червяка – и напишут о нем в своем Твиттере. С соответствующими последствиями.
Площадь Иличевского
– А давайте, – предлагаю я – наполовину в шутку, с интонацией Соломина-Ватсона, зовущего Баскервиля – Михалкову отправиться в Гримпенскую трясину на поиски беглого каторжника, – найдем ее.
– Давайте. – Иличевский абсолютно серьезен. – Но с ней тяжело говорить. Можно только посмотреть.
Ну, хотя бы посмотреть. Высокая, фигуристая, нестарая, у нее плечевой тик, она подбирает чеки в продуктовых магазинах, чтобы потом считать в столбик, это необходимо ей для развития памяти, так как она страдает расстройством внимания; однажды, когда она работала в зоопарке, она спрятала отложенные на съем квартиры деньги в клетке медведицы, а когда та умерла, забыла о них; любит носить оранжевые жилетки, как у рабочих-путейцев.
Таинственная красивая бомжиха, в которую тайно влюблен главный герой «Матисса», гениальный физик Королев, курсирует где-то рядом – по Пушкинской, по Пресне, по Садовому, не сама Надя, конечно, но ее прототип, и я бы дорого отдал, чтобы увидеть эту женщину, без которой не было бы этого романа. По правде говоря, я рассчитываю на что-то вроде очной ставки: она его узнает? как он с ней поздоровается? он – если Королев это он, Иличевский, – правда был тайно влюблен в нее? Интересно, как они познакомились?
Кстати, спрашиваю, а правда, что, когда вы едете в поезде, то обходите весь вагон с предложением сыграть партию в шахматы, в надежде вытянуть из кого-нибудь любопытную историю? Ну как, откуда знаю, у вас же и вычитал про кого-то из героев.
– Да, правда. По крайней мере, когда мы с отцом ездили в Баку, – Иличевский родился в Сумгаите и провел в Азербайджане все детство, – всегда возили с собой шахматы, и несколько раз люди даже начинали настораживаться, почему это мальчик так любопытен.
– Вообще, это такое писательское дело – любопытство, – пытаюсь разговорить Иличевского. – У меня нет ни одного знакомого писателя, который, сидя где-нибудь в общественном месте, не начинал бы подслушивать чужие разговоры.
Иличевский легко ведется.
– Это безумно интересно – раз, и, во-вторых, есть еще вариант – подсматривание в окна. Этим страдал Гроссман. Липкин вспоминает, как они ходили в районе Беговой, и Гроссман, к его ужасу, все время подглядывал в окна полуподвальных квартир.
Половина романа «Ай-Петри», между прочим, – это история про то, как герой влюбляется в девушку, хозяйку гигантского волкодава, подглядывая за ней в телескоп.
– Для того чтобы подглядеть жизнь, нужно научиться быть невидимкой. Я в студенческие времена так немножко практиковался: ходил по пасмурной Москве и представлял, что я невидимка. Моя задача была в течение пятнадцати минут пройти по Тверской так, чтобы на меня не обратил внимания ни один человек. Мне казалось, что, когда наблюдатель растворяется, чистота эксперимента наивысшая.
Обычно житель города на воздухе бомжей просто не замечает, и в этом смысле лучшие невидимки – и наблюдатели – как раз бомжи. В этом смысле у Нади больше шансов найти нас, чем у нас – ее. Где мы будем ее искать? Максимальная вероятность встретить ее вечером в районе Пушкинской; степень этой вероятности Иличевский оценивает в тридцать процентов. Герои Иличевского одержимы подсчетами. «Я посчитал, прикинул, сколько же в дельте комаров, исходя из одной штуки на пять литров воздуха. Получилось, что никак не меньше двухсот тысяч тонн – чуть ли не сотня километровых железнодорожных составов прессованных комаров» («Ай-Петри»). Очень странное развлечение – нет?
– Вполне естественное: если заедают, их нужно осмыслить, а осмыслить можно пересчетом.
Иличевский на самом деле не математик, а физик, специалист по теории твердого тела и теории поля. Сначала он учился в физматшколе имени Колмогорова, затем в так называемой теоретической группе, элитном подразделении физтеха. Как он туда попал? Требовалось сдать неформальный экзамен – теоретический минимум по квантовой механике. Что это значит? Значит, что следовало быть знакомым с третьим томом «Курса теоретической физики» Ландау – Лифшица и знать назубок все задачи, которые там предлагались.
– И какие, например?
– Ну, например, задача о квантовых уровнях в сильном и слабом магнитном поле: посчитать двухмерную ситуацию – как располагаются квантовые уровни при условии, что поле слабое и поле сильное.
– Что значит «как располагаются»? Криво, прямо?
– Да нет, не «криво-прямо», а вычислить: если бросить заряженную частицу в двухмерную ситуацию, в плоскость, которая пронизана сильным или слабым магнитным полем, то как зафиксировать ее энергетический уровень в том или ином случае.
* * *
«Матисс» – один из самых «московских» романов во всей русской литературе: это целая энциклопедия – причем Москвы потаенной, проигнорированной авторами путеводителей; главы про экспедиции героя в секретное метро, про усадьбу Института теоретической физики в Черемушках, про здание Академии наук, про Пресню могут быть оценены в диапазоне от «захватывающе» до «сенсационно». «Живой» Иличевский не менее неутомимый рассказчик. Как, а вернее где, проникнуть в секретное метро?
– Нет, здесь не получится, но был один такой двор в районе Солянки, помните, в «Брате-2» погоня по подворотням, которая на самом деле – цитата из «Покровских ворот». Вот там. А во-он там, видите, Краснопресненские бани, где на выходе убили Квантришвили.
На Малой Грузинской Иличевский указывает на дом-теремок, Музей Тимирязева:
– Вот здесь происходит первая сцена «Матисса».
Первая сцена – это когда главный герой Королев, пока еще «дремлющий», лоботомированный эпохой и неудачными обстоятельствами координатор торгово-закупочной фирмы, ползет в пробке и наблюдает, как мальчишки-беспризорники травят пару бомжей, что иногда спят у него в подъезде, – Вадю и Надю.
– Раньше, – замечает Иличевский, – это был дом Щукина, брата того самого, купца-коллекционера, и именно сюда, в гости, приезжал в 1911 году Матисс.
«Матисс» начинается с того места, где был Матисс; в романе, правда, ничего об этом не сказано, там вообще ничего не объясняется: сказано, что Матисс любимый художник главного героя, раз или два ему снятся картины, и однажды он видит человека, похожего на Матисса, всё.
Может быть, когда-то здесь в самом деле брел бомж, поразительно похожий на Пушкина с портрета Кипренского, в сопровождении своей подруги с волосами, кишащими блохами; но сейчас здесь нет никого, кроме писателя с царскосельско-лицейской фамилией.
Поехали дальше.
О чем бы ни рассказывал Иличевский, рано или поздно он съезжает на планирование маршрутов предстоящих путешествий. В первую нашу встречу он собирался в Монголию, во вторую – в Иран, в третью – тоже в Иран, но через Азербайджан и Туркмению, с Каспия. Такое ощущение, что если бы не работа – будущий фигурант учебников литературы служит на радио «Свобода», скромно сообщая о себе, что занимает некую «полутехническую должность», – все эти точки были бы объезжены-обжиты в один присест.
– Ты настраиваешься, выставляешь такую антенну интуиции, которая улавливает впереди тебя какие-то провокативные вещи, которые могли бы тебя завести на какие-то смыслы. Я очень долго и регулярно ездил в Астраханскую область – у меня была идея добраться до Каспия. Естественно, я понимал, что добраться невозможно, но не оставлял попытки распутать дельту на байдарках.
– А что значит – невозможно добраться из Волги в Каспийское море?
– Трудно своим ходом. Ну, то есть можно воспользоваться прокопанным каналом. А вот чтобы из Ахтубы выйти в море через заповедник… Насыщенность лабиринта такова, что в нем вязнешь всегда, даже при наличии спутникового сопроводительного прибора. Дельта, она живая, она каждый год меняет свою проходимость, там могут меняться направления течения в протоках.