Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как думаешь, чем мы занимаемся в последнее время? Представь себе, строим конюшню. Каллингворт возжелал, чтобы и на работе у него была конюшня, хотя, мне кажется, она нужна ему не столько для лошадей, сколько для пациентов. Конечно же, он решил, что мы можем сами ее построить. Чем мы и занялись – он, я, миссис Каллингворт и конюх с женой. Мы вырыли котлован под фундамент, на телеге привезли кирпичей, изготовили строительный раствор, и, похоже, у нас совсем неплохо получается. Кладка не такая ровная, как хотелось бы, и, если бы я был лошадью, я бы поостерегся чесать бока о стены, но в целом, когда все будет закончено, постройка наша вполне сможет защитить от ветра и дождя. Каллингворт подумывает о том, чтобы построить новый дом и для нас самих, но, поскольку в нашем распоряжении уже и так три больших здания, срочной надобности в этом нет.
Кстати, о лошадях: на днях у нас приключилась одна история. Каллингворт вбил себе в голову, что ему нужна первоклассная верховая лошадь, и, поскольку ни одна из тех лошадей, которые у него уже есть, его не удовлетворила, он нанял торговца лошадьми, чтобы тот подыскал хорошего скакуна. Этот человек сказал, что знает одного офицера в местном гарнизоне, который как раз продает свою лошадь. Он не стал скрывать того, что офицер этот хочет избавиться от лошади по той причине, что считает ее опасной, однако добавил, что капитан Лукас отдал за нее сто пятьдесят фунтов, но готов уступить за семьдесят. Это привело Каллингворта в восторг, он тут же распорядился оседлать животное и привести к нему. Это было изумительно красивое создание: угольно-черное, с великолепной шеей и плечами, только неприятный взгляд и немного наклоненные уши выдавали его норовистый характер. Торговец сказал, что наш двор слишком мал для того, чтобы испытать лошадь, но Каллингворт, не слушая его, взобрался в седло и ударом костяной рукоятки хлыста между ушей лошади дал понять, что покупает ее. Не знаю, хватит ли у меня слов описать то, что происходило следующие десять минут. Лошадь полностью оправдала свою репутацию, эта бестия перепробовала все: срывалась с места вперед, потом пятилась, шла боком, поднималась на передние ноги и вставала на дыбы, гнула спину, прыгала, взбрыкивала и лягалась, но Каллингворт, хоть и не был хорошим наездником, вцепился в нее, как клещ. Сидел он то на загривке, то на крупе, но только не в седле. Почти сразу он потерял оба стремени, ноги его подогнулись, а каблуки глубоко вонзились между ребер животного. Руками он хватался за все, что появлялось у него перед глазами: за гриву, за седло, за уши, и все же хлыста не выпустил, и каждый раз, когда лошадь начинала успокаиваться, снова бил ее между ушей. Я думаю, что таким образом он хотел сломить ее дух, но задача эта оказалась ему не под силу. В конце концов животное собрало все четыре ноги вместе, нагнуло голову, выгнуло спину, как зевающая кошка, и три раза высоко подпрыгнуло. Во время первого прыжка колени Каллингворта взлетели над седлом, во время второго он еще кое-как удержался лодыжками, а во время третьего полетел вперед, как камень, выпущенный из пращи, и, лишь благодаря счастливому случаю разминувшись с каменным выступом вверху стены, ударился головой о железный столб, к которому крепилась сетка, после чего с глухим звуком шлепнулся на землю. Однако тут же вскочил и, не обращая внимания на кровь, заструившуюся по лицу, бросился в недостроенную конюшню, схватил топор и с ревом ринулся на лошадь. Я схватил его за полу плаща и неимоверным усилием смог ненадолго задержать. Этого времени хватило побледневшему как мел торговцу, чтобы вместе с лошадью убежать с нашего двора на улицу. Каллингворт вырвался из моих рук и, изрыгая какие-то неразборчивые проклятия, с залитым кровью лицом, размахивая над головой топором, помчался в погоню. Более демонического вида существа в своей жизни я еще не видел. К счастью, барышник сразу же взял хороший старт, так что Каллингворта удалось уговорить вернуться и умыться. Мы перевязали ему голову и выяснили, что рана оказалась неглубокой. Больше пострадал не он сам, а его самомнение. Я почти уверен, что он готов был не пожалеть семидесяти фунтов за то, чтобы дать волю своему безумному гневу и расквитаться с непокорным животным.
Мне кажется, тебя должно удивлять то, что я так много внимания уделяю этому человеку и почти ничего не рассказываю о ком-нибудь еще. Дело в том, что я больше никого и не знаю, мой круг общения ограничивается моими пациентами, Каллингвортом и его женой. Они ни к кому не ходят в гости, и никто не приходит к ним. То, что я живу с ними, сделало и меня изгоем в среде местных врачей, хотя сам я не делаю ничего, что могло бы показаться им предосудительным. Зато недавно я встретил на улице – кого бы ты думал? Макфарлейнов, которых ты должен помнить по Линлитгоу. Когда-то по глупости своей я сделал Мэйми Макфарлейн предложение, но она, проявив достаточно здравого смысла, ответила мне отказом. Если честно, я даже не могу себе представить, как бы я сейчас жил, если бы она тогда приняла мое предложение. Было это три года назад, а сейчас я связан по рукам и ногам и не готов к семейной жизни даже больше, чем тогда. Впрочем, нет никакого смысла мечтать о том, что никогда не будет твоим, и я не хочу никому жаловаться, но все-таки жизнь – ужасно унылая и безотрадная штука для человека, когда рядом с ним нет родной души. Что заставляет меня сейчас сидеть, смотреть на звезды и писать тебе это письмо, если не желание почувствовать понимание и близость по духу? И ты даешь мне это ощущение в той мере, в которой это доступно между друзьями… И все же моя душа наделена такими гранями, которые не доступны пониманию ни жены, ни друга, ни кого-либо другого. Если хочешь идти своей собственной дорогой, будь готов к тому, что ты будешь идти по ней один.
Надо же! Оказывается, уже скоро утро, а у меня сна ни в одном глазу. Сейчас прохладно, и я завернулся в шерстяное одеяло. Я где-то слышал, что в это время совершается больше всего самоубийств. Наверное, это так, потому что и на меня нашла тоска и грусть. Лучше я настрою себя на более жизнерадостный лад, приведу отрывок из последней статьи Каллингворта. Должен сказать, что он еще не охладел к идее издавать собственную газету. Мозг его то и дело извергает разнообразные язвительные фельетоны, нескладные стихи, очерки на всякие житейские темы, пародии и статейки. Все это он приносит мне, и мой стол уже завален его рукописями. Вот его последняя статья, он принес ее мне вечером, уже после того, как разделся ко сну. Это его своеобразный ответ на брошенное мною замечание о том, как трудно будет нашим далеким потомкам понять назначение некоторых вещей, которые нашей цивилизации кажутся самыми обыденными, и вывод о том, что мы должны быть очень осторожны в своей оценке жизни древних римлян и египтян.
«Во время третьего ежегодного собрания Археологического общества Новой Гвинеи был зачитан доклад о последних раскопках на месте предположительного расположения Лондона, в котором также содержались некоторые размышления относительно предназначения полых цилиндров, имевших широкое хождение среди древних лондонцев. Несколько экземпляров этих металлических цилиндров или трубок было выставлено в зале собрания и передано в аудиторию для рассмотрения. Выступающий предварил свой доклад словами о том, что, поскольку нас от тех дней, когда Лондон был процветающим городом, отделяет неимоверно большой временной промежуток, необходимо быть предельно осторожными в выводах относительно привычек и обычаев его древних обитателей. Недавние исследования с большой долей вероятности установили, что время падения Лондона приходится на эпоху, последовавшую за возведением египетских пирамид. Не так давно рядом с руслом некогда протекавшей в тех местах реки Темза были обнаружены остатки крупной постройки. Дошедшие до наших дней записи не оставляют сомнения в том, что именно в этом здании когда-то заседал законодательный совет древних британцев, или англиканцев, как их иногда называли. Далее докладчик обратил внимание слушателей на то, что под руслом Темзы были прорыты туннели. Это было сделано во времена короля Брунеля, который, по мнению некоторых историков, сменил на престоле Альфреда Великого. Выступающий заметил, что открытые пространства в Лондоне, очевидно, представляли собой весьма опасные места, поскольку во время раскопок Риджентс-парка{163} были найдены кости львов, тигров и других вымерших представителей отряда хищников. Упомянув вкратце о загадочных устройствах, известных под названием „почтовые ящики“, которые археологи находят на территории всего городища и которые имеют либо культовое предназначение, либо указывают на места захоронения англиканских вождей, докладчик перешел к вопросу о цилиндрических трубках. Представители патагонской{164} школы считают, что эти предметы являются остатками существовавшей в те далекие времена всемирной системы громоотводов. Однако он (докладчик) не согласился с данной теорией. В результате многомесячных исследований ему удалось сделать важное открытие. Как выяснилось, все эти трубы неизменно приводят к большим железным резервуарам, которые связаны с печами. Таким образом, любой, кому известно пристрастие древних британцев к использованию табака, может догадаться о предназначении этих систем. Очевидно, большие массы этого растения сжигались в центральных камерах, и ароматические и наркотические испарения устремлялись в дома жителей города с тем, чтобы они имели возможность вдыхать их, когда у них возникнет в этом потребность или желание. Проиллюстрировав выступление серией диаграмм, докладчик закончил свою речь сообщением о том, что, хоть истинная наука весьма осторожна в выводах, сейчас уже можно с уверенностью утверждать, что старый Лондон являлся таким освещенным местом, любое действие обитателей которого становилось известно властям, от утреннего принятия ванны до обычного глотка пива и посинения на ночь».
- Тень иллюзиониста - Рубен Абелья - Проза
- Беатриче Ченчи - Франческо Доменико Гверрацци - Проза
- Сын Яздона - Юзеф Игнаций Крашевский - Историческая проза / Проза
- Девушки по вызову - Артур Кестлер - Проза
- Звезды Маньчжурии - Артур Хейдок - Проза