виноват! – Она нашла, на кого злиться, ища выход первобытному страху. – Ты знал об этом, но ничего не сделал! – Подойдя к нему, она стала бить его по лицу руками, и он смиренно терпел порыв ярости. – Ты мог помешать Итану! Ты виноват в их смертях, всех! Вы убийцы, как вы можете так мыслить, все это неправильно…
Ростки мучительных страданий взошли быстро, а сдавливающее горло болезненным спазмом заставляло ее ощущать себя самым малым существом в мире. Кое-как держа себя в руках, трясясь и стараясь не упасть в обморок, Ксения не могла стоять на одном месте. Бенджамин аккуратно взял ее под руки и посадил на стул, где она скрючилась от невозможности объять натиск произошедшего.
– Твой отец отдал жизнь за благое дело, – голос его медленно пробивался к ее здравомыслию, вскрывая новое эмоциональное откровение. – Я был там, когда он погиб, и мне приходилось лгать о его смерти все это время, как лгал и Итан… и Майя. Это было так давно, а помню, как вчера. – Умом Ксения не хотела слушать его, но сердце не позволило прервать глубоко эмоциональную речь. – Я работал над секретным проектом ЦРТ, молодой и недальновидный, но все же я создал то, чего не должно существовать, – машину времени. ЦРТ был слишком фанатичен, так что он даже не дал проекту кодовое слово. Все изменилось, когда появился Людвиг. Пусть он и являлся роботом, но любви и надежды в нем было с избытком, а его вера в возможность спасти человечество от вымирания была сильнее, чем у любого из нас. Твой отец принял самое мудрое решение в ту ночь – отправить его обратно, потому что понимал, какую угрозу для всех несет одно только присутствие совершенного механизма. Артур Конлон взял все в свои руки, руководил честно и правильно, сильнейший человек в моей жизни. Но был еще один – он видел в Людвиге шанс для нашего вида стать чем-то большим. Из-за диверсии выброс энергии убил Людвига и твоего отца. – Вспоминая это при рассказе, он выражал эмоций больше, чем от смерти жителей Мегаполиса. – Тогда было столько надежды, мы думали, что сможем спасти мир, потому что знаем о нем больше, чем он сам. Наивные и беспечные, мы втроем до последнего боролись за будущее, но не смогли сохранить настоящее.
– Что стало с тем, кто был против? – Она не хотела ему сочувствовать, но, видя, как в глазах Бенджамина блестели слезы при каждом слове, все же ослабила давление.
– Я убил его, – сухо ответил он, пряча от нее взгляд. – Он был хорошим человеком, но одиноким и сломленным. Сейчас я понимаю его слишком хорошо.
– Я не собираюсь тебя жалеть, Бенджамин. – Он повернулся к ней. – Люди вокруг тебя умирают слишком часто – не хочу быть одной из них. Твоя история, как и история Итана, и всех вас… это было так давно.
– Помнишь первые аресты? Мы с тобой нашли операционную несколько недель назад. Там я встретил парнишку в еще одном спрятанном помещении. Он смотрел на меня, а я на него, прямо в глаза, как ты и я сейчас. Одинокий, еле живой, со старыми имплантатами, наверняка неработающими… Как только он убежал, я все думал и думал, меня терзало какое-то странное чувство, мучило изнутри сильнее любой боли. Я должен был помочь ему, стать наставником или другом, протянуть руку помощи, чтобы он не был одинок, ведь я идеально подходил эту роль, как ни посмотри! Но потом я понял – мне просто на него плевать. Без злобы или зависти, мне просто все равно, есть он или нет. Раньше я бы сделал все ради него, как минимум потому, что он уникален. Сейчас – да я даже имени его не узнал, понятия не имею, жив он или нет, страдает или нашел свое место. Пустота мучила меня все это время, ведь я никогда не был таким бесчувственным, особенно видя немыслимое стечение обстоятельств, где одно лишь мое присутствие могло изменить всю его жизнь… Даже представить не мог, насколько чуждым станет для меня этот мир, где я уже ни в чем не вижу смысла. Вся эта мучительная несвойственность оказалась слишком родной, присутствующей всегда, я просто глушил ее всю свою жизнь. У меня ведь нет своей семьи, я сирота, использовал работу как единственный способ существования, желая доказать себе, что я не ошибка, что я чего-то стою. Сама видишь, куда меня все это завело. Я был изгоем для этого мира с самого рождения, а лишившись единственной любви и веры в свое предназначение… Тот юноша должен был стать спасением для меня, как я для него, но я вот думаю, что, возможно, просто устал от самой сути таких сценариев.... Я хотел быть счастливым с Майей, но ее убили люди, которым она помогала. За что все это? А не за что – такова жизнь, где лишь приходится мириться с несостоятельностью простых желаний, все время ища потаенный смысл для оправдания случайностей, а я так устал от этого! Я понимаю, это ужасно и неправильно, злюсь от того, как все это не свойственно мне… но ничего не могу с этим поделать.
С минуту оба молчали, Бенджамин продолжил, успокоившись, а Ксения познавала все большую безысходность.
– Если я не справлюсь, то все мои ресурсы и власть перейдут к тебе, я договорился, с кем надо, тебя одну не оставят. Несмотря на всю трагедию, ты сохранила любовь, нашла силы простить себя и начать новую жизнь. В тебе столько энергии и надежды, сколько во мне никогда не будет.
Прости меня, я скажу ужасное, но, к искреннему сожалению, мне плевать на все эти жертвы и тот кошмар, который всех вас ждет… Во мне столько ненавистного цинизма и пустоты, что я нанесу больше вреда, чем пользы, – и я бы рад изменить это, но не могу… потому что не знаю как. Да и нужно ли? Система такова, что мы ищем великий смысл в самом мелком событии, лишь бы не признавать бессмысленность самой жизни. И я пришел к лучшему поступку за всю свою жизнь – признал свою ущербность, решил больше вам не мешать. Ты была права, я мог все исправить, предотвратить, но не сделал этого. А знаешь, еще почему? Нет смысла в этом, вот почему. Любой ужас можно оправдать вынужденным шагом назад или необходимой встряской, дабы дальше появилась возможность, не знаю, да для чего угодно. Я видел того подростка и думал, как все идеально складывается для