Читать интересную книгу Завещание императора - Александр Старшинов

Уже для одной красоты к шлемам крепились желтые султаны. В самом деле чудесное зрелище! Сыновья декуриона смотрели, открыв рты, как колебались перья всадников под налетевшим ветром. Вместо железных панцирей воины надели льняные стеганки, те, что называют киммерийскими. Опять же для тренировок использовались овальные щиты, гораздо легче боевых, из вертикальных тополиных планок. Склеенные и скрепленные кожаными ремешками, они при точном ударе тупого дротика или копья разлетались на щепки. Зато выглядели красиво, учитывая пеструю раскраску, да и двигаться с таким щитом было не в пример легче, чем с боевым. Лошади вместо коротких черпаков, какие берут для боя, укутаны были в широкие стеганые попоны, закрывавшие весь корпус и даже ноги скакунов до колен.

Кавалеристы сначала устроили торжественный выезд, демонстрируя красоту оружия, знаменосцы несли не только вексиллумы, но и «драконов» на манер дакийских — когда всадник стоял неподвижно, казалось, он держит на древке пестрые лоскуты, но чуть разгонялся — тканый хвост «дракона» начинал извиваться подобно змее и выть на ветру. Лошади подобраны всадникам под стать, набрали рослых коней, а то накануне какой-то великан, взгромоздившись на клячу, доставал ногами чуть ли не до земли.

Адриан надеялся эти две турмы вывести перед Траяном, дабы показать, каковы его всадники, и потому гонял немилосердно.

После выезда началась сама тренировка.

Турмы построились напротив трибуны. Одетая в багряное — против зрителей, гиацинтовая — слева, вплотную к краю площадки. Кони стояли плотно, всадники держали щиты за спинами так, чтобы образовать сплошной ряд, закрывая воинов от ударов. Как и в пехоте, такое построение называлось черепахой. После этого из дополнительной декурии, что встала от трибун справа, выехали двое и заняли место между турмой багряных и трибуной.

Тогда началось.

Гиацинтовые поскакали в атаку первыми — неслись по дуге, стараясь не приближаться к багряным, но при этом — промчаться перед трибуной как можно ближе к целям и осыпать недвижно стоявших всадников дротиками. Дротики для тренировок тяжелее, нежели для боя, но с утолщениями вместо боевых железных наконечников. В щит недвижного всадника полагалось метнуть дротик на полном скаку — ну а всадник-цель при этом обязан удержаться в седле, принимая на щит град ударов, и не позволить коню стронуться с места.

Но и это все было лишь частью учебы. Как только сорвался с места первый всадник гиацинтовых, тут же помчался наперерез ему и багряный — чтобы помешать «противнику» достигнуть цели. Бросок дротика багряного… Отличный бросок! Но первый в строю был одновременно первым по доблести и по умению — так что гиацинтовый почти без труда отбил дротик «противника» щитом и полетел дальше к цели. Зато второй гиацинтовый прикрыться щитом не сумел, ловко брошенный дротик свалил его с коня на галопе. Да уж — удержаться в седле во время боя — не так-то просто [75].

Точный бросок был встречен одобрительными криками на трибуне.

Но Адриан смолчал. Хотя и поднял руку в знак одобрения.

Далее было самое сложное — багряный проскакал вперед (надобно было багряным всем собраться рядом с трибуной слева, а гиацинтовым — справа). Но теперь гиацинтовый, уже третий, разогнавшись на кипящей пылью дуге, швырнул дротик «сопернику» в спину. Однако багряный и в этот раз оказался на высоте. Не только прикрылся щитом, но, развернувшись, свой дротик метнул назад. Назывался этот прием особым термином — петринос, — то есть метание дротика над крупом коня. Тут при броске полагалось очень сильно развернуть корпус и при этом не только удержаться в седле, но и прикрыться от противника щитом — все искусство всадника проявлялось как на ладони в этом броске. Но если прием отработать, тогда в бою всадник не подставит противнику спину, а продолжит сражаться.

Накануне днем Адриан таким же броском над крупом выбил «противника» из седла. Метал он дротик вполсилы — но даже такой удар расколол щит кавалериста на бесполезные щепы. Бросил бы в полную силу — убил.

Выведенные турмы демонстрировали неплохую выучку. Вся беда была в том, что они еще ни разу не бывали в настоящем бою. Одно дело тренировка, когда тебе в худшем случае угрожают падение с лошади на мягкую землю и пара синяков, а другое — когда враг осыплет тебя градом стрел или бросит в атаку тяжелую конницу. Хорошо бы в каждую алу хотя бы три-четыре турмы поставить из тех, кто знает, что такое настоящий бой.

— А наместник сам не хочет показать свое искусство? — Голос декуриона так и сочился лестью, как соты медом.

Почему бы и нет? Один раз проскакать — исполнить петринос так, чтобы у остальных потекли слюнки, — для этого и аланский конь сгодится.

Вот только панциря подходящего нет. Ну ничего — в тунике даже сподручнее, все равно никто не попадет в Адриана — это уж точно.

…Он встает за багряных. Несется. Мечет дротики. Два мощных броска — и два всадника на песке. Теперь отбить дротик щитом и поворот корпуса…

Если бы не аланец… тот дернулся, и Адриан слишком рано начал маневр, развернул корпус, и… пущенный твердой рукой дротик гиацинтового пробил щит насквозь, обращая защиту в груду тополиных дощечек… Остро отточенный наконечник дротика прошел над предплечьем руки, что держала щит, вспорол на груди тунику и рассадил кожу…

Остро отточенный наконечник вместо тупого тренировочного…

Телохранители Адриана уже тащили багряного с коня и валили на землю… Значит — поверили Приску парфяне. Нет ничего убедительнее, чем вопль человека, которого жгут огнем. Парфянская партия, не сумев уничтожить завещание, решила ликвидировать наследника… Не ведая, что эта фигурка фальшивая.

Или все-таки нет?

Адриан отбросил изуродованный щит и усмехнулся.

Иногда твои враги могут стать союзниками, если ты достаточно для этого умен. О покушении пусть немедленно узнают в Риме. В Риме, из которого уехал император…

Глава XI

ПТИЦЫ В КЛЕТКЕ

Зима 866 года от основания Рима

Италия

Если бы маленький Гай не исчез, Кориолла могла бы привыкнуть к жизни на вилле. Тем более что места здесь чудесные. Но день проходил за днем, а о малютке Гае и его похитителе не было никаких вестей. Кориолла все больше осознавала себя пленницей, птичкой в клетке, пускай эта клетка и просторна, и полна вкусных зерен и свежей воды.

Молчун не возвращался и ничего о себе не сообщал.

Кориолле запрещено было писать Приску, хотя она каждый день заявляла, что должна поведать мужу о случившемся. Но в том-то и дело: именно об этом Приску знать не полагалось. На все просьбы Мевия в ответ требовала, чтобы письмо писалось под диктовку, чтобы Кориолла сообщила, что решила приехать на виллу к Мевии, что чувствует себя замечательно, что дети здоровы, а она, то есть Кориолла, — полна сил и надежд. Кориолла всякий раз наотрез отказывалась.

Письма Приска, направленные в Комо, почтарь Афрания уже дважды доставлял на виллу.

Приск писал редко и как-то странно. То о каких-то делах… то о том, что повредил руку и потому вынужден диктовать послания секретарю Адриана. Спрашивал, как она себя чувствует… как дети… Значит — ничего не знает. Ни-че-го.

На второй день пребывания на вилле Кориолла попыталась сбежать вместе с Флорис, но была остановлена у ворот. Мевия заперла пленниц на три дня безвыходно в комнате. А потом напомнила сухо, что угроза убить — не пустые слова. И что-то было в ее словах, а главное в глазах, такое, что Кориолла ей поверила.

Порой вечером, лежа в постели, она планировала бегство — оставить Флорис у Мевии и рвануть в Антиохию к Приску. Вместе они отправятся на поиски Гая. Прежняя дерзкая натура пробуждалась в матроне и требовала действий… Но следом накатывало бессилие, сознание того, что одной в такое путешествие пускаться — безумие. А главное — от Мевии ей не ускользнуть. Тогда начинало казаться, что с Гаем они уже не встретятся. Ни-ког-да. Это слово Кориолла произносила все чаще и чаще.

Однажды вечером Кориолла, наплевав на все угрозы, начала собирать вещи, потребные в путешествии, но тут в спальню к матери ворвалась Флорис и начала ей рассказывать о том, как она сегодня читала учителю текст и ни разу не сбилась…

И Кориолла понимала, что никуда уже не убежит, что Гая ей в одиночку не найти и оставить Флорис одну — пускай и в доме Мевии — нельзя. И эта мысль держала ее теперь прочнее всех решеток, цепей и колодок.

Она спрятала собранный узел в сундук, понимая, что в другой раз достать его будет еще сложнее…

И однажды, уже не противясь, она написала Приску, что живет на вилле Афрания, что с нею все-все хорошо. И Флорис — с нею тоже всё замечательно… Гай здоров. Мевия внимательно следила за каждым словом, что писала Кориолла. Но, прежде чем запечатать, Кориолла успела смазать слово «здоров» — и рядом с именем Гая образовалась пустота. Приск должен заметить. Обязательно…