Решать эти задачи, особенно первую, оказалось не просто. Пришлось преодолевать инертность некоторых штабных работников и сдержанно-скептическую позицию отдельных командиров частей, которые думали, что они, опытные и повидавшие жизнь люди, могут не очень серьезно относиться к распоряжениям 33-летнего комдива. Выполнение второй задачи требовало длительной кропотливой работы; создание кадрового регулярного соединения — дело новое, во многом непривычное. С третьей задачей у Мерецкова было проще, у него уже был опыт, приобретенный за время службы в штабе округа.
По комиссарской линии также больших затруднений не было. Кирилл заметит, что тогда в третий раз в своей жизни он был назначен комиссаром. В результате ему довелось тесно общаться с рядом видных политработников и пройти хорошую школу политического воспитания, которая, как он пишет, «очень пригодилась впоследствии, особенно во время национально-революционной войны республиканской Испании, в финскую кампанию, а также во время Великой Отечественной войны».
Заместителем начальника политуправления округа в тот год был А.В. Хрулёв, обладавший большим опытом партийно-политической работы. Он всячески помогал Мерецкову, давал полезные советы. Минет несколько лет, и Кириллу придется часто пересекаться с Андреем Васильевичем, работая в Наркомате обороны, и, как прежде, он будет ощущать его товарищескую поддержку.
Из опыта командования 14-й дивизией Кирилл сделал вывод, что должность комдива-комиссара является самой интересной, но в то же время наиболее сложной и ответственной. Это трудная и напряженная работа, она охватывает многие стороны: политическое воспитание, обучение, устройство и быт многотысячного коллектива бойцов и командиров, а также содержание вооружения и техники в исправном состоянии.
Мерецков размышляет: какая главная обязанность командира, комиссара? Обеспечивать высокую боевую готовность вверенного ему соединения. Командир дивизии должен вести за собой подчиненных, показывая им личный пример, а комиссар — пламенным словом зажигать бойцов и командиров, вдохновлять их на выполнение своего долга.
Всё это — составляющие заботы комдива с раннего утра до позднего вечера: на подъеме и отбое, на учебной тревоге и во время задушевной беседы, на командирской подготовке и тактическом учении, на стрельбище и полигоне.
К концу года дивизия успешно прошла инспекторскую проверку, а на осенних маневрах показала высокую маршевую подготовку, была способна совершать глубокие обходы через леса и болота, быстро развертываться, наносить стремительные и сильные удары во фланг и тыл «противника» и при необходимости создавать прочную оборону.
Мерецков позже скажет, что для него командование дивизией явилось важной школой, пригодившейся ему и в мирные годы, и особенно в годы Великой Отечественной войны: «Я учился управлять большими массами бойцов, готовил себя к тому, чтобы вести их к поставленной цели, а на войне — к победе в бою».
О периоде «комдивства» в начале тридцатых годов Кирилла Афанасьевича Мерецкова любопытно нынешнее воспоминание его сына, Владимира Кирилловича Мерецкова:
«Весной 1930 года отца назначили командиром и комиссаром 14-й стрелковой дивизии, и все лето мы жили в лагере, недалеко от города Коврова. Вся лагерная жизнь проходила у меня на глазах (Владимиру в ту пору было 6 лет. — Н. В.). Иногда отец брал меня с собой в тир или на стрельбище, когда там проходили соревнования. Он был отличным пулеметчиком, на гимнастерке у него, наряду с орденом Красного Знамени, был специальный значок "За отличную огневую подготовку". Участвовал он и в конных состязаниях. На службу в штаб ходил пешком, на полигон выезжал на единственной тогда в дивизии легковой машине, нередко управляя ею. Мне очень хотелось все делать как он: стрелять, управлять машиной, ездить на лошади — одним словом, быть таким, как папа.
Особенно запомнился мне выезд на полигон. Мы подъехали к позиции артиллерийской батареи. Отец принял доклад командира, подошел к орудиям, поговорил с расчетами, затем подошел к машине, взял меня и поставил на пенек, чтобы я лучше видел, что будет происходить на опушке леса. И сказал мне: "Смотри: через поляну справа налево будет двигаться танк, а орудия будут стрелять по нему. Ты должен смотреть, попадут ли они в танк, и о попадании сразу говорить мне. Как только подадут команду 'огонь', ты сразу открывай рот, чтобы не оглушил выстрел"…»
Мерецков вскоре начал опять работать в управлении округа в прежней должности помощника начальника штаба, но недолго — в составе группы командиров Красной армии в марте 1931 года его направили в служебную командировку в Германию. По соглашению СССР с Веймарской республикой и в соответствии с заключенным в 1926 году советско-германским договором о дружбе и нейтралитете советских военачальников регулярно посылали для ознакомления со службой немецких военных штабов.
В 1931 году особенно мощным был поток целевых групп представителей РККА в рейхсвер: общевойсковая группа, военно-техническая группа и вооружений (дважды), группа военного сообщения (ВоСо), штабная группа, топографическая, группа Управления военно-конных заводов и еще несколько групп различных специалистов. Командированные снабжались памятками из 10 пунктов. Главное внимание предписывалось уделить выяснению вопросов организации и методов проведения учений, маневров, полевых поездок; новых технических средств борьбы; важнейших тактических и оперативных взглядов, отличающихся от уставных положений Красной армии.
Настоятельно рекомендовалось составлять личные заметки и вести дневники. По окончании поездки каждая группа была обязана представить письменный отчет с освещением наиболее важных вопросов занятий с приложением к нему документальных материалов.
Поездка в Германию оставила у Кирилла Мерецкова яркие впечатления: от войсковых учений, от общественно-политической жизни в стране. Наиболее запомнились картины немецкой повседневности, которые развертывались у него на глазах. По улицам, невзирая на правительственное запрещение, маршировали отряды «Союза красных фронтовиков» и молодежные батальоны «Красного юнгштурма». В газетах печатались сообщения о Всегерманском слете ротфронтовцев, на страницах прогрессивных периодических изданий публиковались призывы коммунистической партии к рабочему единству. Католическая печать выступала с выпадами в адрес группы советских командиров, им возражали представители так называемой народной партии, тоже проповедовавшие буржуазный пацифизм, но все же поддерживавшие идею сотрудничества с СССР.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});