– Убери ты руки, черт побери! – взвился психически утомленный Док, мало что понявший из лекции, но уже полностью поверивший в проблемы, которые могли проистечь от этих аккуратненьких цилиндриков.
– Ладно, ладно, – успокоил его профессор. – Давай дальше подарки смотреть. Так, что у нас в третьем мешочке? Высший класс! – чуть не заорал он, разворачивая третий, черный и довольно большой, пластиковый пакет.
– Что там? – заглянул из-за его плеча Самурай. – Замазка какая-то.
– Ага, – радостно подтвердил Береславский. – Очень пластичная штука. Можно даже в письмо вмазать. Она так и называется – пластит. Я на это даже не рассчитывал. Максимум – толовые шашки, а то и аммонит промышленный, россыпью. А тут – такая конфетка.
– Слушай, а ты гостиницу нечаянно не взорвешь? – спросил Док.
– Исключено, – вразумил его бывший инженер-химик. – Я же объяснил: пока они отдельно, – показал он на взрыватели и взрывчатку, – ничего не будет. А снаряжу я все уже на улице.
Потом началось разглядывание покупок Дока. Самолетом полюбовались, но отставили в сторону. По нескольким причинам сразу: отсутствуют навыки пилотирования таких моделей; невозможно взять на борт и удобно разместить большое количество взрывчатки. И наконец, третье соображение заключалось в том, что разрыв на открытом воздухе такого легкого снаряда – в основе модели были пластик и бальсовое дерево – не даст ни серьезной ударной волны, ни опасных для жизни осколков.
В то время как катер, зашедший под деревянный настил пристани, несомненно, всю ее и поднимет в воздух: вода – среда практически несжимаемая.
– А взрывчатки хватит?
– С верхом, – заверил Береславский. – Тут перебор тоже ни к чему. Мне дед рассказывал – он полвойны немецкие эшелоны под откос пускал, – что хорошему специалисту двухсотграммовой шашки хватало. Перебивался только рельс, желательно на повороте и с уклоном. И вагоны сами валились друг на друга.
А некоторые ухари по десять кило тротила в ящик засаживали. В итоге паровоз улетал в небо, а вагоны целыми и почти невредимыми оставались на рельсах. Так что лучше меньше, да лучше, как говорил великий Ленин.
«Впрочем, в нашем случае – с пристанью – кашу маслом точно не испортить, – решил бывший химик. – Вопрос в том, сколько мы сможем этого добра запихать в катер».
С этим как раз вышла проблема. Грузоподъемность катера была небольшая, да и внутреннего пространства в его корпусе почти не было. Если б взрывчатка не была пластичной, то даже пара двухсотграммовых шашек вряд ли бы вошла. А так вмазали довольно прилично.
И все равно Ефим сомневался.
Идею родил, как ни странно, Док. Он предложил сделать из катера тримаран, присобачив по бокам пустые пластиковые бутылки в качестве поплавков.
В итоге появилась смешанная конструкция, где бутылки были одновременно и поплавками, и носителями заряда, благо взрывателей хватало.
Правда, Самурай считал, что вся масса сдетонирует и без дополнительного взрывателя. Но Ефим побоялся, что первый взрыв не взорвет, а только разбросает основную взрывчатку, и решил подстраховаться дополнительно.
Готовую конструкцию – но без взрывателей – испытали в ванной. Она была вполне устойчивой и управляемой. Единственное, что не имело ответа, – сможет ли это чудо идти против быстрого течения?
Поэтому решили запускать его сверху, чтобы с течением не пришлось бороться.
Попутно сделали два приятных технических открытия.
И самолет, и катер были изготовлены одной и той же компанией. Поэтому у них были одинаковые батареи – что могло пригодиться – и пульты управления, что оказалось чрезвычайно важным. Ефим не был уверен, что маломощный передатчик пульта удержит управление на расстоянии. С двумя пультами все получалось веселее: сначала катер контролировала группа запуска – Док с Самураем, – а потом управление брал на себя Береславский.
Второе открытие было не менее важным. Пульты-то были одинаковыми, но не идентичными: пульт катера имел третий канал управления, выполненный в виде единственной, к тому же красной, кнопки, – он включал и выключал пожарный брандспойт.
Эту красную кнопку Ефим и решил приспособить для срабатывания бомбы.
На всю возню у Ефима ушло почти четыре часа. Опытный человек сделал бы втрое быстрее, но Береславский торопиться не собирался. Время еще оставалось, да и дело, которым он занялся, было такое, что пословица «поспешишь – людей насмешишь» сюда немного не подходила.
Все соединения были тщательно пропаяны и заизолированы. Все контакты проверены. Все технологические отверстия заклеены или закрыты герметикой, кроме, разумеется, мест установки взрывателей. Это предполагалось сделать в последнюю очередь.
Затем Ефим вышел из коридора и не таясь пошел к друзьям-пробежникам. За ним мгновенно пристроились два топтуна, до того сидевшие в холле.
«Наверное, с ксивами», – машинально подумал Береславский. Просто так в гостиницу не пускали. У этого парня с пристани из красного дерева действительно неплохие возможности.
У ребят он взял три рации, распихал их по карманам и тут же в киоске внизу купил свежие батарейки – от связи в завтрашнем мероприятии зависело если не все, то многое.
Потом подошел к окну в холле – окна его с Доком номера выходили на другую сторону – и убедился, что все пять «Нив», в том числе и злополучную «стройдиновскую», уже пригнали с профилактики. Они рядком стояли на хорошо охраняемой площадке рядом с отелем.
«Как бы Гнедышев ночью не решил ее проверить», – подумал он. Но отогнал опасение как беспочвенное. Сила Гнедышева как раз и заключалась в том, что он никогда не сомневался в себе и своих возможностях. Но в этом же заключалась и его слабость. По крайней мере, Ефим очень надеялся завтрашним утром это доказать.
Было ли ему страшно?
Как ни странно, нет. Голова Береславского была устроена таким образом, что он боялся только до боя. Причем боялся сильно и нервно.
Но когда решение принималось, страх исчезал сам собой, исчезал так, как будто его и не было никогда. Даже самого удивляло. Оставалась лишь тихая холодная ярость, которая в подобных обстоятельствах и делала этого неспортивного человека вполне неприятным противником.
Лишь одна мысль его в данной ситуации напрягала. Он не знал, сколько людей будет рядом с пристанью в момент взрыва.
По расчету, особых жертв не предвиделось: взлететь на воздух должен был самый слабый элемент – закрытая дорогой древесиной плоскость с троном. Но расчеты одно, а жизнь – другое.
Ефим даже присел в кресло фойе и в последний раз прогнал в голове всю цепочку размышлений.