Тем временем Эцио наблюдал за бедственным положением Катерины, не зная, смеяться ему или беспокоиться. Девушка остановила свой взгляд на нем.
— Эй, ты! Не стой столбом! Помоги мне!
Эцио отстегнул меч, стащил сапоги и дуплет и бросился в воду.
Когда они вернулись на причал, улыбающаяся Катерина протянула руку мокрому до нитки Эцио.
— Мой герой, — проговорила она.
— Это было не сложно.
— Я могла утонуть! Из-за этой свиньи! — Она оценивающе взглянула на Эцио. — Но ты! Боже мой, ты должно быть очень силен! Не могу поверить, что ты доплыл обратно, таща на веревке гондолу со мной внутри.
— Легкая, как перышко, — отозвался Эцио.
— Льстец!
— Я имел в виду, что эти лодки так хорошо сбалансированы…
Катерина нахмурилась.
— Для меня было честью спасти вас, сеньора, — неубедительно закончил Эцио.
— Когда-нибудь я верну себе расположение, — сказала она, ее глаза были полны смыслом, скрытым за словами. — Как тебя зовут?
— Аудиторе, Эцио.
— Я Катерина, — она замолчала на мгновение. — Куда ты направляешься?
— Я плыл в Венецию, но у меня нет пропуска, и паром…
— Довольно! — прервала его она. — Так этот мелкий чиновник не пускает тебя на корабль?
— Да.
— Мы еще посмотрим! — Она ринулась вниз по пристани, не дожидаясь, пока Эцио наденет сапоги и дуплет.
Когда Эцио подошел к ней, она уже стояла у парома и была готова, насколько он смог понять, закатить дрожащему мужчине взбучку. Все, что он услышал, когда подошел, это подобострастное бормотание капитана: «Да, ваша Светлость, конечно, Ваша Светлость, как скажете, Ваша Светлость».
— И лучше тебе сделать так, как я сказала! Если, конечно, не хочешь, чтобы твоя голова оказалась на пике! Вот он! Иди и приведи его лошадь со всеми вещами! Иди же! И хорошо обращайся с ним! Я узнаю, если что-то будет не так! — Капитан стремительно удалился. Катерина повернулась к Эцио. — Вот видишь? Все решилось!
— Благодарю, Мадонна!
— Все обернулось к лучшему… — она взглянула на него. — Я надеюсь, что наши пути снова пересекутся. — Она махнула рукой. — Я живу в Форли. Приезжай туда когда-нибудь. Я буду рада оказать тебе теплый прием.
Катерина протянула ему ладонь и собиралась уже отойти, но Эцио спросил:
— А разве вы не хотите поплыть в Венецию?
Она посмотрела на него, потом на паром.
— На этой развалюхе? Ты шутишь?
И она пошла по причалу к своему мужу, который следил за погрузкой их багажа.
Капитан поспешно вернулся, ведя на поводу лошадь Эцио.
— Вот вы где, сир. Я нижайше извиняюсь, сир. Если бы я знал, сир…
— Когда мы доплывем, я хотел бы устроить лошадь в конюшне.
— Об этом я позабочусь, сир.
Когда паром отбыл и поплыл по свинцовым водам лагуны, Леонардо, наблюдавший за всем произошедшим, глухо сказал:
— Ты знаешь, кто это был?
— Я бы не отказался, если б она была моей новой дамой сердца, — улыбнулся Эцио.
— Следи за тем, что делаешь. Это Катерина Сфорца, дочь герцога Милана. А ее муж герцог Форли и племянник Папы.
— Как его зовут?
— Джироламо Риарио.
Эцио замолчал. Фамилия казалась знакомой. Потом он сказал:
— Что ж… Он женился на шаровой молнии.
— Как я уже сказал, — отозвался Леонардо, — следи за тем, что делаешь.
Глава 12
Венеция в 1481 году под твердым руководством дожа Джованни Мочениго была, в целом, отличным местом. С турками был заключен мир, город процветал, торговые пути по суше и морю находились под защитой, процентные ставки были достаточно высоки, но инвесторы играли на повышение, и экономисты были вполне довольны. Церковь тоже богатела, художники процветали под двойным патронажем духовных и светских покровителей. Город разбогател от оптовой продажи трофеев из Константинополя, разграбленного после Четвертого Крестового Похода, который дож Дандоло отвратил от истинной цели. Византия была поставлена на колени, и это ясно демонстрировал наглый трофей: ряд из четырех бронзовых лошадей наверху фасада Базилики Святого Марко.
Но Леонардо и Эцио, прибывшие на набережную Моло ранним летним утром, понятия не имели о бесчестном, коварном, воровском прошлом города. Они увидели лишь известный розовый мрамор и кирпичные стены Дворца Дожей, широкую площадь, тянувшуюся вперед и влево, кирпичную колокольню поразительной высоты и самих венецианцев, стройных, в темных одеждах, мелькающих, как тени по земле, или плывущих по напоминающим лабиринт зловонным каналам во всевозможных лодках, от элегантных гондол до неуклюжих барж, которые были до верху нагружены различными товарами, от фруктов до кирпичей.
Слуги Конте де Пезаро взяли на себя заботу о вещах Леонардо и, по его просьбе, также позаботились о лошади Эцио и пообещали в дальнейшем подыскать подходящее жилище для сына флорентийского банкира. Потом они ушли, оставив с Леонардо и Эцио толстого юношу с болезненно-желтым цветом лица и выпученными глазами, его рубашка промокла от пота, а улыбка была ужасно приторной.
— Ваша Светлость, — произнес он с притворной улыбкой, едва подойдя к ним. — Позвольте мне представиться. Меня зовут Неро, и я представляю здесь Конте. Рад вас приветствовать. Для меня будет величайшим долгом и удовольствием показать вам наш великолепный город, а потом Конте приглашает вас, — здесь Неро нервно перевел взгляд с Леонардо на Эцио, пытаясь определить, кто из них приглашенный художник. И, к счастью для него, остановил свой выбор на Леонардо, который выглядел не столь активным, — мессер Леонардо, выпить с ним перед обедом по бокалу вина из Венето. На обед же вас, мессер, будут рады принять в лучшей столовой для слуг. — Стремясь произвести хорошее впечатление, он поклонился и шаркнул ногой. — Наша гондола ждет.
Следующие полчаса Леонардо и Эцио наслаждались (и, по сути, были вынуждены делать это) красотами Серениссимы, из лучшего места, которое только можно было представить, — гондолы, которой мастерски управляли высокие гондольеры. Но все удовольствие портила льстивая болтовня Неро. Эцио, все еще мокрый после спасения Мадонны Катерины, не смотря на то, что его заинтересовала необыкновенная красота и архитектура города, заскучал и попытался скрыться от тоскливой трескотни Неро во сне, но внезапно насторожился. Кое-что привлекло его внимание.
С берега, недалеко от дворца маркиза де Феррара, раздались раздраженные голоса. Двое стражников в доспехах были крайне раздражены присутствием торговца.
— Вам было сказано оставаться дома, сир, — сказал один из них.
— Но я заплатил налог! И имею полное право торговать здесь!