Взяв извозчика, Писемский велел ему ехать в лучшую гостиницу. Но тот, почесав затылок, повернулся к седоку и недоуменно спросил: «Это в какую такую, барин? У нас, почесть, все одинакие». Тогда Алексей Феофилактович приказал везти его в ближайшую.
Первое, чем Астрахань поразила писателя, – огромное количество народу на улицах. Казалось, здесь представлены все племена земные: возле дверей бесчисленных лавок сидели на солнечном припеке армяне, разодетые в черные чухи с позументами, в толпе то и дело попадались крашеные красные бороды персов, скуластые безбородые лица калмыков, одетых в какие-то лохмотья. Важно проплывали бухарцы в зеленых халатах и пестрых чалмах, проносились молодцы-поволжане в распахнутых нагольных тулупах и красных рубахах. И все это кричало, ругалось, торговалось на неведомых наречиях и, по всей видимости, понимало друг друга.
Отель «Тифлис», куда извозчик доставил Писемского, оказался невероятно грязным и вонючим. Алексей Феофилактович думал было сейчас же отправиться в другое, более приличное заведение, но флегматичный нумерной объявил, что в Астрахани нельзя найти ничего более опрятного. И, заметив недоумение на лице гостя, добавил:
– Везде персюки все загадили, ваше высокоблагородие. Купцы персидские то есть.
Алексей Феофилактович чувствовал себя настолько усталым, что не стал проверять истинность слов служителя. Войдя в предложенный ему довольно светлый помер с засаленными рваными обоями, с каким-то невозможным топчаном, из обивки которого торчали пружины, Писемский с брезгливостью осмотрелся. В глаза ему бросилась литография, изображавшая Фауста и Маргариту, густо засиженная мухами. У гостя мелькнула мысль, что здесь, должно быть, гибель насекомых, и он сейчас же спросил об этом у провожатого.
– Так что ж, что клопы? А блохи – об этом уж и говорить незнамо к чему. Да у каждого перса в шапке этих блох больше, чем во всей нашей гостинице. – Сказав это, нумерной с безразличием скользнул взглядом по затоптанному полу и воззрился в окно, за которым открывался кремль с дивным Успенским собором. Невольно посмотрев в эту сторону, Алексей Феофилактович обессиленно присел на край зловещего топчана.
– Постелю, что ли, застелить? – угадал его чувства прислужник.
– Да. И чем вы постояльцев кормите?..
«Он подал огромную порцию стерляжьей ухи, свежей осетрины и жареного фазана, при котором место огурцов занимали соленая дыня и виноград» – так впоследствии описал меню своего первого астраханского обеда корреспондент «Морского сборника».
У Алексея Феофилактовича было несколько рекомендательных писем к местным дворянам и купцам, однако он не собирался воспользоваться ими. Но теперь, попав в этот чудовищный притон, Писемский распаковал один из портсаков и достал все нужные бумаги. Наиболее удобным ему показалось обратиться к некоему Фейгину, к которому у него было письмо от Краевского. Этот знакомец издателя «Отечественных записок» представлял в Астрахани банкирскую контору Исаака Утина и занимался питейным торгом по откупу. По словам Краевского, он был бы рад в лепешку расшибиться, только бы угодить любому желанию Писемского. Решив первую ночь переночевать в гостинице, дабы не вторгаться в чужой дом в воскресенье, Алексей Феофилактович напился чаю и отошел ко сну.
На другой день Писемский сообщил жене: «Обязательный Фейгин поселил меня у себя. Я сижу в прекрасном кабинете, с камином, на креслах вольтеровских, прекрасно пообедав, с отличным вином». Во вторник 21 февраля он записал: «Сегодня, как Чичиков, делал я визиты: был у губернаторши, вице-губернатора, председателя Казенной Палаты и так далее». Губернатор находился в отъезде, а основное содействие Писемский ожидал получить от него – глава губернской администрации был военным моряком в чине контр-адмирала и поэтому, по расчетам Алексея Феофилактовича, должен был отнестись положительно к затее морского ведомства.
Кое-кто из чиновников, которым представился Писемский, смотрел на писателя с подозрением и держался с ним холодно. Сначала Алексей Феофилактович недоумевал о причинах этого. Но потом один из молодых судейских, недавно вышедший из университета, по секрету объявил ему, что его принимают то ли за ревизора, то ли за правительственного шпиона, присланного доносить о замеченных настроениях в губернии. Писемский посмеялся сначала, но потом представил себе, что и губернатор может взглянуть на него с таким же подозрением, и ему стало не по себе.
Прошла неделя. Алексей Феофилактович наслаждался покоем после перенесенных тягот путешествия, неторопливо бродил полуазиатскими улицами Астрахани, всматриваясь в невиданные формы жизни. Город оказался не так уж велик, но толпа на его площадях и пристанях была едва ли не многолюднее питерской. Здесь, по восточному обыкновению, все совершалось на улице: рядом торговали, ели, веселились. Дочерна загорелые оборванцы безмятежно спали на ярком солнце прямо в придорожном песке.
Наплыв впечатлений был настолько велик, что Алексей Феофилактович не знал, за что приниматься в первую очередь. Островскому он писал: «Астрахань – это непочатое дно для описаний: не говоря уж о губернии, самый город, точно явившийся после столпотворения Вавилонского и неслитно до сих пор оставшийся: Калмык со своим языком, кочевой кибиткой, идолами, Армянин более православный, Армянин более католик, Татарин со своим языком и магометанским толком, Персиянин со своим языком и другим магометанским толком, Русский мужик, Немец, Казак – все это покуда наглядно еще режет мой глаз, но сколько откроется, когда еще внимательнее во все это вглядишься». Стояли настоящие весенние дни, и Писемский стал уже надеяться на скорую поездку по рыбным промыслам – лед должен был вот-вот сойти. Но тут неожиданно ударили морозы, льдины на Волге прихватило, и Алексею Феофилактовичу за недостатком впечатлений оставалось сидеть в кабинете – холод прогнал с улиц пеструю толпу, и даже бездомные оборванцы, дремавшие по всем закоулкам, куда-то исчезли.
В один из этих дней начала марта вернулся из поездки в Оренбург губернатор Н.А.Васильев. Писемский немедленно представился ему и вручил рекомендательное письмо графа Толстого. Контр-адмирал оказался человеком открытым, добродушным, и опасения, терзавшие Алексея Феофилактовича, сразу отпали. Поинтересовавшись программой исследований, губернатор подвел Писемского к большой карте Каспия и показал ему самые любопытные участки побережья. Первым делом он предложил осмотреть рыбные промыслы, но Алексей Феофилактович сказал, что уже договорился об этом с рыбопромышленником Сапожниковым, обещавшим предоставить для такой поездки собственный пароход. Тогда Васильев пригласил Алексея Феофилактовича посетить Бирючью Косу, маленький островок при впадении Волги в море. Здесь находилась таможня, карантин и брандвахта.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});