идеолога. Он прежде всего стремился к власти, к всеобъемлющей власти. Недаром он так любил этот новый термин — тоталитаризм. Этой одержимостью властью он напоминает человека, перед которым он приклонялся в свои социалистические годы, — Ленина, если мы вспомним, как весной 1917 года Ленин грозил своему Центральному комитету, что если тот не одобрит его и Троцкого идею захвата власти, то он уйдет из партии большевиков к кронштадтским матросам-анархистам и с ними придет к власти. Так и Муссолини. Он понимает, что для захвата власти ему нужно создать некий героический культ, мифы, связанные с его персоной.
Но пока что он занят другим: как избежать воинской повинности. В 1901 году он бежит в Швейцарию. Там, не имея постоянной работы, он часто недоедает. В одном из писем домой он сообщает, что не ел 26 часов; позднее в печати это превращается в 48 часов, усиливая образ героя, готового умереть за идею. В это время он выступает как убежденный антимонархист, антимилитарист и воинствующий безбожник. В Швейцарии ему явно не повезло. Приходилось тяжело физически работать за мизерную плату, несколько раз попадал в тюрьму — то за бродяжничество, то за революционные призывы. В 1905 году решил он воспользоваться королевской
199
амнистией дезертирам, вернуться в Италию и отбыть военную службу. Тут, чтобы угодить начальству, он становится патриотом — раньше в редактировавшейся им социалистической газетке «Борьба классов» (Lotto, di Classe) он называл «национальный флаг тряпкой, которой место только в навозной куче». Получив отпуск на похороны своей матери, он пишет своему капитану, что в отличие от множества писем соболезнования, которые отправились в печку, только письмо этого капитана он будет беречь, «как одно из самых дорогих воспоминаний моей жизни[1]. Дальше идут патриотические излияния и обещания расправиться однажды «с варварами Севера», то есть тевтонцами.
Отслужив свои два года в армии, он снова становится социалистом, пацифистом, а затем редактором главного органа ПСИ[2] «Вперед!» (Avanti). Превращение его в националиста и милитариста мы уже обсуждали. При всем при том воевать он не спешил и стал солдатом только, когда его призвали (хотя в последующих официальных биографиях писалось, что на фронт он пошел добровольцем). Солдатом он был исполнительным, смелым и окончил войну ефрейтором, как Гитлер. Был тяжело ранен. Выздоравливал в тыловом госпитале он долго. Вылечившись полностью, в действующую армию, однако, не вернулся в отличие от поэта-патриота и вождя крайних националистов летчика Аннунцио, который, потеряв глаз при падении своего подбитого самолета, продолжал совершать налеты не только на прифронтовые австрийские города, но даже на Вену.
После вступления Америки в войну Муссолини стал поклонником президента Вильсона.
Особенно Муссолини понравилось, что в мае 1918 года Вильсон добился принятия закона, предоставившего ему особые полномочия. Муссолини с энтузиазмом, хотя и ошибочно, истолковал это как превращение президента в диктатора. Историк Ферми указывает, что именно с этого момента Муссолини уделяет в своих статьях много положительного внимания диктатуре.
200
А о Вильсоне он пишет, что это «величайший из императоров... ибо он правит не землями, а душами людей...». Муссолини был обнадежен тем, что Вильсон забыл о своем лозунге восстановления национальных суверенитетов, об обещании положить конец тому, чтобы одни народы правили над другими, что он предоставил немецко-говорящие Эльзас и Лотарингию Франции и опять же немецко-говорящий Южный Тироль — Италии.
Вхождение во власть
На массовом митинге по поводу конца войны в Милане 10 ноября 1918 года присутствовала еще незнакомая публике группа в черных формах, вооруженная до зубов. Назывались они ардити (ребята «сорви голова») и использовались в качестве штурмовиков-смертников в бою, а тем более они годились для беспощадного подавления уличных демонстраций и прочих беспорядков. С ними был Муссолини. Это и было начало военизированной фашистской милиции (скуадристи). Их символом был череп с перекрещенными костями, как у будущего гитлеровского СС. Образование самой фашистской партии, однако, принадлежит уже к 1919 году — году разочарования Муссолини в Вильсоне и в неполучении всех тех территорий, на которые Италия претендовала, и часть которых была ей обещана Лондонским договором. Это был и год голодных бунтов в Италии, о которых бывший коминтерновец и специалист по Коминтерну Боркенау говорит, что, если в то время была где-либо страна, события и состояние в которой больше всего приближались к событиям в России 1917—1921 годов, то это была Италия[3].
23 марта в миланском Клубе промышленных и коммерческих интересов (что весьма симптоматично!) был образован союз Фашей борьбы[4]. В это время Муссолини колебался еще между прямой связью с капиталом и социализмом. Чтобы не
201
порвать окончательно связи с массами, он даже устроил несколько забастовок.
Летом 1919 года стачки, требующие понижения цен или повышения зарплат, захватили всю страну, превратившись в так называемые Итальянские забастовки, то есть в захват заводов и фабрик рабочими. Но либеральное правительство Джьёлотти силы против стачек не применяло, предполагая, что они постепенно сами угаснут, что в конце концов и произошло. Молодая фашистская партия полностью провалилась на первых послевоенных выборах в ноябре 1919 года, получив в Милане неполных 5 тысяч голосов из 270 тысяч, — прошел в парламент лишь один Муссолини. Большинство голосов по всей стране досталось Социалистической партии Италии (ПСИ). Муссолини не унывал: он заявил, что ему нужнее 5 тысяч бунтарей, чем 5 миллионов голосов. Что касается ПСИ, то умеренное крыло партии предлагало создать коалиционное правительство с католиками (вторая по размеру партия) или либералами. Но радикальное большинство в руководстве партии решительно отказалось входить в коалицию с «буржуазными» партиями. А тут московский Коминтерн на II конгрессе в 1920 году принял ленинский устав из 21 пункта, который обязывал каждого коммуниста в мире служить базе мирового коммунизма, то есть Советской России, и исполнять любые поручения главного штаба Коминтерна. Иными словами, каждый коммунист становился потенциальным шпионом в пользу Советской России (с 1922 года — СССР) и не мог быть лояльным гражданином своей страны. Коминтерн предъявил итальянским социалистам (как, впрочем, и всем социалистическим партиям мира) ультиматум подчиниться немедленно ленинской программе Коминтерна. В результате в партии произошел раскол, одна треть приняла требование, порвала с ПСИ и образовала Коммунистическую партию Италии (ПКИ). Этим Ленин сделал огромную услугу Муссолини, который принялся пугать угрозой большевизма и так напуганную беспорядками и стачками буржуазию. В 1920-1921 годах по всей стране распространились подлинные бои между фашистскими скуадристами и социалистами — в пропагандистских целях
202
фашисты всех социалистов называли большевиками, а публику