23 августа в 5 часов утра мы оставили место ночлега при весьма хорошей погоде и попутном ветре, но были принуждены оставить наших тюленей, которые, вероятно, достались в добычу хищным зверям и птицам. Чукчи, убившие кита и вытащившие его на песчаный остров, занимались разрезыванием его; они уделили нам несколько китового жира и не могли понять, как мы гнушались такой лакомой пищей.
Прибыв в 11 часов на «Рюрик», я получил через нарочного известие от нашего старого друга о пригоне четырех живых и привозе трех убитых оленей; он велел просить меня принять их в подарок от него и его подчиненных и для этого приехать к нему на берег.
Отправясь туда вскоре после обеда, мы еще застали там жителей деревни Нунягмо, так же как и старика, привезенного туда на санях, и всех его сопровождающих. Сперва мне отдали убитых, а потом живых красивых и резвых оленей, которые, водимые на длинных ремнях, высокими прыжками сшибали с ног своих вожатых; они сделались еще резвее, когда почуяли, что нечто чуждое их окружает, и нам следовало быть очень осторожными, чтобы избегать ударов их рогов, которыми они сильно бодались. Старик спросил меня, не лучше ли их убить; едва я согласился, как все четыре оленя в одно мгновение пали мертвые на землю по первому удару их хозяев, попавшему прямо в сердце. Я старался доказать мою благодарность разными подарками и оставил как старика, так и его подчиненных весьма довольными моей щедростью.
Сегодня нас посетили несколько чукчей, которые старались сбыть свои товары, не переставая при этом петь и прыгать; особенно отличался один мальчик своими веселыми плясками. Когда я велел дать ему листового табаку за несколько отважных скачков, то он повторил еще раз эту пляску, требуя вновь за то уплаты, не получив же ничего, делал самые ужасные кривляния. Некоторые из чукчей отважились войти в каюту, в которой зеркало наводило на них ужас. Один из чукчей был одет в кафтан с золотым шитьем, который, как утверждал, получил из Колымы от какого-то приятеля.
25 августа. Мое намерение выступить еще сегодня из залива Св. Лаврентия не могло осуществиться из-за ветра от S, да и понижение ртути в барометре предвещало продолжительную дурную погоду. Весь день мы имели множество гостей, а вечером пришли от S пять байдар, как я после узнал, из Мечигменской губы; они также посетили нас и отправились на ночь к берегу, обещая повторить на следующий день свое посещение. С ними были жены, дети и все их хозяйство; их начальник, пожилой уже человек, имел ружье, которое, однако, было в весьма дурном состоянии. Оленье мясо мы нашли чрезвычайно вкусным.
Чукчи приносили нам иногда некоторый род сараны, похожую на камчатскую, только несколько крупнее, имеющей вкус хороших картофелен. Хотя мы и дорого за нее платили, но не могли получить ее в достаточном количестве, из чего я заключил, что собирание этого плода связано с затруднениями.
26-го числа было совершенное безветрие, продолжавшееся до полудня 27-го числа; тогда настал от SO слабый ветер, который вскоре усилился и в 2 часа внезапно превратился в шторм, столь жестоко свирепствовавший, что я опасался за [якорные] канаты. Шторм продолжался до 12 часов ночи и мало-помалу начал утихать; в продолжение его самая меньшая высота барометра была 28,70 [729,0 мм].
28-го вечером погода выяснилась, но свежий SO ветер не позволил вступить под паруса. После полудня я поехал на берег, чтобы пригласить старца, моего друга, на корабль. Чукчи, пришедшие из Мечигменской губы, расположились на берегу, но я пробыл у них недолго и пошел к старцу, который хотя и очень обрадовался моему посещению, но только с большим трудом согласился отправиться на корабль. Не столько старость, сколько опасение, что я увезу его с собой, сделала его несговорчивым. Когда я старался для его успокоения внушить ему, что ветер противный, он отвечал: «Никакой ветер не может вас удержать, вы плаваете и против ветра». Чукчи удостоверились в этом на наших судах, быстро идущих в бейдевинд; каждый раз, когда мы при противном ветре плыли к берегу, множество чукчей собиралось на нем, чтобы видеть это чудесное для них явление. Паруса на их байдарках состоят только из четырехугольных копий, а это, как и плоскостность их лодок, является причиной тому, что байдары чукчей могут плыть под парусами только при попутном ветре. Наконец, старец решился отправиться к нам; молодой, крепкого сложения чукча взвалил его к себе на плечи и без малейшего усилия нес с горы на гору.
Пока я был занят приглашением старца, один чукча из Мечигменской губы силой отнял у одного из моих матросов ножницы и даже обнажил свой нож, чтобы защитить свою добычу. Это происшествие вызвало бы кровопролитие, если бы туда случайно не подоспел один из подчиненных моего приятеля, который стремглав бросился со стрелой на злодея и отнял у него похищенное; начальник последнего также поспешил туда.
Предметы культа, вырезанные из клыков моржей жителями Чукотки и залива Коцебу
Рисунок художника Л. Хориса
Когда я стал укорять, что его люди ведут себя дурно, — не сказав ни слова, он повел меня к одному месту, где на земле был начерчен круг, имевший около 1 сажени в поперечнике: по этой черте виновник должен был бегать безостановочно в одну сторону. Это наказание столь же мучительно, как и необыкновенно; я не думаю, чтоб кто-либо мог долго бегать таким образом, не упав от истощения. Старец, следовавший за мной на собственной байдаре, был поднят на корабль и внесен в каюту двумя почетнейшими чукчами. Все они вели себя столь благопристойно, что могли бы служить примером и некоторым европейцам, посещавшим мой корабль. Множество находившихся здесь новых для них предметов возбудили их внимание и подали, как мне казалось, повод для глубоких размышлений. Я велел поднести гостям чаю, употребление которого было им еще неизвестно: они выжидали, чтобы видеть, что я стану делать со своей чашкой, а потом последовали моему примеру; сладкий чай им очень понравился. Чукчи находятся в вечной вражде с американцами: мой гость называл их просто злодеями. Он рассказывал, что американцы принимают личину дружелюбия только пока чувствуют себя слабее, но как только признают себя сильнейшими и не усматривают никакой для себя опасности, то без малейшего зазрения грабят и умерщвляют чужестранца; на этот случай, говорил он, они носят ножи в рукавах, а своих жен используют для приманки чужестранцев. Увидев несколько написанных нашим живописцем изображений жителей берегов Америки, они тотчас узнали их по костям под нижней губой, а один из гостей, обнажив нож, с пылкостью воскликнул: «Где бы я ни встретил такого человека с двумя костями, то пронзил бы его!» На вопрос, откуда американцы получают железо, мне ответили: из Колымы. Они многое говорили об этом, однако мой толмач мог понять только то, что американцы отправляются водой к северу вблизи Колымы; но производят ли они там торговлю с русскими или с чукчами — того я не мог узнать и потому сожалел, что не было при мне хороших переводчиков [59]. По прошествии получаса старец оставил корабль; мои подарки он принимал неохотно, так как полагал, что не мог достойно меня отдарить. В прочих я не заметил такой щепетильности: подобная забота не мешала им принимать все с сердечным удовольствием. Старцу я дал письмо, в котором изъявил мою благодарность за ласковый прием; после некоторого толкования, казалось, он понял это и тщательно спрятал письмо. Я просил его держать несколько оленей в готовности к тому времени, когда я в будущем году опять сюда прибуду; он охотно обещал это, прибавив, что тогда наделит меня ими с избытком.