— Как это?
— В США и у нас есть лунный грунт. У них 540 килограмм, у нас несколько сотен грамм. Астронавты привозили грунт во время своих экспедиций на Луну, а мы доставляли его оттуда автоматами. Но количество грунта ничего не значит, важно другое. У нас лунный реголит, лунный песок, то есть усредненный состав. У нас есть те же минералы, что и в каменюках, находящихся в США. Современная техника позволяет исследовать вещество в столь ничтожных количествах, что наши лунные граммы могут удовлетворить любое количество исследователей, были бы желающие изучать этот грунт. Когда мы получили в свое распоряжение лунный грунт, то со всей присущей молодости энергией и нигилизмом занялись его изучением. Еще до космических полетов академик А. П. Виноградов попытался составить геологическую карту Луны. Он взял примерно 60 видов земных пород, измерил их альбедо — отражательную способность — и сопоставил эти данные с альбедо Луны. Так появилась его карта. Она была опубликована, и никто не сомневался в ее достоверности, так как карта была сделана корректно. Однако после доставки лунного грунта оказалось, что все не так! Предполагалось, что там граниты, но на самом деле — горная порода, обогащенная магнием. Там совершенно нет осадочных пород. Мы попытались понять, почему карта Виноградова «не работает».
— Александр Павлович был расстроен?
— Он был слишком крупным ученым, а потому истину ценил превыше всего!.. Итак, мы начали изучать лунный грунт. Он постоянно подвергается воздействию «солнечного ветра», то есть протонов. Они летят с большой скоростью и проникают в глубь грунта. Протоны восстанавливают те окислы, из которых состоит магматическая горная порода. Оказывается, легче всего восстанавливается железо. И именно поэтому изменилось альбедо, мы видим, что весь лунный грунт изменился — он покрыт тоненькой пленочкой железа. Он стал черным.
— Именно поэтому однажды академик М. В. Келдыш сказал, что когда-нибудь на Луне появятся металлургические комбинаты?!
— Он размышлял о том, как можно использовать ресурсы Луны и планет. А о железе он узнал, конечно же, после наших исследований. Однако через десять лет мы вновь вернулись к лунному реголиту. Оказалось, что никакого окисления, никаких изменений в нем не произошло. Почему? Сейчас мы понимаем, что произошел переход от кристаллической структуры к наночастицам. А одна из главных их особенностей — их твердость.
— Круг замкнулся?
— Просто мы перешли на новый уровень познания. Сейчас «лунные эксперименты» получают неожиданное продолжение уже для сугубо земных целей. В частности, в Институте металлургии РАН начались исследования по облучению протонами металлов. На мой взгляд, удастся получить интересные результаты. Кстати, за исследования лунного грунта мы получили Государственную премию, и эта работа была зарегистрирована как Открытие № 219. Как видите, за все годы советской власти открытий было не так уж много. К сожалению, сейчас они не регистрируются, на мой взгляд, напрасно, потому что диплом на открытие свидетельствует об очень крупной работе, проведенной исследователями. Зачем же лишать их такого признания?!
— Вы все время говорите «мы». Что за этим скрывается?
— В нашей группе всего 18 человек, восемь докторов наук. Я мог бы рассказывать о петрографии и петрологии очень много — это одна из увлекательных отраслей современной науки. Мы стараемся привлечь к себе молодежь. Сейчас у нас четыре аспиранта, два из них, думаю, сразу защитят докторские диссертации — работы у них блестящие! И когда я говорю «мы», то имею в виду нашу петрографию и всех, кто верно служит этой науке.
Коль уж начали мы нашу встречу с академиком О. А. Богатиковым с обращения к истокам его науки, то и в заключение имеет смысл к ним вернуться. И опять-таки вспомним великого А. Е. Ферсмана, который так сказал о своей профессии:
«В культуре будущего, идущей по новым путям, камень, как прекрасный материал природы, войдет в повседневную жизнь. В нем человек будет видеть воплощение непревзойденных красок и нетленность самой природы, к которым может прикоснуться только художник, горящий огнем вдохновения».
Разве можно сказать вернее?!
Академик Николай Семихатов
Голова уральского дракона
Адрес института был известен всем, но мало кто имел право войти в его дверь — здесь ракеты и боеголовки становились «умными».
Еще один суперсекретный Главный конструктор «выходит из Небытия»! К счастью, он неплохо себя чувствует (а возраст-то преклонный!) и поговорить с ним по душам есть возможность — он теперь кое-что может рассказать… А раньше упоминать его фамилию было нельзя: даже в справочнике Академии наук указывалось, что он живет в Москве, хотя на самом деле он уехал из столицы много лет назад и давно уже считал себя уральцем.
Он получал высокие награды, Звезду Героя, Ленинскую и Государственные премии, аккуратно вешал медали на парадный пиджак, но так, насколько помнит, ни разу и не выходил с ними. Так, думал, и не пригодятся, но ошибался: теперь звания и награды пришлись впору — за коммунальные услуги и квартиру платит вдвое меньше, чем другие… Эх, времена, эх, нравы!
Но нынешние невзгоды кажутся пустячными, потому что позади жизнь бурная, жесткая и прекрасная, и есть в ней много такого чем гордиться можно не только самому, но и внукам еще достанется… О том и наш разговор с Николаем Александровичем Семихатовым — выдающимся ученым и конструкторе, который на протяжении десятилетий был во главе НПО «Автоматика». В его служебном кабинете и начали мы нашу беседу.
— О чем же вам рассказать? — спрашивает академик Семихатов.
— С самого начала… — не утруждаю я себя.
— Времени не хватит: вторую жизнь не успеем прожить…
— Тогда вернемся к истокам… Вы один из немногих, кто стоял у основания ракетостроения…
— Я и Борис Евсеевич Черток. Вдвоем остались.
— Он успел написать книгу воспоминаний, а о вас ничего не известно. Вот и хотелось бы узнать, хотя в общих чертах, чем вы занимались и как оказались на Урале?
— Я воевал с 42-го года и до конца войны. После демобилизации из армии в конце лета 1946 года я поступил работать в 885-й институт и попал в подразделение Николая Алексеевича Пилюгина. Он занимался системами управления сухопутных ракет вместе с Сергеем Павловичем Королевым. Тогда мы еще собирали Фау-2… Производство было немецкое, а сборка наша…
— Вы были на первом пуске в октябре 46-го?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});