Читать интересную книгу Четыре Блондинки - Кэндес Бушнелл

– Комсток! Caro*! Душка! – кричит Дайана на случай, если кто-то еще не заметил ее появления. Она уже чересчур пьяна и ковыляет в своих черных пляжных сандалиях, вцепившись в плечо какого-то незнакомца, который похлопывает ее по руке и закатывает глаза.

– Привет, Дайана, – говорит Комсток, – ты сегодня в газетах.

– Я всегда в газетах. Если меня нет в газетах, это не мой день.

– Ты тоже в газетах, – говорит Комсток, потея непонятно от чего, ведь воздух удалось охладить почти до двадцати градусов, – но ты, я знаю, этого терпеть не можешь. – Он доверительно тянется ко мне, словно здесь, кроме нас, никого нет. – В этом разница между тобой и Дайаной.

– Да ну? – говорю я, прикуривая, наверное, уже пятидесятую сигарету за день.

За столом оказываются и другие люди, но никого ни с кем не знакомят.

– Говорят, ты здесь без мужа.

– Ему надо работать.

– Тебе бы не помешало найти кого-нибудь. Пока ты здесь. Во Франции. Все так поступают.

– Эй, Комсток, говорят, ты ищешь любовницу! – кричит Дайана. – Говорят, ты перепробовал всех французских актрис моложе двадцати пяти.

– Я провожу кастинг. Что я могу сказать? – отвечает Комсток.

Я кладу на колени салфетку и спрашиваю себя, какого черта я здесь делаю.

Но где же еще мне быть?

– Таннер отбивает у меня девочек, – жалуется Комсток.

Я поднимаю глаза и вижу, что это действительно Таннер Харт, мой Таннер, который на самом деле старше, но благодаря чудесам пластической хирургии почти не отличается от того Таннера, что был включен пять лет назад журналом «Пипл» в число пятидесяти самых красивых людей мира. Он садится, поднимает руки вверх и просит:

– Только не кусайся, детка.

Видно, он говорит это потому, что я смотрю на него, словно бы отупев от алкоголя.

– Попробуй-ка «Беллини»*, – говорит он, пододвигая ко мне бокал.

– Когда фестиваль закончится, Таннер у нас будет на коне. Мы продаем «Одураченных» по всему миру, – сообщает Комсток. – Я подумываю о номинациях. Лучший актер. Лучший фильм.

– Эй, Комсток, – говорит Дайана, – как это ты никогда не пробовал меня?

– Это потому, что ты – фанатка Христа, а я примерный польский мальчик, – отвечает Комсток.

– Я могу наставить тебя на путь истинный, – не унимается Дайана.

– Детка, ты звезда, мы все это знаем, – говорит Комсток, – ведь правда, Таннер?

Но Таннер не слушает его. Он пристально смотрит на меня, и я вспоминаю, почему после того, как мы с ним порвали, я вскарабкалась по пожарной лестнице и вломилась в его квартиру, чтобы только переспать с ним.

Не сводя с меня глаз, Таннер говорит:

– Кстати, никто, случайно, не собирается в Сен-Тропез? После фестиваля?

Сегодня полнолуние, и я оправдываю себя этим, когда притворяюсь, что мне нужно в туалет. На самом же деле я бегу по длинной мраморной лестнице вниз, к ухоженной гравийной дорожке, которая ведет к бассейну. Аманда в то лето, когда умерла, решила податься в киношный бизнес и прилетела сюда с характерным актером средних лет, который отослал ее домой после того, как она провела ночь с молодым перспективным сценаристом. Это так похоже на Аманду – лихо все испортить.

Я сворачиваю налево, в маленький закрытый садик с фонтаном в центре. В фонтане плавают черепахи. Я сажусь на скамейку.

Ну и конечно, через минуту появляется Таннер. Он мнет пальцами сигарету с марихуаной.

– Посмотреть на тебя – тебе это не помешает.

– Я так плохо выгляжу?

– Просто… ты выглядишь так, будто у тебя нет в жизни никакой радости.

– У меня и нет.

– Как же ты живешь, детка? – спрашивает он.

Он сидит на скамейке, расставив ноги, изящно сжимая сигарету большим и указательным пальцами, глубоко затягивается.

– Я же говорил, что не стоит тебе выходить замуж за этого индюка. Разве не правда? Я же говорил, что он сделает тебя несчастной. Тебе надо было сбежать со мной, когда была возможность.

– Да уж, – соглашаюсь я вполне несчастным тоном, думая о том, что всякий раз после того, как мы с Таннером занимались любовью, мы лежали в изнеможении, подкошенные страстью. Он сжимает мою руку и признается:

– Я все еще хочу тебя, детка. Очень хочу.

Я спрашиваю:

– Это комплимент?

Он отвечает:

– Это правда.

Тогда я говорю:

– Мне надо идти.

И я бегу назад на дорожку, оглядываясь, не бежит ли он за мной, а он не бежит, и я не знаю, хорошо это или плохо. Я пересекаю вестибюль, выскакиваю через парадную дверь, а там перед отелем стоит Дайана и ждет машину.

Через какое-то время мы в самом непотребном виде, пьяные, снова сидим в «мерседесе» – едем назад к яхте. В машине полно людей, в основном мужчин, которых я никогда не видела прежде и никогда не захочу увидеть снова.

Мужик с сальными темными волосами, в черной майке, нависает надо мной и тянет: «Куда пришел, оттуда не уйду я». Возможно, он вычитал это в романе у Брета Истона Эллиса, и, хотя всерьез сомневаюсь, умеет ли он вообще читать, я говорю:

– Понятия не имею, зачем я здесь. Наверное, потому, что Дайана меня пригласила.

– Я СУПЕРЗВЕЗДА, вашу мать! – кричит Дайана.

А потом – даже не знаю, как это описать, – мир отодвигается куда-то и в то же время становится пугающе тесным. Я кричу во все горло:

– Остановите машину!

Все поворачиваются и смотрят на меня как на безумную и, похоже, думают, что так оно и есть. Машина притормаживает посреди Канн, и я ползу по трем мужикам и отчаянно хватаюсь за ручку дверцы, которая в конце концов поддается. Никто не успевает понять, что происходит, а я уже вываливаюсь из машины на тротуар многолюдной улицы. Я оглядываюсь на машину и сбрасываю туфли на шпильках. Сжимая их в руках, я бегу сквозь толпу к отелю «Мажестик», где полно фоторепортеров и горят софиты. Я сворачиваю в переулок, проношусь мимо бара с геями, среди которых есть мужчина в балетной пачке, и чуть не сбиваю с ног маленькую девочку с красными розами, которая берет меня за руку и говорит:

– Мадам, идите со мной.

И на этот раз я иду.

Рано утром я возвращаюсь на яхту, страдая от чудовищного похмелья, я опустошена и вымотана, как никогда в жизни, если, конечно, не считать того времени, когда я была моложе и только что познакомилась с Таннером. Тогда мы проводили все выходные, нюхая кокаин и попивая водку. Я очень часто не могла прийти в себя в понедельник, но у меня не бывало неприятностей, потому что все знали: я встречаюсь с кинозвездой, – а это было куда полезнее для галереи, чем если бы я отвечала на телефонные звонки. Особенно полезно было, когда Таннер являлся за мной в галерею. Первое время он был так поглощен мной, что появлялся там довольно часто: просто убедиться, что другие мужчины не заигрывают со мной. Эти визиты исправно находили отражение в колонках сплетен (мое имя там не упоминалось, ведь тогда я еще была «никто») и подогревали интерес публики к нашей галерее. Все со мной ужасно носились и, казалось, испытывали ко мне искреннюю симпатию – а что им еще оставалось делать? Уже тогда меня ИСПОЛЬЗОВАЛИ другие люди – использовали мою способность нравиться мужчинам. Я никогда не задумывалась об этом раньше, но вот сейчас задумываюсь: ЧЕМ бы я была без мужчин?

Такси останавливается напротив яхты, и высокий красивый мужчина в рубашке-поло и джинсах идет ко мне. Я понимаю, что это – мой муж.

Солнце светит вовсю; сейчас, должно быть, позже, чем мне казалось. Суматоха, царящая в гавани, овладевает моим сознанием – помощники капитана поливают из шланга палубы, молодая женщина торгует какими-то продуктами «с фермы», люди снуют туда-сюда по журналистским пропускам – и приближается Хьюберт, в руках у него видавший виды кожаный саквояж, и я впервые в жизни замечаю его удивительную непритязательность. Да как же это: несмотря на всю шумиху вокруг его семьи, и его внешнего вида, и его подноготной, он все-таки до сих пор ПРОСТО ПАРЕНЬ.

– Эй, – спрашивает он, – что с тобой такое?

– Ты о чем? – не понимаю я.

– У тебя кровь течет. Руки в крови. – Он смотрит вниз. – И ноги. И в чернильных пятнах. А где твои туфли?

– Понятия не имею.

– Ну ладно, как ты? Получила мое послание?

– Что ты приезжаешь?

– Что я арендую быстроходный катер. Раз уж я здесь, то будет весело, если мы покатаемся на водных лыжах.

На водных лыжах?

Хьюберт вносит свою сумку на яхту.

– У Марка де Белона здесь дом. Я подумал, может, нам с ним потусоваться?

Потусоваться?

– Эй, детка, – обращается он ко мне, – в чем дело? Тебе не нравится Марк де Белон?

Я смотрю на свои окровавленные ладони и говорю:

– Мои туфли забрали геи.

IX

Дорогой дневник!

Ты не поверишь, но я ВСЕ ЕЩЕ на этой чертовой лодке, которая бултыхается в водах Итальянской Ривьеры.

И Хьюберт тоже все еще здесь.

Ладно. Вот в чем проблема. Во-первых, мне кажется, я схожу с ума, но не знаю, оттого ли это, что мне до смерти надоело торчать на этой лодке с Дайаной и Хьюбертом, или оттого, что, может, я правда психопатка, как утверждают все.