Читать интересную книгу Пути непроглядные - Анна Мистунина

Игре без возражений позволила усадить себя в седло. Будь лошадь поноровистее, ей пришлось бы туго, но послушная и спокойная Тика не нуждалась в понуканиях. Она покорно вышагивала бок о бок с Монахом, а руки дрейвки теребили и гладили ее светло-серую гриву, и обе казались довольными друг другом. Когда холм с источником остались далеко позади, Игре как будто отпустили страхи, она больше не плакала по любому поводу, не вздрагивала и с интересом оглядывалась по сторонам. На Рольвана смотрела доверчиво, как ребенок – до того не похоже на себя прежнюю, что впору было пожелать все так и оставить. Эта новая Игре невольно нравилась ему все больше. Правда, и присматривать за ней теперь нужно было, как за ребенком, в оба глаза. В особенности это стало ясно на привале: в третий раз подряд изловив ее в полусотне шагов от их маленького лагеря в тот самый момент, когда она уже совсем было собралась полакомиться яркими на вид и смертоносными тисовыми ягодами, и насильно притащив обратно, Рольван начал спрашивать себя, а не привязать ли ему свою подопечную, как когда-то, к дереву. Не решился, и с тех пор больше не выпускал ее из виду, держал за руку или обнимал всегда, когда только мог. Игре не возражала, совершенно позабыв свою былую к нему неприязнь.

Доверчивость эта была для него счастьем и мучением одновременно. Счастьем, потому что, устраиваясь на ночлег, он без колебаний уложил ее рядом с собой и Игре сразу заснула, прижавшись к его груди, а ее дыхание щекотало ему шею и заставляло сердце сладко сжиматься и таять от нежности. Мучением, потому что чем дальше, тем труднее было соблюдать свое слово не трогать ее без ее воли – воли, которой у нее сейчас попросту не было. Порою Рольван готов был отрубить себе обе руки.

Похоть, впрочем, оказалась не самой худшей из его забот. В первую же ночь он проснулся от крика. Случилось это под утро, в тот самый холодный час, когда темнота уже выцвела, не вынеся ясного дыхания наступающего дня, но рассвет еще не воспламенил неба, не разогнал ее окончательно; когда смолкли ночные птицы, а дневные покамест не пробудились и весь мир ненадолго окутала тишина. В такой час крепче всего спится, а пробуждение выходит неловким, как будто целая ночь отдыха пропала втуне.

Кричала Игре. Не просыпаясь, не открывая глаз, с раскинутыми в стороны руками, она ахнула, как будто от боли и начала говорить. С тех пор, как потеряла рассудок, обернувшись человеком, она не произнесла ни слова, потому Рольван сперва обрадовался, решив, что она приходит в себя, но нет. Ее лицо было искажено мукой, голос хрипел и срывался:

– Уходит. Уходит, уходит! Наше время, твое время, больно! Что можешь, теперь что ты можешь? Приходят из-за моря, но, но не твоим путем, нет. Сдержит ли лес огонь? Везде пусто. Мы слабые, прячемся, больно! Новый день, не наш, нас нет. Люди, люди, чужие. Наши дети? Их нет. Горят костры, о, как много огня! – Игре выгнулась всем телом, содрогнулась. Рольван беспомощно смотрел, не зная, можно ли ее сейчас разбудить, не станет ли оттого еще хуже. Его пробрал страх, как будто что-то темное, может быть, призрак другого мира, остановилось рядом. – Не станет, не станет, пройдет время и вас не станет. Прах, пыль. Другое, все другое. Костры, и здесь костры! Больно! Нет, не троньте ее! Не-ет!!!

– Игре! – Рольван не выдержал, схватил ее за плечи и встряхнул. – Игре, проснись! Перестань!

Она снова вскрикнула и открыла глаза. Рольван отшатнулся – то были глаза волчицы, они светились в темноте. Но желтый огонь тут же погас, и с ним погас разум. Игре удивленно сморщилась и заплакала.

Рольван обнял ее.

– Ну все, девочка. Это был страшный сон, и он кончился. Мы едем в Гид. Скоро все будет хорошо.

«Надеюсь, очень надеюсь, – добавил он мысленно, пока ее рыдания понемногу стихали. – И как же я докатился до того, чтобы видеть своей единственной надеждой неизвестную колдунью?»

С восходом солнца Игре повеселела, приняла снова тот же глуповато-доверчивый вид, что и вчера. Молчала, и сколько Рольван ни обращался к ней, не похоже было, что она хоть что-нибудь понимает. И все же он продолжал говорить, даже шутил и смеялся, хотя на душе было тревожно. Игре прислушивалась, склоняя голову то к одному, то к другому плечу и глядя с искренним любопытством. Ей явно нравился его голос, а это, решил Рольван, уже неплохо.

Ночью кошмары повторились и были, видимо, сильнее прежних. Игре кричала от боли и предрекала бедствия, смерти и огонь – Рольван уже не сомневался, что стал свидетелем прорицания. Он долго не мог ее разбудить, встряхивал и звал по имени, но тщетно, пока наконец она не очнулась – выпала из своего сна, взмыленная, как лошадь после скачки, и залилась слезами.

В третий день они сделали круг, минуя Сторкс, остановились, чтобы закупить припасов в одной из расположенных на отшибе деревень, и теперь двигались к предгорьям – так быстро, как только было возможным. Рольван торопился изо всех сил, дозволяя лишь краткий отдых, и вечером продолжал путь до самой темноты. Он догадывался, что следующая ночь будет еще хуже предыдущей, и оказался прав. Теперь Игре начинала прорицать сразу, стоило ей заснуть. Если ее каким-то чудом удавалось разбудить, плакала, потом засыпала и все повторялось снова. Под утро, когда кошмары наконец отступили, Рольван рыдал вместе с ней.

Глава тринадцатая, похотливая

Но Кохдир из гордости отверг богиню, и она, разгневавшись, помрачила его разум. Три года он бродил по земле обнаженным, позабыв человеческую речь и повадки, и всякий, кто встречал его, приходил в ужас от его вида. Когда же гнев богини остыл, она явилась к нему и разделила с Кохдиром ложе, и наутро он проснулся исцеленным от своего недуга.

Книга легенд и сказаний Лиандарса. Автор неизвестен

Торопятся же избрать себе нового главу на место умершего, ибо верят, будто пока на острове живет Верховный дрейв, никакая беда не приключится с их народом. Такого же мнения придерживаются и простые люди, оттого и почитают дрейвов безмерно.

Патреклий Сорианский, «О народах»

Таким стал их обратный путь к Гиду – торопливая вереница коротких дней, полных усталости и единственного стремления проехать еще хоть на милю, на полмили больше, чем удалось вчера, и долгих, страшных ночей, когда Игре кричала и билась, как в припадке падучей болезни, а Рольван ничем, совершенно ничем не мог ей помочь. От ее бесконечного «Больно!» впору было кричать самому. В отчаянии он призывал на помощь слова молитв, но не мог отыскать в своей памяти ничего, кроме ее бесконечных пророчеств, описаний не то грядущих, не то давно миновавших бедствий.

Когда перед ними выросли надежные стены постоялого двора перед Гидом, он даже не смог обрадоваться. Молча направил лошадей к воротам, оказавшимся, не в пример прошлому разу, распахнутыми настежь.

Старик привратник приветственно заулыбался – узнал. Оставив конюха расседлывать и обихаживать усталых лошадей, Рольван повел Игре в общую комнату.

Их встретил густой запах яств и гул веселых голосов. Игре вздрогнула, испуганно прижалась к Рольвану. Тот успокаивающе сжал ее плечо:

– Все хорошо, девочка.

Навстречу уже спешил хозяин. Он тоже узнал их обоих и буквально сгорал от любопытства, которое неумело пытался скрыть. Вздохнув, Рольван извлек на свет то единственное, что интересовало хозяина больше, нежели чужие секреты – золото.

– Нам нужна комната, – сказал он. – Отдельная комната подальше от чужих ушей. И еще другая помощь, за которую мы щедро заплатим.

Хозяин закивал:

– Разумеется, благородные господа, – монета исчезла, как по волшебству. – Горячая пора, так много гостей! Благодарение Миру, на дорогах снова людно. Но для вас местечко найдется! Пойдете туда или пообедаете сначала?

Рольван досадливо огляделся:

– Пообедаем в комнате. Веди.

Обещанная комната, тесная каморка с единственной кроватью и шатким столом, располагалась дальше всех от лестницы, ведущей наверх, так что голоса и смех из нижних помещений оказались почти не слышны. Хозяин затворил дверь и с любопытством уставился на Игре, которую Рольван усаживал на кровать.

– Значит, догнали вы их в тот раз?

– Догнали, – сказал Рольван. – Слушай. Мне нужна колдунья, та, которую приводил из города твой слуга. Можешь ты послать за ней снова?

Хозяин затеребил фартук, не торопясь соглашаться.

– Всякие странные ходят слухи, – протянул он. – Дрейвы, говорят, вернулись, демоны опять же… Монахи как с цепи сорвались, стража на ушах. Как бы не вышло чего, господа путники.

– Я заплачу, сколько пожелаешь, и еще добавлю сверх того. Прошу тебя. В случае чего ты скажешь, что ничего не знал, и это будет правда. Во всем виноват я.