- Но когда ты успел? Тебе же только двадцать пять лет?! - вытаращила на него глаза в удивлении и совсем забыв о том, что мне об этом говорила Мена еще на хуторе.
- Это по нашему летоисчислению мне двадцать пять, не по-человеческому.
Глаза Ариса стали серьезными, какими-то глубокими, чужими. Куда подевался озорной блеск, счастливая радость, смешливость Котейки. На меня смотрели мудрые, все знающие глаза незнакомца. Мурашки неожиданно открывшейся бездны, разделяющей нас, пробежали по спине. Я в ужасе отшатнулась.
Мне отчаянно захотелось назад, в свой Мир, в свою маленькую квартирку, да хоть к перепуганным разъяренным хуторянам, уж отбилась бы как-нибудь, все равно куда, лишь бы подальше отсюда. В моей голове вдруг возникло сравнение своей ничтожности, детскости, глупости по сравнению с Арисом, его родней, змеелюдьми и их Королевой, Личем. Это какая же прорва времени, знаний, опыта лежит непреодолимой бездной между нами. Я, по сравнению с ними, новорожденный младенец, едва сделавший первый вдох и еще не успевший своим первым криком поприветствовать новый мир. А они... он... Да что там говорить...
- Что значит по-вашему Совершеннолетие? - как сквозь мглу, услышала свой голос.
- Это означает - объяснил Арис - что я закончил свое образование настолько, чтобы считаться взрослым, самостоятельным Ашером, к мнению которого общество теперь обязано прислушиваться. - и пошутил - И еще это означает, что я теперь не смогу трансформироваться в маленького котенка и бегать с задранным хвостом.
Шутка прошла мимо ушей. Только мелькнуло воспоминание о маленьком беленьком пушистом котенке, прошмыгнувшим мимо меня в дом со смешными ушками, подергивающимися на бегу. Господи! Какая же я была слепая, наивная и глупая, воображая, будто защищаю маленького и слабого. Как же по-дурацки тогда выглядела в его глазах. Как же он усмехался в душе, глядя на мои неуклюжие, дурацкие поступки, слова. За что же мне такое испытание, а?!...
Что-то сжало грудь, стало трудно дышать. Отвернулась и пошла к выходу с одним единственным желанием побыстрее остаться одной.
Одним движением гибкого сильного тела он оказался передо мной.
- Дарина, что с тобой? Куда ты идешь? Что случилось? Ты плохо себя чувствуешь? - взволнованно спрашивал, пытался заглянуть в глаза, подняв голову теплыми ладонями, прижал к себе - Милая моя, да что же с тобой такое, а? Я же только хотел тебе расказать правду. Я же хотел, чтобы ты знала...
Я не могла посмотреть ему в глаза, не смогла ничего ответить. Впервые в жизни у меня было так тяжело и горько на душе, что даже тело казалось налитым свинцом. Казалось, что моя душа умерла едва осознав весь ужас своего ничтожества. Попыталась вывернуться из его объятий, но не смогла. Он держал крепко, прижав к своему телу. Его сердце колотилось, как бешенное. Я чувствовала его в своей груди. А мое почти замерло.
Сколько мы так стояли, не знаю. Арис что-то шептал, но я почти не понимала его слов. В голове набатом била одна мысль и она отнимала последние силы. Между нами бездна... Между нами бездна... Между нами бездна...
* * *
Лежала в постели под пушистым одеялом, легким и теплым, как гагачий пух. Засыпала, будто проваливалась в бездонную тьму. Просыпалась. Бездумно смотрела в окно, видя только зимнее небо, кружащий снег и далекие звезды. Как пьяная добиралась до туалета и едва доползала назад, вовремя подхваченная кем-то под руку. Пила из крана воду, пьянея еще сильнее. И снова возвращалась в постель, чтобы снова лежать, не шевелиться, не жить...
Не думала, не хотела знать что со мной происходит и почему, зачем я здесь или где-то в другом месте. Не было больше ничего важного, нужного, ради чего стоило бы волноваться, чувствовать, что-то делать.
Когда приходил Арис, лежала с закрытыми глазами и делала вид, что сплю. Девушки-служанки поочередно сидели в спальне, выходя только тогда, когда кто-то заходил в комнату. Часто приходил Вэрдис, сидел подолгу, гладил по руке или голове, что-то нашептывал. Приходили родители Ариса по одному и вместе, улыбались, подбадривали. Пару раз была даже Королева. Но сознание оставалось отстраненным, пустым, бездушным.
* * *
- Дариинаа! Дееткааа!! А ну-ка давай, просыпайся немедленно! Утро на улице посмотри какое! Солнышко светит во всю! Я тебе тут бульончика куриного сварила. Хватит болеть, пора выздоравливать. И молочка парного от Буренки принесла. Ну, той, в крапушку. Помнишь как у нее вымя распухло и она мычала, как резанная, а ты ее примочками, да травками лечила? Вот она тебе привет-то и передает молочком парным. Просыпайся, детка, просыпайся. Давай, сначала молочка, а потом и до бульончика очередь дойдет. Открывай глазки, моя хорошая, а то клюкой задницу набью! - и опять медово-ласково - Дарииинааа! Просыпайся. Солнышко на улице...
До боли знакомый голос рвал пустоту на части, комкал ее, расшвыривал в разные стороны, теребил душу, заставляя не соглашаться, отбрыкиваться, хвататься за треснувшие и распадающиеся остатки безмыслия.
Одеяло полетело на пол. Ведро ледяной воды окатило с ног до головы. Сильные руки подхватили, поставили на ноги, держали за плечи. Не менее сильные и умелые руки растирали кожу кусачим полотенцем, будто хотели ее содрать живьем. Кровь запульсировала в жилах, стало жарко и дико больно.
- Аааау!!!!!!!! - заорала я, вырвалась и отскочила в сторону - Бооольно же!!!!!!!! Что вы делаете, ненормальные!!!
Марфа победно ржала, уперев руки в бока. Арис улыбался во все зубы, счастливо сверкая голубовато-зелеными искорками глаз. Я зло зыркала на них, из угла, куда отбежала, спасаясь от тиранов, щупала тело там, где больше всего болело и кидая туда осторожные взгляды. Кожа была ровной, гладкой, только пунцово-красной.
- Ну вот, Арис, смотри, ожила наша девочка. - грохотала радостью Марфа - Говорила тебе, что и мертвого на ноги поставлю! А уж Даринку-то и подавно! Не такая она, чтобы просто так сдаваться. Жизни в ней много и жизнь победила! Видишь, какая тощая! Одни кости и кожа остались! Если бы не додумался за мной прибежать, так бы и заморили девчонку голодом! Ничего, Арис, - пошлепала его по плечу - Теперь откормим, голубушку! А то ишь что надумала! - погрозила мне пальцем - Не позволю!
Она сдернула с кровати мокрую перину вместе с простыней на пол, закатала в рулоник, понесла из спальни. На пороге остановилась, критически глянула на меня:
- Ну чего стоишь, дивчина?! Задницу с передницей прикрой-то! Не видишь, мужик на тебя пялится. А они, мужики-то, сама знаешь какие охальники. У всех одно на уме! - и вышла.
Глянула на себя.
- Ой!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});