Читать интересную книгу Оливковая ферма - Кэрол Дринкуотер

Мишель предлагает съездить в Рокебрюн — это около ста километров отсюда — и лично познакомиться с этой замечательной оливой. Я с радостью соглашаюсь, мы прощаемся с Рене и отправляемся в путь.

Всего полчаса спустя мы уже едем по узкому серпантину, который то взмывает вверх, то обрушивается вниз так круто, что у меня перехватывает дыхание, и про себя я молюсь, чтобы у нас не отказали тормоза. При такой езде у водителя нет никакой возможности наслаждаться видами, зато я высовываю голову из окна и любуюсь то возвышающимися впереди кручами, то отвесным каменистым обрывом справа, сбегающим к самому Средиземному морю. Мишель ведет машину уверенно и так быстро, что у меня на глазах от встречного ветра выступают слезы.

Где-то здесь, поблизости, погибла принцесса Монако и бывшая актриса Грейс Келли. Ее машина, не вписавшись в поворот, рухнула в пропасть. Вспомнив об этом, я убираю голову из окна, забиваюсь в угол сиденья и стараюсь смотреть только налево, туда, где над дорогой возносится почти вертикальный утес. Вот тогда-то я и замечаю на его вершине старинный замок с башней, похожий на иллюстрацию к какой-то волшебной сказке.

Мы оставляем машину у подножия скалы и по крутой дорожке пешком поднимаемся в vieux village[148]. К нашему огромному разочарованию, скоро выясняется, что все до одного рестораны закрыты. Здесь это обычное дело: владельцы многих заведений на Лазурном Берегу между пятнадцатым ноября и пятнадцатым декабря делают передышку перед многотрудным сезоном рождественских и новогодних праздников.

Изрядно запыхавшись, мы поднимаемся на красивую, просторную площадь и озираемся. Вокруг не видно ни души, и все-таки городок не кажется покинутым. Посреди площади растет большая олива, окруженная деревянными скамьями. Это, несомненно, очень старое и хорошо сохранившееся дерево, но мне трудно скрыть разочарование: я ожидала увидеть что-то более впечатляющее. Его ствол примерно метра три в обхвате, не многим толще, чем у наших собственных деревьев. Я подхожу к самому краю скалы и любуюсь сверкающим под солнцем морем. Вдалеке виднеется княжество Монако, и его небоскребы кажутся здесь чужими и неуместными. Мишель подходит сзади и обнимает меня.

— Знаешь, по-моему, это не то дерево. Пойдем поищем еще.

Мы не торопясь бредем по vieux village, заглядываемся на черепицу и мощеные улицы, чистые и сверкающие, как крыльцо у хорошей хозяйки, и вдруг наталкиваемся на указатель: «Olivier millénaire»[149].

Счастливые, как мореплаватели, обнаружившие, что идут правильным курсом, мы спешим в направлении, указанном стрелкой, и спускаемся по крутой каменистой тропе. В давние времена по ней наверняка ходили ослики, нагруженные продуктами, которые выращивали внизу, на уровне моря, а потом доставляли к вырубленным в скале домам. Мы идем по следам миллионов других путешественников — воинов, любовников, батраков и землевладельцев, — для того чтобы поклониться священному дереву. И вот — о чудо! — мы видим его в двухстах метрах внизу, растущее как будто прямо из скалы, ничем не огороженное, просто живущее здесь. Изрезанный временем ствол, морщинистый, словно слоновья кожа, ветви, раскинувшиеся подобно щупальцам осьминога, и могучие, крушащие камень корни.

Взявшись за руки, мы с Мишелем в восторге взираем на это чудо творения, а потом, развернувшись, не можем оторвать глаз от сверкающего моря, белой полоски прибоя далеко внизу и городка Кап-Мартен, где любит бывать королева Елизавета, как-то провел лето Уильям Йетс и утонул архитектор Ле Корбюзье.

Здесь тепло, очень тихо, и меня охватывает чувство какого-то удивительного покоя и гармонии. Наверное, все дело в присутствии этого великолепного живого организма, вот уже десять веков охраняющего данный кусок земли, а сейчас и нас вместе с ним.

Высоко над синим морем кружат несколько дельтапланеристов, издалека похожих на птиц. Налюбовавшись на них, мы возвращаемся в город и идем к замку. Из распахнутых окон домов доносится французская и итальянская речь. Это неудивительно, ведь мы находимся на границе двух культур, а сам городок появился на свет, когда Италию и Францию еще не разделяла граница.

В билетном киоске я покупаю буклет, и из него узнаю, что нам предстоит увидеть старейший замок во Франции, построенный во времена Каролингов графом Конрадом Первым из Вентимильи для защиты все от тех же сарацинов. Позже его приобрело и неоднократно перестраивало семейство Гримальди, которое и поныне правит в Монте-Карло.

Как же повезло этому маленькому городку, который может похвастаться и самым старым во Франции замком, и одной из старейших в Европе олив! Еще в буклете говорится, что жители Рокебрюна верят, что, создавая их город, Господь пребывал в особенно благостном расположении духа, а потому они считают своим святым долгом заботиться и беречь все, что их окружает. Молодцы! Вот почему в Рокебрюне такие сверкающие чистотой улицы и ухоженные дома. Его обитатели честно заслужили право ежедневно наслаждаться формой тысячелетней оливы и видами, от которых захватывает дух.

* * *

Звонит Рене, чтобы сообщить: та moulin, которую я выбрала, закрывается. Подумать только — работала триста лет и закрывается именно в ту зиму, когда мы решили привезти на нее наш урожай!

— Как же так? — огорчаюсь я.

— Говорят, она не соответствует санитарным нормам Евросоюза.

Разумеется, он советует нам воспользоваться его любимой маслодавильней. Полдюжины ящиков с оливками стоят в темном сарае, и их содержимое может прокиснуть, если мы немедленно не отвезем их на пресс. Тут я вспоминаю, что первая moulin мне тоже очень понравилась, как и ее хозяин, краснощекий, веселый мужчина с круглым животиком, выпирающим из клетчатой рубашки. Он тепло приветствует нас, когда мы доставляем свой урожай, и сразу же окружает заботой и вниманием.

— Venez vite, mes amis! — кричит он, когда из блестящей трубочки начинает сочиться первая слабая струйка масла. — Идите сюда быстрее!

Мы подбегаем, и скоро масло уже бьет в подставленную миску тугой струей. Теперь его можно попробовать, и я дрожу от волнения. Пожалуйста, Господи, пусть оно окажется вкусным!

Мишель, хозяин, которого зовут Кристоф, и я низко склоняемся над десертной ложкой с несколькими каплями масла и сначала вдыхаем аромат. Понравится ли оно нам? Я пробую первой, и шесть пар глаз с надеждой и тревогой смотрят на меня. А мне уже все ясно: наше масло получилось густым и мягким, как бархат, с легким запахом перца и лимона.

— Боже, оно великолепно! — в восторге кричу я.

Кристоф набирает в ложку еще несколько драгоценных капель, окунает в них кусок ноздреватого деревенского хлеба и задумчиво жует. Если бы не грохот механизмов, в комнате сейчас повисла бы мертвая тишина. Несколько фермеров, привезших на пресс собственный урожай, столпились вокруг нас и, кажется, тоже волнуются. Французы обожают такие petits драмы.

Наконец Кристоф громко объявляет:

— Beurre du soleil. — Солнечное масло. И после небольшой паузы добавляет столь важное для нас слово: — Extra!

Все поздравляют нас, жмут руки, целуют, хлопают по спинам и, разумеется, наливают вино, а мы с Мишелем смеемся и буквально лопаемся от гордости.

* * *

В саду за обеденным столом Мишель и Ванесса разливают наше первое масло из пятилитровых пластиковых канистр, предоставленных Кристофом, по бутылкам: мы все лето отбирали, мыли и копили самые красивые и необычные именно для этой цели. Кларисса рисует изящные этикетки, и вечером, собравшись перед камином, мы вписываем в них дату и наклеиваем на бутылки. Потом приятель Ванессы Жером грузит их в тачку в увозит на хранение в прохладную и темную летнюю кухню. Там за несколько недель масло отстоится и приобретет дивный золотисто-лимонный цвет.

Опять приближается Рождество, и на этот раз мы намерены отметить его шумно. По радио идет прямая трансляция рождественских гимнов из собора Парижской Богоматери. По всему дому плывет праздничный аромат от голубой ели, которую Мишель привез из Канн. В честь нашего первого урожая мы украсили ее только золотистыми игрушками и стеклянными гирляндами.

В этом году девочки проводят рождественские каникулы с нами, а вместе с ними приехал и Жером, ему уже исполнилось восемнадцать, и он необычайно хорош собой. Когда пару раз я просила юношу помочь мне на кухне, Ванесса нежно шептала мне на ухо: «Пожалуйста, chère Кэрол, постарайся не кокетничать с Жеромом». Через пару дней к нам приедут Анни и Роберт, родители Мишеля, а в канун Нового года — и моя мама. Отец и сестра работают в шоу-бизнесе, и сейчас у них самая горячая пора, поэтому они останутся в Англии. И все-таки праздник будет многолюдным и веселым. У нас уже есть духовка — пока она одиноко стоит посреди будущей кухни, — а значит, будет и индейка! Я смазываю ее нашим собственным оливковым маслом, и мы решаем отметить этот важный и торжественный момент шампанским. К аперитиву я быстренько готовлю брускетту: раскладываю на тонких ломтиках хлеба кружочки помидоров, только что сорванных на собственном огороде, посыпаю сухими провансальскими травами и отправляю в гриль. Горячие тосты я украшаю листиками свежего базилика, тоже собственного, поливаю все это собственным оливковым маслом и посыпаю перцем (не собственным).