— Ходишь и приглядываешься ко всем.
— Тебе кажется.
Она оставила в покое его плечо и поплелась рядом.
— Не ври мне. Я знаю, когда врут.
— Ладно.
Шадрен опустился на краешек полуразрушенного фонтана, в котором плавали водоросли, и поманил девочку пальцем. Морта подошла, придирчиво осмотрела ободок в грязных потеках и не захотела садиться. Шадрен предложил в качестве подстилки полу своего рваного плаща. В ответном хмыканье содержался явный намек, что его одежда ничем не чище.
— Мне нужен друг, — сказал Шадрен.
Они сидели плечом к плечу. Морта недоверчиво покосилась на него.
— А как же Морвена?
— Она не может быть мне другом.
— Почему?
— Потому что она моя зазноба.
— Ну и что?
Шадрен немного подумал и сказал:
— Мать ведь не может быть отцом, а отец — матерью?
Морта помедлила, ища в вопросе какой-то подвох.
— Наверное, нет.
Он улыбнулся, демонстрируя клыки.
— То-то же.
— И ты решил, что найдешь друга среди монстров? — спросила Морта.
— Ты не монстр.
— Это с какой стороны посмотреть, — не согласилась девочка.
— Так кто же ты?
— Я говорила тебе. Нас называют парками, богинями неизбежности. Я — смерть.
Шадрен ничуть не удивился.
— Как дуллахан?
— У смерти много обличий.
— И ты знаешь, когда я умру?
— Знаю, — кивнула она. — Почему ты думаешь, что кто-то захочет быть тебе другом?
— Иногда за окном раздается тоскливый вой. Кто-то страдает от одиночества, как и я. Я хочу найти его, но у меня нет крыльев, чтобы обозреть весь город. Ты поможешь мне?
— Вот еще. С чего бы я стала это делать?
Его рука снова мягко легла ей на голову. Шадрен сделал несколько осторожных движений. Выражение ее лица изменилось, девочка прикрыла глаза: ему казалось, что Морта вот-вот заурчит, как довольная кошка. Она изголодалась по ласке, она вожделела ее, но была чересчур горда, чтобы просить. Шадрен внутренне обрадовался, что нашел к ней подход, и продолжал гладить: его рука скользила по иссиня-черным волосам, пропуская локоны между пальцев.
Потом девочка смутилась, обернулась птицей и улетела. Шадрен остался сидеть, точно зная, что Морта вернется с первыми сумерками. При полном отсутствии солнца трудно было сказать, когда именно в Альдолис приходит закат, но по расчетам Шадрена это должно было случиться не позднее, чем через два-три часа. Со своего места ему было отлично видно главную улицу, и он во все глаза таращился на пешеходов, не опасаясь их гневных взглядов. Прошла девушка в компании то ли волка, то ли огромной собаки. Казалось, она ведет со зверем непринужденную беседу, хотя в ответах собеседника присутствовали лишь рычание и лай. Тело девушки не покрывала шерсть, но на руках были длинные перчатки, что вызывало определенные подозрения. Шестое чувство подсказало Шадрену: она такая же, как ее спутник, а эти белые руки искусаны до локтей. Он отвел глаза. Чей-то крик разнесся над городом, пронзительный и громкий, как мольба о помощи. Шадрен вскинул голову, огляделся: улица была пуста, девушка с волком скрылись за углом, и оттуда доносился ее веселый смех. Она любила его, любила зверя.
Его руки сжались в кулаки. Ему следовало пресечь подобные мысли, перестать судить чудовищ, ведь теперь он мало от них отличался. Он убил ту несчастную в Доме Скорби, выпил ее без остатка. Шадрен не знал, кем и чем она являлась, — в тот момент она была его пищей. В ушах прозвучали слова Слантьи, как будто вампир был где-то рядом:
'Они и не живые, это точно. Они меня кормят'.
Шадрен горько усмехнулся, а потом вспомнил раны на ее шее с блестевшей в них кровью — горячей, с восхитительным сладковатым привкусом. Его сердце забилось сильнее. Красная жажда подступила к самому горлу, и ему стоило немалых усилий ее прогнать. Не думай, приказал он себе, не сейчас.
'Хочешь зайти?'
— Харр!
Он вскинул голову — над ним кружила Морта. Ворона хлопнула крыльями, и ему на колени опустилось маленькое черное перо. Шадрен повертел его в пальцах, улыбаясь.
— Линяешь?
Птица грациозно спикировала на каменный ободок. Шадрен моргнул — перед ним на четвереньках стояла девочка, край малиновой накидки упал в фонтан и потемнел, напитавшись влагой. Морта устало плюхнулась рядом, не обратив на это внимания.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Всего несколько минут назад я слышал крик.
Она пожала плечами.
— Это баньши. Привыкай.
— Ты нашла его? Или ее?
— Конечно, нет, — равнодушно ответила Морта. — Они воют не от одиночества. Это чушь, которая могла прийти в голову только такому, как ты.
— От чего же?
— От тоски. Они хотят того, что может дать только человек. Не обязательно плоть. В основном их привлекает то, что содержится в людских умах и сердцах. Придя сюда, ты был в большой опасности. Морвена не могла уберечь тебя. Никто не смог бы.
— Это значит, что ты одобрила мой выбор?
Ее взгляд был подчеркнуто ледяным.
— Мне нет до тебя дела. Жив ты или мертв и так далее. Здесь, в Альдолисе, это волнует исключительно Морвену.
Шадрен проигнорировал ее холодность.
— Твоя сестра с белой косой…
— Децима, — подсказала Морта.
— Она назвала ее матерью. Не Морвену, как я понимаю… Ту, другую. Это правда? Она твоя мать?
— С чего бы ей врать? Да. Моя мать — королева чудовищ.
— Поэтому ты все время была с Морвеной?
— Не все время, — покачала головой девочка. — И я оказалась не очень-то полезной. Когда пришла дуллахан, я ничего не смогла сделать.
— Значит, ты не убиваешь, — заключил он.
— Своей рукой? Нет. Но Морвена должна была умереть. Я видела ее смерть. — Морта помолчала. — Кто-то изменил Узор на полотне, распустил его и сплел по-другому, не оставив следов. Сколько я ни вглядываюсь, вижу те же три узелка: Морвена, Летиция ди Рейз и Серый Скиталец. — Услышав знакомое имя, Шадрен на мгновение вскинул брови. Он видел девушку дважды: во время поединка на арене и когда ее вынесли, бездыханную, из логова Искариота. Вот как. Красотка в алом была не просто ярой поклонницей его несговорчивого приятеля, она имела значение. А Серый Скиталец? Неужели это Ланн? Девочка заговорила снова, и Шадрен не решился ее перебить: — Архиведьма. Лишь она способна на такое.
— Нефела? — предположил Шадрен.
— Нет, не она, — уверенно произнесла Морта. — Их было семеро. Шестеро мертвы, но их смерть не окончательна, как и любого из нас. Можно найти лазейку, проход шириной в игольное ушко, дыру в реальности. Достаточно одной руки, руки из могилы. Но что связано — того не развяжешь, если ты не пряха. — Она вздрогнула, будто сказанное неприятно поразило ее саму. — Зачем я говорю все это тебе?
Он легонько коснулся ее плеча.
— Потому что я слушаю.
Морта ничего не ответила. Они посидели молча. Его взгляд приковала ее гладкая белая шея: на ней не билась жилка, но Шадрен знал, что там есть кровь. Он тяжело сглотнул.
— Что ты так на меня смотришь? И глаза у тебя красные, как угольки.
— Я голоден, — признался Шадрен.
Морта кивнула на темную лужу.
— По крайней мере, крови здесь сколько угодно.
— Она… отвратительна на вкус.
— Тогда иди к Слантье. У него есть лучше.
— Те, что в Доме Скорби, — не люди?
Морта посмотрела на него как на сумасшедшего, и отчетливо произнесла:
— Здесь нет людей.
— Но люди тоже годятся в пищу?
— Ты разве не слышал, что я говорила? Годятся. Больше, чем что-либо.
— Значит, мы на вершине пищевой цепочки?
— На вершине цепочки — Мана, и никто другой. — В голосе Морты промелькнуло раздражение. От нее ускользала какая-то мысль, ей хотелось отделаться от Шадрена и спокойно поразмыслить в одиночестве. — Ты уходишь?
Шадрен поднялся. Девочка была права, ему следовало идти. В груди вспухал какой-то шар, он болезненно пульсировал, увеличиваясь в размерах. Шадрен мог сдерживаться, в голове царила ясность, но терпеть нарастающие муки было не обязательно. Он пойдет в Дом Скорби и насытится первым, кто попадется под руку.