Спустя четыре часа впереди замаячила стена, истекающая волнами цвета. Ланн натянул поводья, остановив лошадь. Лиандри затормозила немного дальше, спешилась и подошла к ульцескору, держа коня за узду.
— Что случилось?
— Не знаю, как объяснить. Она приблизилась. Стала больше, шире.
— Стена?
Он кивнул.
— Этого не может быть, — мягко сказала Лиандри. — Мы просто ехали с другой скоростью.
Ланн одарил ее недоверчивым взглядом.
— Стена не двигается. Разве что вместе с землей, на которой стоит.
— Значит, сдвинулась земля, — упрямо произнес он.
Ведьма рассмеялась. Он смотрел без улыбки.
— Давай поторопимся.
— Нет. У нас есть еще два часа. Как минимум.
— Ты боишься? — спросила Лиандри не без ехидства.
— Я знаю, что такое страх. Иначе давно был бы мертв. — Ланн помолчал. — Ты чем-то похожа на нее. Думаешь, что людьми легко манипулировать. Особенно мужчинами. Никто не хочет, чтобы его называли трусом, верно?
— Ты понятия не имеешь, что происходит за Гранью днем.
— Может, они спят, как вампиры, — предположил он. — Ведь они пьют кровь?
— Не обязательно, — повела плечом ведьма. — Они потрошат людей. Иногда на время становятся ими.
— Вы хоть как-то их называете? В Гильдии?
— Нельзя назвать то, чью природу не понимаешь.
В его душу вновь закрались подозрения. Что, если там — верная гибель?
— Лири…
— Если не хочешь ехать сейчас, то слезай и перекуси.
Ланн со вздохом повиновался.
— Что ты ожидаешь там увидеть?
— Не знаю, — качнула головой она.
Лиандри явно что-то задумала, и это ему не нравилось. Она говорила мало, неохотно, как будто боялась проболтаться. Снежная Ведьма могла войти за Грань сама — и остаться там, если захочет. Так зачем ей нужен он, Ланн? Исключительно ради компании? Он должен был знать.
— Лири.
Она легла на землю, раскинув руки. Под ней расцвел узор из инея, окружил ее тело завитками, нарисовал белую диадему поверх ее головы. Ланн еще не видел таких чудес — это было красиво. Лиандри глянула на ульцескора из-под заледеневших ресниц.
— Я не отвечу, — отчетливо произнесла она.
— Почему?
— Потому что ты развернешь лошадь и уедешь.
Больше они не говорили. Два часа тянулись для Ланна невыносимо долго, дурное предчувствие крепло в его груди. Он пытался поспать, но тревога не отпускала: Лиандри стала для него кошмаром, который никак не ослабит тиски. Колдунья связала его клятвой, но эта клятва, будучи оковами, являлась и его пропуском на волю.
С наступлением утра граница померкла, стала еле видна.
— Теперь мы можем ехать?
Не дожидаясь ответа, Лиандри вскочила на лошадь. Ланн не стал ее останавливать, медленно поднялся и сложил тряпицу, на которой лежал. Проверил, остер ли клинок, полюбовался, как по лезвию скользят солнечные блики. Он знал, что испытывает ведьмино терпение, но не желал торопиться. Он хотел быть готовым ко всему.
Когда он подъехал, Лиандри уже засунула руку по локоть в мерцающую гладь. При виде ужаса на его лице она рассмеялась.
— Там теплее, чем здесь, — сообщила она, вынув руку и демонстрируя ему отсутствие ран или увечий. — Я могу растаять.
Она пребывала в приподнятом настроении и помогла ему распрячь лошадей, хотя обычно отлынивала от любой работы. Больше уделять внимание было нечему, и Ланн угрюмо взирал на стену.
— Мне взять тебя за руку, как ребенка? — мягко поинтересовалась Лиандри.
— Иди, — велел он. — Я пойду следом.
— Ты кое-что забыл, ульцескор. — Лиандри подошла к границе вплотную и встала к ней спиной. Ланн смотрел непонимающе. — Букет роз. Ты обещал, помнишь?
Она сделала шаг назад. Стена пошла мелкими волнами, разверзла темный зев, как голодный левиафан, проглотила Лиандри целиком и снова будто уснула, насытившись. Ланн с минуту успокаивал беснующееся сердце. Снежная Ведьма не толкнула его за Грань, она давала ему шанс уйти, нарушив клятву. Он мог вернуться в Гильдию и найти сестру без ее помощи, без неоправданного риска, достаточно лишь показать портрет Лайе-Элейне. Он мог выжить.
Стена выгнулась, почернела, раскрываясь перед ним, будто цветок. Он ступил за Грань, и его обдало влажным теплом. На мгновение у Ланна перехватило дыхание и сдавило горло, но потом он прошел какой-то барьер, и его вытолкнуло из безвоздушного пространства, а на плечо легла дружеская рука. Стоя на коленях, он поднял голову: то, что казалось смутными очертаниями строений, было городом со зданиями из стекла, а рука, покоившаяся у него на плече, принадлежала ангелу. Ланн смотрел и не верил. У незнакомца не было крыльев, но не было и стальных зубов, а по спине струились длинные белые волосы. Он как будто светился изнутри, окруженный аурой святости. В аквамариновом небе над ними проплыл корабль, его паруса раздувались от ветра. Ланн опустил взгляд, и оказалось, что они стоят на воде.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я умер, — произнес он.
— Нет, — сказал ангел. — Это мы мертвы.
Глава 18
(Шадрен)
Он больше не был чужаком, и город обнажался перед ним, раскрывая свои тайны. Низкие проходы, будто предназначенные для детей или карликов, расширялись при его приближении, темные окна внезапно вспыхивали приглашающим светом, на стенах тупиков вырисовывались двери. Прохожие уже не прятались, и он повидал многих существ: трехметрового мужчину в широкополой шляпе и с тонкими, как спички, конечностями; свору детишек с крыльями вместо рук и одинаковыми лицами, наблюдавших за ним с крыши; женщину, чья улыбка была прекрасна, как сама любовь, а нижняя часть ее тела казалась проглоченной огромным василиском; пугливую стайку теней, сбежавших от своих хозяев; существо неопределенного пола с лицом Идрис, и Шадрен долго и тоскливо смотрел ему вслед. Они были похожи на отражения в кривых зеркалах, на что-то искаженное, неправильное, обросшее перьями и хвостами, наделенное теми характеристиками, которых никогда не было у людей. Они умели дышать под водой, могли парить над облаками, не прибегая к технике или магии, победили смерть и обрели способность размножаться без партнера. Все в Альдолисе переплелось, все было едино: высокие башни и приземистые храмы, неровные ряды могильников и ржавая земля, истекавшая кровью, заменившей здесь воду.
Шадрен почувствовал жажду и испил из одной такой темной лужи. Кровь была холодной и полной отвратительных сгустков. Он с омерзением сплюнул один из них, остальные скользнули в желудок, вызвав легкую тошноту. С минуту Шадрен стоял, прислушиваясь к своим ощущениям. Он вроде бы насытился, но впредь решил питаться иным образом, а холодные лужи оставить бедным и убогим — или очень голодным.
Он нашел даханавара на старом месте — на ступеньках перед Домом Скорби. Экзалторский плащ куда-то исчез, видимо, вампир выменял его на расшитый камзол из черного бархата, отныне красовавшийся на поникших худых плечах. Не зная, с чего начать беседу, Шадрен поинтересовался именем даханавара. Тот сначала сказал что-то длинное и труднопроизносимое, напоминающее ругательство, потом изрек:
— Слантья.
Шадрен слегка наклонил голову и представился.
— Я знаю, — сказал вампир. — Тебя все знают. Хочешь зайти?
Шадрен покачал головой.
— Зря, — сказал Слантья и замолчал.
Шадрен постоял еще минуту, попрощался и ушел в расстроенных чувствах. Он собирался вернуться во дворец, когда услышал за спиной шелест крыльев. Черная ворона опустилась ему на плечо столь же непринужденно, как когда-то садился Фрей. Шадрен испытал приступ ностальгии и легонько пробежался рукой по ее встопорщенным перьям.
— Что ты ищешь?
Она обратилась в девочку так быстро, что он и не успел и глазом моргнуть. Морта вцепилась пальцами ему в плечо, его рука покоилась на ее волосах. Шадрен снова погладил ее по голове — девочка не шелохнулась.
— Тебе это нравится?
— Что ты ищешь? — повторила Морта свой вопрос.
— Почему ты решила, что я что-то ищу?