– Обнародовать? Это как – встать на площади и громко прокричать три раза?
– Зачем на площади? Есть же государство, какие-то правоохранительные организации. Ты же фактически свидетель преступления. Если ты присягнешь и дашь показания…
– Не городи ерунду, братишка. Никому тут мои свидетельства не нужны. Дориан – член королевской семьи, а я мелкая ищейка, да еще и чужестранец из другого мира. Чтобы начать говорить, нужны более весомые козыри, чем «мамой клянусь».
– Например?
– Нужна заинтересованность влиятельных лиц. Если я раздобуду доказательства, что геральд-министр импортировал запрещенные технологии, то меня выслушает как минимум мое начальство. А так, с голой задницей, меня не станет слушать никто. Спишут на личную заинтересованность, вот и весь результат.
– А Расула, значит, будут внимательно слушать?
– Смотря кто. Главное – выпотрошить из него правду. Потом можно провести расследование – например, силами моего бюро. Дать делу официальный ход – вот что я хочу!
– Не понимаю, чем поможет Расул, если ты и так все уже узнал и понял.
– Просто ты не опер, Степа. Мои знания и догадки – это пыль. Человек же – материальное свидетельство. Он как минимум укажет на другие свидетельства, других людей. Живой подозреваемый – это то, с чем можно работать.
– А если не укажет свидетельства?
– А это смотря как работать. – Борис вдруг как-то тяжело усмехнулся.
Степан протяжно вздохнул, вытер руки серым грубым полотенцем.
– Дашь поспать пару часов? А потом – инструктируй.
– Пару часов, но не больше.
* * *
Борис оказался прав – патруль встретился буквально через час после того, как кечвеги завязали Степану и Пирожку глаза и отвезли в холмистые предгорья. Там оставили, вернув все вещи – в том числе оружие с боезапасом.
Весь этот час Степан успокаивал Пирожка и убеждал, что им не нужно опасаться выстрела в спину и любых подобных подлостей.
– Нас отпустили, потому что мы – пограничники, – говорил он, пока они неспешно шагали в направлении передовых позиций.
– И что?
– А то. Кочевники не дураки. Одно дело гвардейцев за жирок пощипать, другое – нас злить.
– Ну, ничего себе, добренькие кочевники! А то, что они делегацию обстреляли и три десятка наших положили, – это называется «не злить»? Это они пошутили, хочешь сказать?
– Это не они… – буркнул Степан, понимая, что разговор пора заканчивать.
– А ты откуда знаешь, что не они? Или тебе мозги промыть успели?
– Я разговаривал с нашим экспертом-оружейником. Он дает десять против одного, что кечвеги физически не могли такое устроить.
– Господи, а кто?! Здесь больше никого нет!
– А это не нашего с тобой ума дело.
Патрульные гвардейцы, подкатившие на двух конных повозках, даже и не сильно удивились. Оказалось, буквально все пограничники, взятые в плен вместе с разведгруппами, были почти сразу отпущены.
Более того, Степан с Пирожком оказались чуть ли не последними из освобожденных. Видимо, из-за долгого разговора с Борисом.
Их доставили на передовую базу – тот самый заброшенный вокзал, куда прибывали эшелоны. Выгрузили прямо возле штаба – приземистого, ушедшего в землю здания из мрачного темного кирпича.
– Вы тоже с чертовой петицией? – устало вздохнул дежурный офицер.
Степан кивнул и протянул ему свернутую в трубочку бумагу, исписанную замысловатыми значками местной азбуки.
– Ладно… – Офицер вытер потеющий лоб. – Разведку вызывать не буду, они уже замучились сюда бегать. Просто подробный рапорт напишите оба. И постарайтесь точнее место указать, где вас взяли. Можно даже нарисовать.
– А я рисовать не умею, – удивился Пирожок.
– Ну, не рисуй. Все равно в горы никто не сунется, пока егерские части из Аламеи не подтянутся. Как закончите – возвращайтесь в строй. Если надо будет – вас найдут.
– Мне нужно сегодня выехать в Риву, – сообщил Степан.
– Нужно – выезжай. Диспетчер прямо у путей работает, там увидишь.
Последующие полчаса Степан пыхтел, пытаясь сочинить рапорт. Он старался имитировать военно-полевой стиль, однако знаком с ним был только по фильмам и книгам. Поэтому получалось скорее литературное произведение, чем документ, – так ему казалось.
Борис не обманул – отъезду Степана никто не препятствовал. Диспетчер, нервный и резкий дядька с усами торчком, уделил ему ровно двадцать секунд:
– Ночью эшелон придет, утром – отправляется. Садись, уедешь.
– А билет… – растерялся Степан.
Диспетчер высунулся из своей будки чуть ли не по пояс и крикнул, испепеляя Степана взглядом:
– Может, тебе еще проездной и чай с бельем? На кой хер тебе билет? Эшелон назад пустой пойдет!
Близился вечер. Побродив по территории, Степан вышел к солдатской столовой – неогороженному участку, где стояли чурбачки-«стулья» и вяло дымилась полевая кухня.
Предъявив талончик, он получил тарелку соленой каши с мясом и кружку жидковатого чая. Своей ложки у него не было, пришлось просить.
– А вы что в офицерскую столовую не идете? – поинтересовался кашевар-рядовой, вытирая ложку о грязный фартук. – Там повкуснее, и столы стоят.
– Обойдусь, – отмахнулся Степан, устраивая тарелку на коленях. Ему и в самом деле было все равно.
Потом он снова бродил, наблюдал за кипучей и непонятной жизнью базы. Казалось, он единственный здесь вот так бестолково шатался, не имея никакой цели, кроме убийства времени. Автомат бесполезно оттягивал плечо и казался совершенно лишним обременительным придатком.
Один раз его позвали к костру, где гомонили два десятка пограничников. Он подумал – и согласился. Даже взял предложенную кружку с традиционным разведенным спиртом.
Настроение было праздное, легкое. Немного бередило сердце лишь то, что Борька снова затевал какие-то небезопасные телодвижения. Но главное – Степан увидел брата, тот был здоров и бодр, все переделки традиционно сходили ему с рук. Значит, и теперь все обойдется. Оставалось только ждать и отдыхать.
Бойцам скомандовали подъем, и вновь Степан остался один. Он направился к путям ждать обещанный эшелон. Уже окончательно стемнело, но многочисленные костры не давали мраку поглотить базу.
На платформе Степан разговорился с часовым – немолодым уже мужиком, почти дедушкой, стоящим здесь, очевидно, только для проформы.
– Вон под навесом пацаны спать укладываются, видишь? Давай к ним, они тоже на утренний эшелон. Они тебя разбудят, предупреди только.
Действительно, ноги гудели, а глаза слипались.
– Не помешаю? – вежливо проговорил Степан, занимая место под навесом. – Я тоже на эшелон, толкните, как проснетесь, ладно?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});