Читать интересную книгу Возвращаясь к самому себе - Михаил Ульянов

Г. Жуков. Москва - Омск".

Смотрю, читаю... Боже мой, я даже и не подозревал о существовании такой фотографии. Сам я с Жуковым ни разу не встречался, хоть и жили в одно время, но не пришлось... Да и когда мне предложили роль Жукова, я сначала всячески отказывался: боялся, уж больно легендарная фигу-ра... Но режиссер фильма Юрий Николаевич Озеров сказал мне, что мне бояться нечего, и расска-зал такую историю. Якобы у самого маршала спрашивали, кого бы он предпочел видеть на экране в этой роли, и он сказал обо мне: "Вот этот актер сыграет. Он сможет". А я, честно сказать, до сих пор сомневаюсь: может, это байка такая? Может, сочинили, чтоб меня подбодрить?

Но я знаю, что сам маршал был заядлым театралом, ходил на спектакли, когда только мог. И сам мог угадать талант в никому еще не известном человеке. Ведь это он заметил и выдвинул Штоколова, и мир получил замечательного певца.

Что и говорить, мне было необычайно приятно снова таким вот живым образом пересечься с маршалом Победы, тем более в стенах театра, мне родного, в городе, где только что был открыт памятник Георгию Жукову. И все же должен немного поправить маршала в словах его дарствен-ной надписи Омскому театру: я не начинал в Омске актерскую деятельность, я только проучился в студии этого театра два года: с 1944-го по 1946-й. В августе этого года я рискнул поехать в Москву, чтобы поступать в театральный институт столицы. В институт не поступил, поступил в Щукинское училище при театре им. Вахтангова.

...А может быть, и прав Георгий Константинович, не по факту, а по главному смыслу: именно Омская студия заложила во мне основное и главное, как мне кажется, понимание актерства: актер-ство как труд, труд и труд... Именно там увидел, понял и принял я беспощадность актерского искусства, которое никогда не дает удовлетворения, требует все новых и новых ощущений, беспрерывного, беспрестанного движения, когда, сыграв роль даже удачно, ты уже смотришь вперед: что дальше? Что следующее? Там, в Омской студии, я понял: сыгранная роль - это уже твое прошлое, и надо идти вперед. И так всю жизнь... Да, наверное, все-таки прав Жуков: как актер, внутренне, я родился в Омском театре, и принимали меня, новорожденного, талантливые, человечески и актерски яркие люди: тогдашний художественный руководитель Омского театра драмы и руководитель студии актриса Лина Семеновна Самборская; актер театра, мой наставник, Михаил Михайлович Илловайский; Николай Николаевич Колесников, игравший на омской сцене В.И. Ленина в "Кремлевских курантах" (в этом спектакле у меня, студийца, была роль беспризор-ника, вообще один из первых моих выходов на настоящую сцену). Николай Николаевич препо-давал нам художественное чтение...

Да, "так это было, так совпало: война, любовь, весна и юность..." И в мае 1995 года это все снова во мне очнулось, благодаря Омску, благодаря дошедшему до меня привету от маршала нашей Победы...

Когда думаю о нем, чаще всего в моей памяти возникает одна потрясающая фотография... История ее такова. Во время войны Жукова неотступно сопровождал некий полковник Битов. Как сам он потом писал: "Я ходил всегда слева и на шаг сзади"... Битов был от КГБ и "ненавязчиво" за Жуковым следил. И - снимал его потихоньку "лейкой". Он никому и никогда эти фотографии не показывал. Даже Константину Симонову, когда тот делал фильм "Страницы биографии: Маршал Жуков" для телевидения. К. Симонов его умолял, но напрасно. То ли боялся чего Битов, то ли просто не хотел. Однако, когда полковнику исполнилось 75 лет, понял он, что может опоздать с этими бесценными для истории снимками, и подарил их документальному фильму о маршале. Вот оттуда и фотография, которая всякий раз заставляет горестно сжиматься мое сердце. На ней - бюст маршалу Жукову в его родной деревне Стрелковка под Калугой, поставленный там еще при жизни Георгия Константиновича, как полагалось в те времена для всех дважды Героев Советского Союза. Так вот, этот бюст, заросший лебедой, бурьяном, а на его пьедестале сидят мужики дереве-нские, человека два-три, сидят, как на завалинке, и с ними сам Жуков. Он в тенниске, в странных каких-то башмаках... И щемит мне сердце... Как-то сразу, без слов, говорит мне эта фотография о судьбе моего народа... От малого до великого... От Славы до лебеды... Господи, думаешь, Госпо-ди... А больше и подумать нечего...

Есть в нашем народе что-то не высказываемое словом, обреченность какая-то. Это и сегодня наблюдаешь, в наши дни. Все мы понимаем и - ничего не предпринимаем. И мне довелось сыг-рать, если можно так сказать, это свое ощущение... В фильме Сергея Соловьева "Дом под звездым небом". Есть там такой герой - Башкирцев, крупный ученый, депутат. И вот накидываются на него некие темные силы, мистические прямо-таки, жуткие, я даже непонятно, чего им от Башкир-цева надо. Преследуют его и его семью. Он чувствует, что загнан в угол, деться ему некуда, хоть и ученый с мировым именем, и депутат, и выступает со Всесоюзной трибуны.

Познакомившись со сценарием, я понял, что передо мной - обобщенно биография духа моего поколения. Не моя конкретная биография, конечно...

Я согласился на роль Башкирцева еще и потому, что напомнила она мне мою старую заботу - роль Егора Булычова. Над фильмом "Егор Булычов" мы работали тоже с Сергеем Соловьевьм, еще совсем молодым. Мы тогда впервые попробовали заглянуть непредвзятым глазом в душу этого купца, который тоже понимал трагизм своего положения и времени и - не мог ничего изменить. Как не мог ничего изменить и в ходе своей неизлечимой болезни.

Вот и в картине о Башкирцеве - тот же трагизм понимания и бездействия. И бездействия не от слабости или страха. Но от неумения сопротивляться обстоятельствам. Очевидно, слишком много насилия пережил народ за историю свою. И за дальнюю - при крепостном праве. И за ближнюю. Целые поколения народились, равнодушно приемлющие все, что ни пошлет раньше партия и правительство, ныне, вроде бы, одно правительство... Во время ГКЧП я видел: да, были люди, которые хотели восстановить былые порядки. Но гораздо больше тех, кто привык подчи-няться, не раздумывая. Был бы не ГКЧП, а какая-нибудь другая холера - снесет. Большинство говорило себе: "А что делать! Ну плохо, конечно, а куда деться?!" Боролись против путча - сотни. Выжидали - все остальные...

В картине Соловьева "Дом под звездным небом" - во всю мистику и жуть, опутавших Баш-кирцева и его близких, начинает стрелять молодежь. Они стреляют так - от лихости. Потом куда-то там улетают на воздушном шаре. Но все же молодежь сопротивляется. И это обнадеживает...

Сегодня, когда мы вдруг - вот опять "вдруг" - никому и в голову не приходило! - оказа-лись "во время Чечни", сопротивление народа этой нелепейшей затее вроде бы демократического нашего правительства гораздо явственнее. Пресса научилась говорить. Явно научилась, как бы ее ни ругали власть предержащие. Даже депутаты - часть их конечно - более не безмолвствуют. Матери едут в части и крадут своих сыновей, не желая, чтоб те погибали во имя чьих-то властных капризов. Не хочу здесь об этом много просто не могу не заметить - может быть, медленно, может быть, чересчур страшной ценой - а что давалось нашему народу задешево?! - но идет развитие последовательно прочь от безгласия, от слепой покорности. И тут важно не пресечь это движение, важно прислушиваться вовремя к народу и, крепя государственность, не отторгать от нее людей.

Вижу я - или мне это кажется от большого желания увидеть? - что дети Башкирцева уже не желают идти в пасть обстоятельствам.

...А я снова репетирую. В спектакле по пьесе М. Горького "Варвары" у меня роль Цыганова. Человека, который угробил свою жизнь, пустил ее в распыл, а к концу понял, что ни-че-го нет... Эта роль мне тоже кажется важной. Иначе не взялся бы за нее. Она дает мне возможность выска-заться. Показать мое отношение к такому человеку, как Цыганов. К такому явлению. Пусть мне уже немало лет, и силы уже не те, но на сцене я хочу протестовать. Восставать. Возмущаться. Защищать.

Магическая, волшебная площадка сцены дает возможность актеру сыграть и то, что не удается ему как человеку.

VII. Этот ужас простых решений (Отвечаю моим корреспондентам)

Отвечаю моим корреспондентам

Есть у меня небольшая пачка писем, отправленных мне из разных городов страны, но пример-но в одно и то же время, где-то в конце апреля 1993 года, и вызваны они одним происшествием: изестием о том, что я вошел в состав Комитета поддержки Б.Н. Ельцина в связи с апрельским, 1993 года, референдумом о доверии Президенту и реформам, проводимым под его руководством.

Интересно, что эти письма объединяет не только сама тема, но и единый стиль и общая фразеология. Там непременно слово " перевертыши", слова "гады", "предатели", "русско-жидовские оккупанты", "гнилые интеллигенты", вопросы - "за сколько сребреников?". Вот образец такого письма - это из последних, самое короткое и приличное.

"Г-н Ульянов!

Президиум Совета народных депутатов лишил вас звания "Народный артист СССР" за предательство народа, страны, искусства, за гнусные инсинуации в отношении истории России.