Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чернобыльская зона его поразила не своей заброшенностью, а наоборот, слишком активной жизнью. Все здесь растет, цветет, пахнет. Такого количества птиц и всевозможного зверья Глебу никогда не доводилось видеть. Порой он выбирался из «уазика», сходил с дороги и изумленно оглядывался по сторонам. Он видел оленей, зайцев, диких кабанов. Казалось, чернобыльская зона, эта покинутая людьми земля, превратилась в рай для всякой живности. Все вокруг щебетало, пересвистывало. Из кустов, хотя был день, раздавались оглушительные соловьиные трели. Глеб изумлялся: «Боже, как здесь хорошо!» Сирень, черемуха, тысячи всевозможных запахов и цветов дарили Глебу свои ароматы. И он жадно дышал полной грудью. Но, тем не менее, он не забывал, ради чего прибыл сюда.
Глеб еще ни разу не нажимал кнопку дозиметра и не взглянул на то, как быстро одна цифра сменяет другую, как увеличиваются цифры на шкале, еще ни разу не вслушивался в тревожный, зловещий писк прибора. Он решил для себя, что не станет смотреть показания. Что будет, то будет.
Нигде не было видно людей. Хотя на дорогах, по которым двигался «уазик»
Глеба, попадались следы, и Глеб без труда определял, что вчера или позавчера здесь проехала машина, мотоцикл, прошел трактор, вот кто-то проехал на телеге.
Но самих людей он пока не встречал. Пустые деревни, через которые проезжал «уазик», поражали тишиной. Вернее, даже не тишиной, а чем-то иным – безжизненностью, запустением, кладбищенским покоем. Не скрипели колодцы, не звякали ведра, не гудели трактора, не кричали петухи, не мычали коровы. Только когда над зоной высоко в небе пролетали самолеты, их гул достигал земли… «Да, это настоящая зона. Здесь можно ожидать чего угодно. И тишина не успокаивает, а настораживает, заставляет быть бдительным». И Глеб весь превращался в слух, зрение, обоняние. Иногда его ноздри начинали трепетать, он улавливал запах дыма. Но он знал, что в зоне бушуют пожары, горит лес и торфяники, и, скорее всего, ветер доносит именно этот дым.
Время от времени Глеб смотрел на карту. Вот здесь, по карте, деревня, здесь – хутор. Но сейчас на этом месте ничего не было, все постройки были уничтожены, закопаны в землю. Если что и оставалось, так это деревенские погосты. «Похоже, что люди сюда приезжают, – думал Глеб, – оградки, кресты выкрашены. Наверное, совсем недавно здесь справляли день поминовения».
Глава 18
Генерал Николай Васильевич Судаков и все люди, подчиненные ему, пребывали в неимоверном напряжении. Хоть и был уже поздний вечер, сотрудники находились на рабочих местах, занятые делом. Все были поглощены одной-единственной задачей, пытались выйти на след тех, кто похитил ядерный фугас. После того как Глеб Сиверов вылетел на военном самолете в сторону чернобыльской зоны, у генерала Судакова немного отлегло от сердца.
Николай Васильевич сидел в своем кабинете и просматривал бумаги, которые полковник Крапивин время от времени приносил ему. Генерал, подперев голову руками, вчитывался в текст, пока строчки компьютерного набора не начали расплываться перед глазами. Он снял очки и приложил ладонь к взмокшему лбу.
– Боже, Боже! – сказал негромко генерал. – Осталось совсем немного до пенсии, а тут одно дело за другим, и на каждом можно погореть, – И он вспомнил, какой спокойной была работа в Комитете государственной безопасности лет десять-пятнадцать назад. Никаких тебе хищений оружия, никаких террористов…
Тогда, конечно, тоже приходилось заниматься серьезными делами. Но по сравнению с тем, что творилось сейчас, те серьезные дела кажутся детскими забавами. «Вот бы вернуться туда с сегодняшним опытом. Вот бы я там развернулся! И карьеру сделал бы за считанные годы, не то что тогда».
В памяти всплыли лица его бывших руководителей. «Да, хорошо им, хорошо, – подумал Судаков. – Хотя не очень, – поправил он себя. – Кое-кто ушел из жизни раньше срока, а кое-кого „ушли“. В общем, тогда тоже приходилось не сладко, и тогда тоже малейшая ошибка грозила…» Генерал Судаков вздохнул и запретил себе думать о жизни в прошедшем времени. Возможно, он еще минут пятнадцать или двадцать сидел бы, помешивая ложечкой давным-давно остывший чай, если бы не зазвонил телефон. Генерал напрягся: этот телефонный номер знали считанные люди.
«Кто же это может быть? – подумал генерал. – Ксения?» Всего три дня тому назад дочь звонила. Сейчас она находилась в Англии на стажировке. Вспомнив о дочери, генерал поймал себя на том, что, может быть, впервые за несколько дней он улыбнулся не по-военному нежно. – Генерал снял трубку и услышал знакомый голос:
– Привет, Николай Васильевич!
– Добрый вечер, Феликс Андреевич.
– А что это ты так поздно на работе? Звоню домой, никто не отвечает.
– Да дела. Ты же знаешь, работа у нас круглые сутки.
– Я знаю, кого работа любит! – сказал Феликс Андреевич Грибанов и захохотал, захохотал так громко, что генерал Судаков даже отвел трубку в сторону.
– А что у тебя на дипломатическом фронте? – осведомился генерал.
– У нас все, как всегда. Готовим визиты, договариваемся, подписываем важные бумаги, в общем, суетимся. Ты же в курсе, стране нужны инвестиции, вот мы этим и занимаемся.
– Что, вы все занимаетесь инвестициями?
– Не все, конечно… Но мне приходится, как на паперти, деньги клянчить.
– Послушай, Феликс Андреевич, ты бы мне просто так не стал звонить.
Наверное, что-то очень важное?
– Да, Николай Васильевич, важное. И причем настолько важное, что я даже решился побеспокоить тебя по служебному телефону.
– Тогда я тебя слушаю.
– Нам необходимо встретиться.
– Извини, Феликс Андреевич, я сейчас не могу, у меня неотложные дела.
– Неотложных дел не бывает, – настойчиво и недовольно пробурчал Феликс Андреевич Грибанов, – Свидание будет недолгим – минут тридцать.
– Это очень много, – сказал генерал Судаков.
– Тебе решать. Разговор важный.
– О чем?
– А вот это, дорогой, не по телефону.
– Ну что ж, давай встретимся.
– Другое дело! – обрадовался Грибанов. – Так значит, через двадцать минут я подъеду.
– Хорошо, согласен. Буду ждать на перекрестке.
Генерал Судаков посмотрел сначала на наручные часы, затем – на напольные куранты в углу кабинета. Показания и тех и других совпадали – иначе и быть не могло. "И что ему надо? – недоумевал генерал, опуская трубку на рычаги аппарата. – К чему такая спешка?
Обычно в их конторе все происходит медленно, с чувством, толком, расстановкой, каждое слово выверяют, по три дня думают, какую закорючку куда поставить. Хотя иногда…" Генерал Судаков вспомнил о тех ценных услугах, которые когда-то оказал ему Феликс Андреевич Грибанов, не последний человек в Министерстве иностранных дел. Но карьера Грибанова, начавшаяся блестяще, вдруг, резко застопорилась. И с чем это было связано, генерал Судаков, осведомленный во многих вопросах, не знал. Он пытался навести справки, но вся информация была достаточно расплывчатой, дескать, Феликс Андреевич Грибанов малоинициативен и не является специалистом высокой квалификации. Тем более что лет пять назад он допустил пару промахов, непростительных для дипломата его ранга.
Грибанов прочно застрял на служебной лестнице, но, насколько было известно Судакову, жил неплохо. Постоянные загранкомандировки, отличный дом под Москвой, шикарная квартира в городе, дорогая новая машина – в общем, жил, как прикидывал генерал Судаков, его приятель далеко не по средствам. Однако никакой компрометирующей информации на Феликса Грибанова не имелось.
«Значит, умеет», – решил генерал Судаков. В свое время Грибанов способствовал в устройстве Ксении на стажировку в Лондон. Судаков был глубоко благодарен Феликсу и никогда не забывал этой помощи. Ведь ради единственной дочери, собственно говоря, и жил генерал. С женой уже давным-давно у него отношения не складывались, и жили, не разводясь, они в одной квартире, как чужие люди. Вот только дочь оставалась светлым пятном в общем-то сумрачной жизни генерала ФСБ.
У Ксении вроде бы все шло как нельзя лучше. После стажировки, как она похвалилась отцу, ей обещали престижную работу в Англии. Генерал очень хотел, чтобы его дочь хотя бы на несколько лет осталась за границей. А потом, когда здесь, в России, все более-менее утрясется, уляжется, станет на свои места, можно будет вернуться. Вот только когда это произойдет?.. Даже генерал Судаков в своих прогнозах не заходил дальше, чем на пару-тройку месяцев. А уж загадывать, что будет через год, не приходилось и вовсе.
Жизнь менялась стремительно, и свои посты покидали такие люди, о которых Судаков думал, что они навечно посажены в свои кабинеты руководить ведомствами.
Да и сами ведомства распадались, трансформировались, превращаясь во что-то новое, ранее не виданное. Выстраивались новые структуры, изобретались названия, появлялись на свет всевозможные службы и подразделения. От этого голова шла кругом. Но Судаков знал свою работу, за что его и ценили.