их тут не двое, а самое меньшее пятеро. Она изо всех сил старалась не путаться под ногами, но это у нее не очень получалось: монтеры перемещались по квартире совершенно непредсказуемо, и укрыться от них можно было разве что в ванной или в туалете. Ну, и еще, наверное, в стенном шкафу…
Потом зазвонил телефон. Ирина взяла трубку на кухне. Звонила Нина Волошина, ее коллега и почти подруга. Они поговорили минут пять, а потом в кухню, держа у плеча перфоратор, совсем как герой вестерна свой верный кольт, вошел припорошенный цементной пылью голубоглазый. Довольно бесцеремонно протиснувшись мимо Ирины, он с треском поднял жалюзи на окне и, напустив на себя умный, сосредоточенный вид, принялся осматривать и ощупывать раму. Быстрицкая попыталась не обращать на него внимания – в конце концов, отступать все равно было уже некуда, – но голубоглазый на пробу нажал гашетку перфоратора, и тот взвыл, как ошпаренный кипятком мартовский кот.
– Извини, – сказала Ирина Волошиной, – у меня тут люди работают, я тебе потом перезвоню.
– Вот это правильно, – пробасил голубоглазый, застилая газеткой табурет, на который явно вознамерился взгромоздиться с ногами. – Вы в спальню идите, мы там уже закончили.
В дверях Ирина обернулась и, не удержавшись, предупредила:
– Осторожнее, этот табурет не такой прочный, как кажется.
– Ничего, разберемся, – с улыбкой пообещал голубоглазый, и Быстрицкой показалось, что он подмигнул.
Не хватало еще, чтоб ей монтеры глазки строили! Сегодня он подмигивает, а завтра заявится с букетом, шоколадкой и бутылкой дешевого портвейна – обмыть удачное знакомство с милашкой, у которой муж в длительной командировке.
– Только вы по телефону пока не звоните, – крикнул ей вслед из кухни голубоглазый, – нам надо линию проверить!
– Ладно, – сказала Ирина, но монтер ее не услышал: на кухне взвыла дрель, вгрызаясь в дерево оконной рамы.
В спальне женщина взяла с полки книгу, которую читала вчера перед сном, и присела на краешек кровати, чувствуя себя какой-то сиротой, приживалкой в собственном доме. Жалюзи на окне было поднято до самого верха, на подоконнике лежали опилки; в углу, под отверстием в стене, из которого выходил и тянулся к окну изолированный пучок проводов, белела кучка цементной пыли и крошек. Ирина решила, что не будет заниматься уборкой, пока в доме посторонние.
Старший монтер постукивал молотком и тихонько звякал железом в прихожей, укрепляя на стене около входной двери белый ящик с двумя кнопками – красной и зеленой – и красноречивой надписью «АЛАРМ» на приклепанной к боковой стенке жестяной табличке. Он проверил аккумулятор, подключил к блоку управления телефонный провод, припаял все, что было нужно, а напоследок, вынув из кармана, поместил в уголок ящика оснащенный магнитом миниатюрный передающий микрофон. Данное усовершенствование не было предусмотрено конструкцией приемно-контрольного охранного прибора «Аларм-3», как официально именовался белый жестяной ящик, однако работе названного прибора оно нисколько не мешало. Убедившись, что магнит держится надежно, очкастый прикрыл жестяную дверцу и закрепил ее винтом. Такой, с позволения сказать, запор не внушал особого доверия, но, с другой стороны, часто ли встретишь женщину, которая, вооружившись отверткой, сразу полезет в потроха только что установленного в ее доме сложного электронного прибора? А если ненароком и залезет, не беда: где ей отличить «жучка» от какого-нибудь конденсатора или сопротивления! Она ведь не инженер-электроник, а всего-навсего архитектор…
Дверь спальни была приоткрыта, женщина сидела на краю просторной двуспальной кровати и читала какую-то книгу. Баба была ничего себе, симпатичная и в самом соку, и монтеру стоило немалого труда отогнать не ко времени возникшие игривые мысли. Он деликатно постучал костяшками пальцев по дверному косяку и, просунув голову в щель, стал объяснять насчет зеленой лампочки: если она горит ровно, значит, прибор питается от сети, а если моргает, то либо тока в сети нет, либо кто-то случайно нажал на выключатель и прибор работает от аккумулятора, которого, имейте в виду, хватает примерно на сутки и никак не больше…
Услышав его голос, румяный монтер на кухне отложил перфоратор, бесшумно спустился с табурета на пол и ловко вскрыл оставленную Ириной на столе трубку радиотелефона. Это было идеальное место для «жучка»: мало того, что все телефонные разговоры хозяйки будут прослушаны и записаны на пленку, так она, как все женщины, еще и будет таскать эту трубку за собой по всей квартире. Это почти то же самое, что прицепить микрофон к ее одежде…
Закончив, голубоглазый выглянул в прихожую, кашлянул в кулак и, когда его напарник обернулся на звук, кивнул, давая знать, что дело сделано. Очкастый аккуратно закруглил разговор и удалился, а Ирина снова попыталась сосредоточиться на чтении. Это удавалось ей плохо: мешало присутствие в доме посторонних людей, их шаги, голоса, стук молотков и визг перфоратора. Мысли разбредались, и их никак не удавалось собрать вместе и придать им хоть какое-то подобие порядка. Затянувшееся отсутствие Глеба, странный визит обаятельного лжеца Бориса Шестакова, спонтанно принятое решение установить эту чертову сигнализацию, румяный монтер, который то ли подмигнул ей, то ли просто пытался сморгнуть попавшую в глаз соринку, – все это и еще многое другое не давало Ирине покоя, отвлекало от чтения. Невидящий взгляд механически скользил по строчкам, а в сознании роились мысли и образы, не имевшие ничего общего с перипетиями кое-как состряпанного любовного сюжета: темно-синий «лендровер», нежданно-негаданно возникший из полной неизвестности майор ГРУ Борис Шестаков и даже внезапное, на полторы недели раньше срока, появление монтеров – во всем этом Ирине чудилась какая-то скрытая взаимосвязь, суть которой от нее пока ускользала. Уж очень неожиданно все началось, и слишком густо, одно за другим, пошли нелепые, труднообъяснимые события. И Глеб что-то давно не звонил… Некому пожаловаться, не с кем посоветоваться, разве что, дождавшись ухода монтеров, снять трубку и набрать один из оставленных Шестаковым номеров…
«Отлично, – подумала Быстрицкая, перелистывая страницу, содержание которой не оставило ни малейшего следа в ее памяти. – И что ты ему скажешь? Сказать ты ему, милочка, можешь только одно: мне одиноко, мне неуютно, я соскучилась по твердому мужскому плечу и изнервничалась до того, что мне уже в каждом углу мерещится по шпиону… Превосходно! Если вспомнить тот взгляд, которым господин майор ощупывал тебя, пока ты копалась в баре, можно предположить, что именно такого звонка он от тебя и ждет. Мужики просто обожают утешать одиноких дамочек, а женские слезы их только сильнее заводят…»
Она немного