Читать интересную книгу Расцвет и упадок государства - Мартин ван Кревельд

Независимо от того, принимал ли решение о налогообложении сам король, или решение принималось по его запросу голосованием того или иного собрания, доход, попадающий в распоряжение правителей, увеличился как по сравнению с доходами всех прочих лиц, так относительно дохода общества в целом. При Генрихе VIII он утроился, во Франции за период с 1523 по 1600 г. он увеличился в 4 раза[349]. Наибольший рост наблюдался до 1550 г., после чего прирост стал все в большей степени «съедаться» за счет так называемой революции цен, вызванной наплывом драгоценных металлов с американского континента, а так же увеличением спроса из-за быстрого роста населения. Несмотря на это об устойчивости такой тенденции свидетельствует ее сохранение в первой половине XVII в., т.е. в период плохих климатических условий («малый ледниковый период»), сельскохозяйственных бедствий, застойной экономики, низкой инфляции и даже дефляции[350]. Так, и Англии Карлу I удалось увеличить получаемые доходы вдвое по сравнению с доходами его отца Якова I ― с 400 тыс. ф. ст. в год и начале правления до 900 тыс. ф. ст. в год накануне Гражданской войны. К тому времени правители даже таких небольших стран, как Бавария, Пруссия и Дания, больше полагались на налогообложение, чем на свои личные ресурсы[351]. Эта тенденция выбывала недовольство их подданных, но в общем и целом они были бессильны повернуть ее вспять.

Как в Англии, так и во Франции нежелание населения платить налоги стало одной из причин волнений, гражданских войн и революций, прокатившихся в период примерно с 1520 до 1660 г.[352], хотя к его концу обе страны в основном преодолели эти сложности. Англия в 1664 г. стала первой страной, в которой все граждане получили равенство перед законом. Все еще существовавшие на тот момент привилегии ― в частности, право духовенства утверждать налоги голосованием на синодах ― были отменены, так что все независимо от своего статуса платили ту сумму, которую хотело получить правительство и утверждал парламент. Во Франции растущий престиж королевских tresoriers[353] получил символическое оформление, когда на похоронах Людовика XIII их женам и дочерям было разрешено присутствовать в такой же одежде, как у жен и дочерей прочих должностных лиц. Конечно, разделение на pays d'election и pays d'etat все еще существовало, тем не менее Мазарини и его преемникам удалось до определенной степени обойти его с помощью целой серии новых «внеплановых» налогов, не учитывавших древних привилегий и, следовательно, применимыхк государству в целом. Еще в 1670 г., т.е. до того, как Людовик XIV ввязался в затяжные и дорогостоящие войны, характеризующие вторую половину его правления, Кольбер в своих Memoire аи Roi sur les finances[354] утверждал, что король собирает скорее слишком много, нежели слишком мало. По его словам, годовой доход короля составлял 70 млн турских ливров. Соотношение этой суммы и количества серебра в обороте, оценненого в 120 млн, составляло 7:12, а в идеале оно должно было бы равняться 1:3.

Во второй половине XVII в., пожалуй, наиболее легким налогообложение было в Англии, где хотя и формировался регулярный военно-морской флот, не было ни постоянной армии, ни финансируемого аппарата чиновников. Самым тяжелым налогообложение было в Пруссии. Здесь налоги, собираемые Великим курфюрстом Фридрихом Вильгельмом, нередко с помощью довольно жестоких мер, были использованы для создания регулярной армии в 30 тыс. человек. Благодаря этому его владения превратились из пестрого собрания провинций в среднюю европейскую державу. Несмотря на то, что довольно сложно собрать полную статистику, можно предположить, что остальные страны находились где-то посередине. Пока продолжал существовать ancien regime[355], во многих из них серьезной проблемой, стоявшей перед правительствами в их попытках увеличить доходы, было не столько угнетающее воздействие налогообложения на экономику, сколько тот факт, что значительная часть собранных денег не доходила до центральной казны. Так, из 8 277 166 ливров, собранных в Лангедоке в 1677 г., 34,5% осели в карманах различных влиятельных лиц провинций. Из оставшихся 65,5% половина (а именно ―50,3%) уходила на королевские расходы в самой провинции. Таким образом, лишь около 33%, то есть меньше трети всех собранных денег, доходило до Парижа и использовалось королем для покрытия государственных расходов, которые в то время состояли, главным образом, из расходов на армию и на содержание двора[356].

Несмотря на эти ограничения, в период с 1689 по 1714 г. Франция потратила не менее 5 млрд ливров, или 300 млн ф. ст. Это почти равнялось сумме, потраченной тремя главными врагами Франции, вместе взятыми, ― Англией, Священной Римской Империей и Нидерландами, что оправдывает гордое заявление Людовика XIV о том, что он «стоит многих» (пес pluribus гт-par)[357]. Налоговые гайки были закручены до предела. Не в силах затянуть их еще сильнее, не рискуя вызвать бунт, король со своими советниками прибегнул к займам. И здесь система купли-продажи правительственных должностей могла сыграть на руку, поскольку список лиц, имевших право получать часть налоговых поступлений в качестве вознаграждения за занимаемые ими должности, походил на справочник «Кто есть кто во французском обществе». Государство, позволяя чиновникам получить свою долю дохода, взамен требовало от них деньги в кредит. Эта система, широко использовавшаяся в частности во время религиозных войн, ни в коем случае не была новой, а при Людовике XIV она разрослась до чудовищных размеров. В 1714 г., когда закончилась война за испанское наследство, и накануне смерти короля, государственный долг в 30 раз превышал годовой доход, а выплаты на его обслуживание почти полностью поглощали весь годовой доход государства. Для сравнения, в 1994 г. государственный долг США, размер которого считался непозволительно большим, что даже привело к победе республиканцев на выборах в Конгресс, составлял всего лишь три величины годовых дохода.

Так, пока власть французских монархов оставалась «абсолютной», она постоянно наталкивалась финансовые ограничения[358]. Долги государства перед собственными должностными лицами продолжали расти, при этом проблема заключалась не столько в неплатежеспособности страны, сколько в неравномерном распределении налогов, особенно налога на землю (faille), от уплаты которого были освобождены почти все, кроме крестьянства (в особенности крупные землевладельцы ― дворяне и духовенство). Сбор по-прежнему осуществлялся откупщиками, нанимаемыми центральной казной, провинциальными собраниями и муниципалитетами, и все они получали свою долю, прежде чем отправить отстаток receveur-general[359] в каждом из 16 налоговых округов.

Откупщики не только вызывали всеобщую ненависть ― во время Террора многие из них были казнены, но, кроме того, конечным результатом стало медленное сползание государства к банкротству. В 1750 г., в отчаянной попытке получить часть ресурсов высших классов, имущество которых было освобождено от налогов, государство ввело 5%-ный налог на все доходы землевладельцев; однако эта мера была недостаточной, да и слишком запоздавшей. Между тем, вера в то, что правительство способно выполнять свои обязательства, была утрачена, а с ней ― и всякое развитие в направлении финансовой системы современного типа.

Когда кризис наконец разразился, он имел кардинальные последствия. Согласно предложенной Национальным собранием Декларации прав человека и гражданина 1789 г., для содержания общественных вооруженных сил и покрытия административных расходов необходимы общие взносы, но теперь обязанность по их уплате должна равномерно распределяться между гражданами в соответствии с их средствами. Громадная, разветвленная система льгот и привилегий была отменена одним росчерком пера. Та же участь постигла и старинную систему таможенных пошлин, все еще отделявших одну провинцию от другой, и впервые Франция превратилась в единый рынок (и государство) с населением в 30 млн человек. С этого момента до возвращения к так называемым зонам свободной торговли в 1975 г. таможенные пошлины выплачивались только при передвижении из одного государства в другое и не действовали в пределах государства. При Наполеоне доход только от налогообложения собственности увеличился с 80 млн до 200 млн ливров. Кроме того, в то время уже существовавшее налоговое законодательство пополнилось целой серией новых налогов, таких как акциз, который со временем возненавидели почти также, как воинскую повинность, налог на соль, государственную монополию на табак и систему таможенных пошлин, действовавшую на протяжении всего XIX в. И, что еще важнее, налогообложение стало поистине государственным делом. Помимо того, что весь доход ― включая получаемый из-за рубежа в виде военной добычи и репараций ― поступал в единую государственную казну, была также упразднена система, при которой часть денег, собранных в каждой провинции, можно было израсходовать только внутри самой провинции. В результате правительство впервые стало полностью контролировать свои финансовые ресурсы.