— Не знаю, — сказал Варан. — Поначалу, когда я о нем спрашивал, на меня смотрели, как на припадочного. Говорили: не бывает, детская сказка…
— Сказка?!
— Да… вот ты о нем точно знаешь. А они не верят… у них он не бывал уже сотни лет…
— Где это — «у них»?
— Неважно, это так далеко отсюда… Красные Пади, слышал?
— Нет.
— И не надо… За сотни лет у них не родилось ни одного мага. Нет, им-то кажется, что все нормально, земля процветает…
Варан оборвал сам себя.
Трубка хозяина догорела. Время было идти спать, но оба медлили.
— Жениться бы тебе, — сказал наконец хозяин. — Поставить дом. Приручить поле. У нас тут хорошо к путникам… всякий путник — будто подарок… Но ты ведь не мальчик уже, правда? Всю жизнь ходить, ходить… Лечь все равно придется. И ляжешь не на своем поле, а достанешься чужому болоту… Зачем?
— Ты не веришь, что я его найду? — Варан улыбнулся.
Хозяин поднялся:
— Пойдем… Ты устал, правда? Я устал… Ты знаешь что? Ты загадай на сон. Что приснится — так и поступи. Приснится тебе, например, что на ярмарку идешь, там себе девушку высматриваешь хорошую, красивую, работящую… Сон — хороший советчик, а в нашем доме все сны — с умом…
Слушая его приглушенное бормотание, Варан шагнул в теплую, пропахшую травами темноту благословленного дома.
* * *
Ему снилось, что винт замер посреди неба, сложил лопасти и вот сейчас начнет падать.
Ему снилась Нила верхом на крыламе. Нила кружила, обдавая Варана ветром, и кричала ему, но он не мог разобрать ни слова.
Ему хотелось, чтобы падение поскорее началось, потому что висеть вот так без движения было уже нестерпимо. И он понимал — когда вокруг корзины завоет ветер, последний шанс услышать Нилины слова будет потерян навсегда…
Он проснулся от шума ветра и сразу понял, что и все другие в доме не спят. Ветер ревел в дымоходе, снаружи стенало и жаловалось поле, выл лес, заглушая голос степи. В разыгравшейся буре было что-то неестественное, надсадное: бури в степи случаются, но это не повод, чтобы вот так неприкрыто орать от страха…
Он бесшумно сполз с сундука, на котором спал. Подобрался к окну, занавешенному плотной тканью. Приоткрыл уголок.
Небо было закрыто тучами, почти как в поддонье. На бурых клочьях туч играли синие блики.
Гроза?
Кто-то за его спиной резко отдернул занавеску в сторону. Варан узнал хозяина.
Наверху заплакал ребенок.
Сыновья хозяина уже одевались, ругаясь и сталкиваясь в темноте. Кто-то засветил свечу, Варан увидел бледное, очень спокойное лицо хозяйки. Старшая невестка стояла с ребенком на руках, в ее больших глазах отражались, как цветы, дрожащие язычки свечки.
— Что это? — тихо спросил Варан хозяина. Тот закряхтел в ответ.
Когда открывали дверь, ее чуть не снесло с петель. Хозяин, обернувшись, крикнул жене:
— Запри! Кочергой запри, ну!
Варан огляделся, разыскивая Тюфу.
Ветер не имел направления — дул отовсюду. В степи, совсем неподалеку, стояли два серых коренастых смерча. Поле уже не ходило волнами: несжатая половина колосьев лежала на земле. Поле прижимало колосья, как Тюфа, явившаяся из-за сарая, прижимала уши к голове.
Хозяин и два его сына остановились посреди двора — спиной к спине, оглядываясь, явно не зная, куда бежать и что делать. Варан кинулся к дозорной вышке; если ему и кричали предостережения, в вое ветра их все равно не было слышно.
Вышка раскачивалась и трещала. Варан понимал, что до самого верха подниматься нельзя ни в коем случае — снесет вместе с лестницей. Но ему и не нужно было до самого верха — только заглянуть за гребень холма на востоке…
Тюфа завыла, перекрикивая ветер. Каково-то было Подорожнику, когда он спустился в бездну в поисках фальшивого клада, когда его мотало на веревке, вертело, грозило размазать по каменной стене…
Варан остановился, прижавшись к лестнице всем телом.
Над холмом на востоке синие сполохи были ярче. От невидимого в темноте замка вереницей тянулись синие и белые мерцающие шарики, будто нанизанные на нитку. Как летящее в небе огромное ожерелье.
«Ожерелье» тянулось прямо на Варана.
Вышку качнуло, и он едва удержался. Занозил руку, поспешил вниз, мысленно умоляя старое дерево потерпеть еще немного и не падать. Вышка снизошла к его просьбе и свалилась только тогда, когда до земли оставалось не больше человеческого роста.
Варан отпрыгнул в сторону. Вышка упала на угол сарая и переломилась пополам.
— Берегись! — крикнул Варан. Обломком, по счастью, никого не задело.
— Я думал, ты уже мертвый, — сказал младший сын хозяина, и это были первые слова, сказанные им в Варанов адрес.
— Там такое, — Варан водил руками, не зная, как рассказать. — Огни… будто бусы нанизанные. Цепь.
Хозяин и оба его сына смотрели на него, как островитяне смотрят на извлеченного со дна осьминога.
— Что это? — спросил Варан.
Мужчины молчали. Небо над холмом светилось синим. Свет отражался от низких туч.
— Что будем делать? — снова спросил Варан.
— Может, не доползет, как в тот раз? — непонятно у кого спросил младший сын.
— Поле, — сказал хозяин, и Варан не услышал его слова, но угадал по губам. — Зовите баб… Детей увести подальше…
Черноволосая невестка его уже тащила детей прочь — самого маленького на руках, остальных чуть ли не волоком за собой, в темноту, в степь, на запад. Там ельник, успел подумать Варан. Черноволосая женщина на секунду обернулась, блеснули зубы и белки огромных глаз.
Рыженькая невестка хозяина догоняла ее — с сундучком в одной руке, с подушкой — в другой. Кажется, она схватила первое, что подвернулось под руку.
— Может, еще не доползет! — выкрикнул младший сын, и в голосе его было отчаяние.
— Разводи огонь! — свирепо закричал в ответ хозяин. Над холмом поднималась бело-голубая цепь огней — величественное, завораживающее зрелище.
Тюфа — отважная Тюфа! — нервничала. Что до поля, то оно просто впало в истерику. За сто шагов ощущалось, как содрогается укрытая колосьями земля.
Пламя размазывалось по просмоленной пакле. Ветер уносил дым. Жена хозяина ползала по полю на коленях, гладила прижавшиеся к земле колосья, Варану сперва показалось, что она жнет — в темноте, в дикой спешке. Минутой позже он понял, что она просто успокаивает поле — что-то говорит ему, напевает под шум ветра, уверяет, наверное, что и на этот раз все закончится хорошо…
Бело-голубая цепь приближалась — против ветра. Огненные шары сильнее вспыхивали под очередным порывом. Между огнями и полем горела яма со смолой, люди метались, передавая друг другу факелы. Первое «ожерелье» тяжелело, будто теряя силы, тянулось к земле, а над холмами восходила, мерцая огнями, еще одна такая же цепь. А за ней другая.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});