все убийцы и в разных мясорубках побывали, но он был быстрее на доли секунды и этого хватило.
Приподнимает мощные плечи и проводит широкой ладонью по лицу.
– Времени у нас как-раз немного…
Замолкаю, когда дверь открывается и в палату входит ассасин. Гринвуд в порезах, одежда в пыли и крови. Скорее всего, не только его.
Встречает мой взгляд и прикрывает за собой дверь.
Молча подходит, достает мобильник из кармана и кладет передо мной, запускает видео. Перед глазами изувеченный автомобиль, а на переднем плане полутруп. Рассматриваю разбитую в хлам заплывшую морду ублюдка.
Касаюсь экрана. Приостанавливаю запись. Изучаю лицо. Не знаком. Опять запускаю видео.
Слышу голос Джокера.
– Имя заказчика?
– Александр Серебряков. Цель – Иван Кац.
Смертный приговор озвучен.
Встаю со своего места, губы кривятся в оскале.
В два шага подхожу к киллеру, хватаю за бычью шею, приближаю его голову и практически упираюсь лбом, смотрю в глаза.
Зверь во мне требует крови.
– Вендетта, ассасин.
Кивает и я отпускаю киллера. Отхожу в глубь палаты.
– Серебрякова-старшего не трогать.
– Хера себе?! Царь, ты в адеквате?!
Не обращаю внимания на прифигевшего Змея.
– Иногда смерть – это милосердие. А вот жизнь становится настоящей агонией. Когда тебя лишают самого дорогого. Того, что является частью тебя, твоей слабостью, твоим продолжением, надеждой…
Внимательно смотрю в отрешенное лицо ассасина. Идеальная машина для убийств, не дающая осечек. Именно об этом говорит клеймо на его шее. Именно это он доказал сегодня, спасая мою дочь. И я четко осознаю, что его крик помог оттолкнуть Аврору.
Он – оружие, никогда не дающее промаха.
– Твоя цель – Дэниел Серебряков. Зуб за зуб. Кровь за кровь. Слабое место Сашки – его единственный сын. Я хочу, чтобы эта сука корчился от боли. Пусть поживет в страхе и ожидании, когда я приду за ним. Каждый день будет трястись, прежде чем я его раскатаю и сгною в подвалах. Ты меня понял, ассасин?
– Цель – ликвидация Дэниела Серебрякова.
– Папа, маму закончили опери…
Ответ ассасина сливается с криком распахнувшей дверь и застывшей на пороге стремительно бледнеющей Марии. Глаза огромные, зеленые, со слезами, точь-в-точь как у матери, заставляют замереть. Меня этот взгляд ножами режет.
– Змей, хирурга ко мне с ответами! Живо!
Боль выбивает все шайбы. Все ограничители. Не нужно дочери меня таким видеть. Иван Кровавый не просто так кликуху свою носит. Я привык реками крови врагов затапливать.
Обращаю взгляд на ассасина.
– Убери ее отсюда! Домой отвези! Чтоб носа из поместья не высовывала.
– Папа! – слышу крик дочери, тянет ко мне руки, плачет, а я смотреть на нее не могу. Пытка это. Аврору перед собой вижу.
– Ты меня слышал, Джокер, ее здесь быть не должно.
– Папа…
Слышу шепот.
– Будет сопротивляться – связать.
Глава 48
Мэри Кац
Страшный приказ отца бьет наотмашь.
Он хочет убить Даню?! Невиновного?! Убить ни в чем неповинного человека, чтобы сделать больно его отцу?!
Боже. Я в аду. Я в пекле, жарюсь на костре.
Мама… ты мне так нужна. Твое тепло, ласка, любовь.
Джокер оборачивается ко мне. Передо мной убийца. Бесчувственный монстр. Одно сплошное хладнокровие.
Я в пекле, а рядом одни чудовища… Страшные, жестокие, привыкшие отнимать жизнь по щелчку пальцев.
Больно, как же мне больно…
Я плыву в ядовитом океане. Обугливаюсь от кислоты, которая разъедает всю меня, а перед глазами вспыхивают картинки.
Вижу угловатого парня с острым подбородком, он протягивает салфетки, а потом, не видя отклика, сам наклоняется и начинает аккуратно протирать мои окровавленные колени.
– Я – Дэн…
Боже…
Пячусь, отступаю. Разворачиваюсь и бегу прочь. Меня тошнит. Рвотные позывы сотрясают, но желудок пуст. Влетаю в уборную и закрываю за собой дверь, сгибаюсь над раковиной и меня рвет пустотой. Просто спазмы.
А перед глазами мой друг, первая детская влюбленность. Парень, с которым мы часами просто говорили, ну или я болтала без умолку, а Дэн слушал и задавал вопросы. Начитанный, умный, обходительный, крайне спокойный. Полная противоположность взрывной мне:
– Ри, малышка, я скучал…
Красивый, чуть смущающийся Дэни протягивает мне букет. Ромашки. Не дорогущие розы с шипами, а самые простые белоснежные цветочки, которые я сжимаю в руках и смотрю на парня, который вырос вместе со мной.
– Спасибо, Даня… неожиданный выбор.
– Знаешь, что эти полевые цветы самые надежные, самые стойкие оловянные солдатики?
– Эм… Что ты имеешь в виду?
Удивленно смотрю в красивое, немного отстраненное лицо. Дэниэл замкнут, но вместе с тем со мной он кажется другим, открытым.
– Где-то читал, что они борются за свою любовь до последнего лепестка, пока не упадут обрубленным стеблем к ногам мучителя…
– Это страшно, Дэн, у меня от твоей истории сердце дрогнуло…
– Жизнь вообще невеселая штука, Ри…
В глазах темнеет. В груди ком, который все растет, затапливает, пульсирует от нескончаемого потока мыслей и кадров произошедшего.
Яркой алой вспышкой вспоминаю разговор. Наш последний разговор с Дэном.
– …Я хочу тебя увидеть.
– Дэни…
– Что, малыш?
– Я не смогу. У родителей будет годовщина, и мы хотим провести вечер в “Беладжио”.
– Может, сможем еще встретиться… после вашего праздника?
– Я не знаю, Дэн…
Я ведь сказала ему, где мы будем праздновать… Только члены семьи. Близкие родственники…
Слезы текут по щекам, и я беру телефон и звоню Дэну.
Пара гудков и голос. До боли, до крови знакомый голос друга.
– Ри…
Взрываюсь.
Вновь вижу страшную картина: мама вся в крови и отец бледный со смертоносным блеском в глазах, звуки сирен и врачи скорой, которые светят мне фонариком в зрачки и вводят внутривенные…
– Ты! Ты меня предал, Серебряков. Ты подонок! Ты знал, где мы будем праздновать, и ты! Скотина… из-за тебя случилось покушение и мама… мама на грани смерти…
Я задыхаюсь, рыданья не дают внятно говорить.
– Мэри! Что ты говоришь?!
Рявкает в трубку так, что мне кажется, у меня кровь из уха течет…
– Не притворяйся! – шепчу, а на самом деле в душе ору во всю глотку. – Ты знал, где мы будем, и твой отец организовал покушение! Ты хотел убить нас! Из-за тебя мама… Если она умрет, я вгоню нож в твое сердце, Серебряков! Убийц не нужно будет посылать. Сама все сделаю!
– Мэри… успокойся.
Голос Дэна не дрожит. Впервые я слышу властные интонации, столь нетипичные для него, что разом замолкаю.
– Я тут ни при чем. Я ничего не знаю про покушение. Клянусь, Маша. Я не воюю с женщинами.
Жмурюсь, пытаюсь переварить сказанное. Смысл