либо же очередная проверка на «вшивость». Сейчас мне не до расшифровки его мотивов, и я просто делаю то, что умею — создаю зашифрованный канал связи и набираю короткое сообщение отцу, от которого на душе слегка становится легче:
«Папочка, у меня все хорошо. Я жива. Наверное, вы меня ненавидите… но пожалуйста, найдите в себе силы простить меня. Не могла поступить иначе, жизнь в Атаре — тюрьма для меня, как и в Анмаре. Коул ни в чем не виноват, только в том, что любит меня больше жизни, иначе бы не пошел на такой риск. Я люблю вас. И скучаю. Поцелуй за меня маму…»
Новый поток рыданий заканчивается приступом немого удушья, невероятной тоски и невыносимого одиночества.
Жизнь с тираном — это очень одинокая жизнь.
Специалисты говорят, что таких не исправить.
А я уже не знаю, хочу ли пытаться… возможно, одной любви здесь недостаточно, Коул.
Это тяжелая работа, которую ты не готов взять на себя.
Вернув ноутбук на место, я залезаю в кровать абсолютно без сил. Не могу уснуть целую вечность. Заворачиваюсь в одеяло и считаю про себя бесконечные стада овец, пытаясь не рыдать во весь голос. Отчаянные всхлипы рвутся наружу. Я вгрызаюсь в подушку, чтобы хоть как-то остановить поток боли, но от удерживания эмоций внутри она лишь пожаром нарастает в груди.
Коул так и не вернулся. Время? Около полуночи.
Сомнений в том, что его тело согревает очередную дешевую шлюху с района красных фонарей, у меня фактически нет.
В таком взбешенном состоянии он способен на что угодно, даже на измену своей «королеве».
Я так сильно ненавижу его в это мгновение, что кажется — вернись он сейчас в отель, я запущу в него все крупные осколки, что подобрала с пола и аккуратно сложила в мусорку.
Все, кроме одного. Его я забрала с собой, под подушку. Потому что если он посмеет приставать ко мне после подобного загула, это будет моим единственным способом показать ему, что со мной так нельзя.
И я скорее убью его, чем позволю ему воспользоваться мной после других женщин.
Только я начинаю погружаться в сон, как входная дверь номера издает скрипучий звук.
Звук тяжелых шагов характеризует пьяную походку Мердера.
Вздрагиваю, услышав, как позвякивает ремень, и вся его одежда, очевидно, летит на пол.
Еще через мгновение кровать подо мной продавливается под весом его тела. Его тяжелое дыхание оглушает меня, все чувства обостряются до предела. Коул включает ночник, и я сильнее сжимаю веки, притворяясь глубоко спящей.
— Детка, ты так нужна мне. Проснись, Пикси. Я сдохну, если не увижу твои глаза прямо сейчас, — хрипловатый голос рождает табун мурашек по всему телу, но ласковых слов слишком мало, чтобы я оттаяла после всего, что он натворил.
— Я знаю, что ты не спишь, Энжи. Слышу, по твоему дыханию, — он наваливается на меня сверху. Вес тела моего мужчины вдавливает меня в матрац, а кожа начинает пылать. Нащупав под подушкой осколок, я аккуратно сжимаю его тупые края в ладони.
— Девочка моя, прости, — и вот он откидывает одеяло и прижимается ко мне уже абсолютно обнаженным и горячим телом.
Не удержавшись, я горько всхлипываю, учуяв запах алкоголя, сигарет… и женских духов, что налип на него грязным слоем, который не отдраит ни один поход в душ.
Он впитал в себя запахи нескольких женщин, в этом у меня нет никаких сомнений. И от этого на душе становится так мерзко, что я едва сдерживаю свой порыв стошнить прямо в постели.
— Ты воняешь шлюхами, отвали, ублюдок, — сжав зубы, заявляю я, не открывая глаз. — Только попробуй сделать это, — защищаюсь, ощущая его твердокаменный стояк, упирающийся в мою поясницу.
— Никаких шлюх, Пикси, — шепчет мне на ухо Мердер, вбирая губами мочку. Его язык проскальзывает в ушную раковину с такой пылкостью, будто он готов съесть меня прямо здесь и сейчас. — Только ты. Маленькая, вредная, горячая, невыносимая, самая лучшая. Мне нужна только ты, — с горячностью стелет мне он, покрывая поцелуями шею. — Впусти меня, малышка, — сдавленно просит Мердер, проходясь головкой члена между моих ягодиц.
Рукой я сильнее сжимаю осколок, а внутри чувствую, как предательски сжимается лоно от услышанных слов. Черт. Будь он проклят. Нет!
— Ему нужна только твоя девочка и прямо сейчас. Я смертельно соскучился, — обдавая меня запахом алкоголя, он продолжает скользить своей плотью по моей, медленно убивая меня.
Я понимаю, что еще пара мгновений и он вновь сделает то, что всегда делает. Берет меня, не спрашивая позволения. Сегодня я не согласна на это. Собрав всю волю в кулак, я резко разворачиваюсь в постели и достаю осколок, прикладывая острый край к его шее именно в тот момент, когда он пытается взять меня за бедра, чтобы войти внутрь и отпраздновать наше «перемирие» насильственным праздничным трахом.
— Клянусь, я убью тебя, если ты сделаешь это, — давясь слезами, заявляю я. Жар ненависти печет и выжигает грудную клетку. — Иди к тем, кто оставил на тебе эти запахи. Ты воняешь другими женщинами, Коул. Как у тебя хватает совести?
— Прости, детка. Ты права. Я был в клубе… не в самом лучшем клубе. И да, там были другие женщины, Энжи, — он обхватывает мое лицо ладонью, проводя большим пальцем по губам и раскрывая их. Проскальзывает им внутрь моего рта, гипнотизируя властным и открытым взглядом. — Но ничего, кроме их запахов, на мне нет. Убери осколок, иначе я правда умру, потому что я собираюсь хорошо трахнуть тебя, — рычит он, совершая инстинктивные фрикции, пока не проникая в меня. — Мокрая и злая. Как я люблю. Я так хочу тебя, малышка, — словно в беспамятстве бормочет Коул, прикрывая глаза от удовольствия.
— Ты думаешь, я тебе поверю? — горько усмехаюсь я, сжимаясь всем телом и не намереваясь впускать его. — Ты просто… не заслуживаешь. Ты меня не заслуживаешь.
— И в этом ты тоже права, — устало соглашается он. — В этом мире я не заслуживаю ничего светлого, ничего лучшего, ничего хорошего. Я создан в мире дерьма и грязи. Наверное, поэтому так отчаянно хочу поглотить свою светлую фею. И очень смелую, — Кол ведет себя так, словно острый обломок зеркала, приставленный к собственной коже, его совершенно не заботит. Я прижимаю осколок к плечу, осознавая, что на большее я все равно не способна.
— Клянусь тебе, Энжи. Я не спал ни с одной другой женщиной со дня нашей свадьбы. Сегодня — не исключение.
— Я тебе не верю…
— Поверь мне. Верь мне, только мне. Я никогда