Когда со сборами было покончено, нелюдь, кровожадно сверкнув глазами, отправился в курятник.
— Пусть, — вздохнула бабушка, — правильно. С собой не взять, а оставлять…
Я оглядела кухню. Опустевшие полки, узлы у входа, горшок с остатками каши на печке, кринка с молоком на столе…
— Давай поедим, ба. Правда, я такая голодная… ничего не понимаю, вроде и обедала, а как в прорву…
— Ешь, девонька, я не хочу.
Я наложила себе каши, налила молока. Сглотнула слюну, вспомнив некстати о Колиновых колбасках. Хмыкнула: да ты, Сьюз, никак, от Зига заразилась? Мясца хочешь? Может, прогуляешься до курятника?
Смешно, но при мысли о мясе в животе аж запищало. Я торопливо хлебнула молока, зачерпнула каши. Подумала: доберемся до замка, первое, что сделаю, попрошу у тетушки Лизетт чего-нибудь… такого. Колбасок тех же или хоть мясного супа. Впрочем, каша с молоком тоже неплохо пошла. Я даже повеселела немного. И на вошедшего в кухню Зигмонда посмотрела уже почти без обиды.
Зиг аккуратно положил у входа облепленный куриными перьями и соломой мешок. Спросил со странной неуверенностью в голосе:
— Сьюз, а еще каша есть?
— Вон, — мотнула я головой, указывая на горшок. — А что? Собак, я думаю, перед дорогой лучше не кормить.
— Да нет…. Сьюз, ты не поверишь… — Зиг подошел к почке, взял горшок. Поднес к лицу, понюхал. — Ты не поверишь, я это хочу!
Вот так-так! А мы и тарелки уже убрали… Я выскребла последнюю ложку, ополоснула за собой миску.
— Так бери ешь, раз хочешь. Молока налить?
Вот честное слово, не стала бы предлагать, но оставшиеся полкринки все равно сама не выпью!
— Налей, — Зиг медленно, неловко накладывал в миску кашу. На лице его отчетливо читалось недоумение, словно нелюдь спрашивал мысленно: "И как это меня угораздило?!"
Я допивала молоко, поглядывая на Зигмонда. Нелюдь жевал кашу со странным напряжением на лице. Он отвык, поняла вдруг я, за три сотни лет своей нелюдской жизни отвык от обычной человеческой еды, от того, что можно жевать, а не рвать… отвык, но не забыл, иначе почему у него слезы в глазах?
Мне вдруг стало неловко. Будто за сокровенным подглядываю. Я тихо вышла, села на ступеньку крыльца. Притрусил Рэнси, бухнулся рядом, положил голову мне на колени. Я рассеянно почесала пса за ухом. Как много всего произошло! Известие о мятеже, раненый Анегард, налетчики, Зигмонд, кровавая жертва, новость о моем родстве… голова кругом! Жаль, что это не сон и нельзя проснуться. Жаль, что нельзя вернуться назад, в спокойную и понятную жизнь. А как жить дальше, поди разберись.
Вышел Зигмонд, сел рядом. Я не спросила ничего. Он долго молчал, потом сказал:
— Люди бывают удивительно глупы, Сьюз. Даже прожив три сотни лет и две жизни — человека и нелюдя. Хотел бы я знать, кого из богов благодарить за встречу с Анегардом.
Я взглянула ему в лицо. Глаза — желтые глаза хищника — словно приобрели другой оттенок. Теплый, зеленовато-карий. Губы слегка подрагивали, и я поняла совершенно ясно: песьих клыков там больше нет.
— Ты еще немножко расколдовался, да?
— Выходит, так.
— Я рада, Зиг. Правда, рада. — Я помолчала, добавила: — Если для этого нужно было все, что случилось за последние дни, то хорошо, что оно случилось.
— Хотел бы я знать… — начал Зигмонд. И умолк, не договорив. Чужая тоска резанула по сердцу. Когда никакой надежды — это, наверное, легче, подумала я, чем смутная надежда неизвестно на что. В Зигмонде как будто надломилось что-то: безжалостная уверенность нелюдя истончилась, из-под нее виден стал человек. Но тут, словно уловив непрошеную жалость, Зиг тряхнул головой, хлопнул меня легонько по плечу: — Спасибо, Сьюз. Ты права: что ни случается, все, так или иначе, к лучшему.
Вскочил — от короткой слабости не осталось и следа, — бросил быстрый взгляд на солнце.
— Надо поторапливаться. Если у тебя что еще не доделано… — И, снова не договорив, исчез, как и не было. Только ветром опахнуло. Одно слово — нелюдь!
А что у меня недоделано? Я вернулась в кухню, обвела взглядом разоренные стены, потухший очаг. И позорно сбежала.
Дело нашлось само. Мелькнула в траве у курятника золотисто-бурая спинка, я позвала…
Здесь теперь будет голодно. Пойдешь со мной?
В замке совсем не помешает охотник на крыс.
Снова — в который уж раз! — Анегард взял меня к себе на седло; но почему-то теперь я чувствовала себя до странности неловко. Самозванкой я себя чувствовала, что уж говорить! И кто Зига за язык тянул?! Небось нужна его милости Эстегарду Лотарскому дочка незаконная, как собаке пятая нога! Какому мужчине приятно, когда вот так ни с того ни с сего свалится на голову плод юношеского приключения, давно позабытого? Может, попросить Анегарда, чтоб молчал? И Зигу пусть молчать велит? Пусть все остается, как было… а вот интересно, сам-то барон знает или все-таки нет? В редкие наши встречи он глядел на меня точно так же, как на любую деревенскую девицу; но бабушка обмолвилась как-то, что я мало похожа на маму.
Цепочка всадников и телег растянулась на узкой тропе. Позади брело стадо, и там же держалась большая часть охраны. Придет Ульфар — найдет пустую деревню и голову своего наймита на шесте. Озлится, верно…
Анегард прервал молчание.
— Сьюз, когда отец вернется, я скажу ему, чтобы он тебя признал. Не дело так. Ты мне дважды жизнь спасла, он не откажет.
— Трижды, — ввернул невесть как оказавшийся рядом Зиг.
Я вспыхнула:
— Шел бы ты, а?! То есть, летел бы? Если бы я господину барону нужна была, уж наверное, он бы меня и сам признал. Раньше. А так мне не надо. Можно подумать, я за награду… придумали еще!
— Я спросил, — Анегард запнулся чуть приметно, — у твоей бабушки. Она говорит, отец не знает.
— Вот пусть и дальше не знает! — отрезала я. — Незачем.
— Зря ты так. Поверь, Сьюз, я отца знаю!
То ты, могла бы сказать я. Любимый сын, законный наследник. А еще у вас Ланушка есть. И вот вам здрасьте, явится какая-то приблуда своей доли требовать! В лесу выросшая, по хлевам работающая! Хороша баронесса! Нет уж.
Но сказала другое.
— Если спасение жизни и правда стоит награды, то пусть моей наградой будет ваше с Зигмондом молчание.
— Зря, — повторил Анегард. — Но раз ты просишь, ладно.
Зиг молча дернул вперед. Впрочем, я знала откуда-то: без согласия Анегарда он меня не выдаст.
Я поискала глазами бабушку. Не нашла: ее усадила на свою телегу Гвенда, они ехали почти в хвосте. Нашарила мыслями Серого и Злыдню. Кажется, все там спокойно… Бабушка не станет плакать при чужих, она и при мне-то старается сдерживаться. Ей бы отлежаться, отдохнуть… да и Анегарду, кстати, тоже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});