Я снял с пальца перстень, показал его Сидору, тот, повертя в руках, разглядывая арабскую вязь букв, вздохнул и отдал назад.
Дальнейший путь до Нижнего прошел спокойно. Демидов встретил радостно, команду распорядился накормить да спать уложить, а мы направились в его кабинет. Сначала я рассказал, что видел на прииске, похвалил за усердие Дмитрия – все же его человек был, рассказал о бое с татарами. Наконец дошло дело и до каменьев. Я высыпал изумруды на стол, и мы стали их делить, раскладывая попарно, по размерам – маленький с маленьким, большой с большим. Когда все камни были разделены на две кучки, Алтуфий пересчитал свою половину, отсчитал несколько штук и подвинул мне:
– Твои пять процентов, как и договаривались.
Я тоже пересчитал свои камни – их оказалось двести шестнадцать штук. Неплохо! Уложив камни в кожаный мешок, я с Алтуфием спустился в трапезную, где вместе с его семьей поужинал. Всех я знал – жену, сыновей, невесток – поэтому ужин прошел в непринужденной атмосфере. Утром я распрощался с компаньоном и хлебосольным хозяином, условившись, что по весне, когда сойдет лед, снова отправлюсь на прииск. Со своей стороны Алтуфий заверил, что тоже подготовит судно с запасами провизии для рабочих.
Зима уже была не за горами, по утрам подмораживало, иногда срывался снежок, мы торопились, как бы лед на реке не встал, но добрались благополучно. На второй же день я на возке под охраной Сидора и двух его воинов поехал к ювелиру. Абрам, увидев меня, весь расплылся в приторной улыбке:
– Заждался, заждался, барин!
Радостно потирая руки и шмыгая носом, провел в комнату. Что меня удивило – там горела керосиновая лампа – грубовато сделанная, но лампа, а не свечи. Сразу же, с порога я кивнул на нее:
– Где взял?
Абрам захихикал.
– Удивительная вещица, мои соплеменники от голландцев привезли, горит долго и ярко, одно только плохо – земляное масло заливать надо, да на торгу его продают.
– Привези мне десяток таких, из оплаты вычти.
Мы сели за стол, я вывалил на стол необработанные камни.
– Я хочу, как договаривались – половину ты покупаешь – куда денешь – хоть в Голландию, хоть в Швецию – твое дело, остальную половину огранишь и вернешь мне, все равно потом тебе же их и в оправу ставить, мои знакомые купцы просили.
– Да, да, любезный, приходили люди. Делал я прекрасные броши, кулоны, подвески.
Ювелир говорил, а сам не отводил глаз от камней. Мы пересчитали камни, договорились о сроках и оплате, мастер должен был мне кучу денег… так что мы расстались, довольные друг другом. Настеньке подарков из похода не привез, пообещав чуть попозже. Памятуя о кулоне с изумрудом, она не докучала. Я с головой окунулся в дела: везде требовался хозяйский пригляд.
Незаметно в делах и заботах пролетел месяц. Настала настоящая зима со снегом, морозами, снежными городками и кулачными боями. Получив от Абрама половину всей партии ограненных изумрудов, а также почти полный мешок золотых монет, правда, самых разных стран: испанские дублоны, французские луидоры, голландские гульдены. Абрам развел руками – так со мной рассчитались за изумруды. Привередничать я не стал: золото и есть золото, как его не назови. Заодно заказал из крупных изумрудов серьги. Абрам закивал:
– Сделаю, сделаю, все будет в лучшем виде. А когда теперь будут камни?
– Только весной, но много, готовь потихоньку деньги.
Через несколько недель я получил уже готовые серьги. Абрам открыл деревянную коробочку, и оттуда засияло, запереливалось зеленым солнышком чудо рукотворное – такой тонкой работы я еще не видел. Я ахнул. Абрам остался доволен произведенным впечатлением, потирая руки, хлюпал носом и приговаривал:
– Какая красота, дивная работа, себе бы оставил, но откуда у бедного еврея деньги?
Я захохотал:
– Не прибедняйся, Абрам, только мешок золота отдал!
– Не мое, компаньоны за камни отдали.
– Вот прохиндей!
Абрам попросил задержаться и, сходив в соседнюю комнату, вынес четыре лампы.
– Бедный еврей помнит о вашей просьбе, барин. Вот, сколько смогли привезти мои приказчики, если понравятся – еще привезут.
Я поблагодарил, расплатился и уехал. По пути завернул на торговую площадь и прикупил земляного масла. Сунул палец, понюхал – да это же сырая нефть, правда здесь ее использовали в лечебных целях: натирали больные суставы, наносили на кожу при чесотке или проказе. В голове мелькнуло – вот бы наладить переработку нефти! А что: чеченцы же делают «самовары», гонят бензин, почему бы и мне не попробовать? Но не сейчас, я отложил обдумывание на потом.
Темнеет зимой рано, приехав домой, я залил в лампу нефть и зажег фитиль. Лампа чадила и попахивала бензином, но свет давала более яркий, чем свечи. Я подвесил лампу в трапезной. Научил домашних, как ею пользоваться, а затем вручил Настеньке серьги с изумрудами. Она сразу побежала к зеркалу, надела украшение и долго стояла, потрясенная их красотой. Подошедшие полюбопытствовать дворовые женщины ахали. Вместе с кулоном серьги смотрелись одним гарнитуром, камни были одного оттенка, одинаковой огранки. По цене они равнялись стоимости нашего дома. Визгу и поцелуев было много. Ночь прошла бурно, Настя благодарила по-своему, по-женски.
Утро началось со стука в нашу спальню. На пороге стоял один из охранников:
– Хозяин, у ворот царские воины, тебя видеть хотят.
– Передай – сейчас буду.
Я быстро оделся и, ополоснув лицо, направился к воротам. Там гарцевали на лошадях три воина из личной охраны. В голове мелькнуло: «Если бы арестовать пришли, ворвались, да и люди были бы из Разбойного приказа».
Один из воинов спрыгнул с седла, поздоровался:
– Лекарь Кожин ты будешь?
– Да, я.
– Царь к себе призывает, немедля.
– Сейчас возок запрягут, подождите.
– Поспешай, мы подождем.
Я распорядился запрягать свой возок, сам стал быстро переодеваться – все-таки к царю иду. Накинув на плечи шубу, уселся в возок‚ и мы поехали. Воины поскакали передо мной.
В голове метались мысли:
«Зачем понадобился? Вроде ничего такого не натворил, за что бы царь вызвать мог, налоги плачу исправно, не занедужил ли?»
Подъехали к Кремлю; воины, не задерживаясь, миновали ворота и спешились. Дальше мы пошли пешком: ездить по Кремлю на лошадях было нельзя, это была царская привилегия.
Во дворце меня вели по переходам, поворот за поворотом; мы проходили залы, спускались и поднимались. С непривычки можно было и заплутать. Подвели к резным дверям в широком коридоре, сбоку стояли два воина с саблями у пояса и бердышами в руке. Велели обождать, и я машинально принялся разглядывать расписанный потолок. Дверь открылась, и меня пригласили. В небольшой комнате было несколько человек в шитых золотом одеждах, царя я угадал только потому, что он единственный сидел в кресле. Я согнулся в поклоне, поприветствовал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});