Читать интересную книгу Проклятие двух Мадонн - Екатерина Лесина

– На ком?

– На Александре. Она красивая, мама говорит, что это неприлично – использовать красоту в целях столь низких, наверное, она права, но я не уверена. Еще мама говорит, что теперь ты обязательно разведешься со мной, чтобы жениться на Саше, она ведь не только красивая, но и богатая…

– А разве Евгения Романовна сама не добивалась развода? Помнится, она даже настаивала.

– И настаивает, – согласилась Ольгушка. – Только все равно говорит, что с твоей стороны нехорошо так поступать со мной.

Нехорошо. Ольгушкины глаза странно блестят, то ли слезы, то ли отражение мутной воды пруда… то ли чудится просто. И стыдно. Старое, хорошо знакомое ощущение… права Евгения Романовна, как никогда права, – так поступать нехорошо, подло и мерзко, вот только почему к стыду его снова примешивается то самое непонятное чувство, анализировать которое нет ни желания, ни сил.

– Иногда мне кажется, что я совсем ничего не понимаю, – доверчиво сказала Ольгушка и, дернув за шелковое охвостье, развязала бант. А резкий порыв ветра – откуда только взялся, будто караулил, – стащил с волос соломенное колесо и швырнул в грязную воду.

– Ну вот, – Ольгушка смотрела на то, как зеленая тина проступает на выбеленных полях шляпки. – Мама ругаться будет… но я же не виновата. Ветер просто.

– Ветер, – согласился Игорь. – Порой случается.

За извечной Ольгушкиной улыбкой вновь виделось безумие.

Александра

В комнате душно, тесно, ощущение замкнутого пространства давит на голову, отчего слабый огонек зародившейся мигрени разгорается. Окно открыть… или на балкон выйти. Случайно встретить кого-нибудь из благородного семейства и получить очередную порцию яду? Не хочу.

Вежливый стук в дверь вызвал приступ глухого раздражения – кому и что от меня нужно?

Василию, вот уж и вправду сюрприз. Стоит на пороге, руки в карманах, взгляд чуть настороженный, изучающий.

– Можно?

– Заходи.

Он зашел, аккуратно прикрыл за собой дверь и поинтересовался:

– Ты как, нормально?

– Нормально.

А ведь похож на брата, тоньше в кости, легче, изящнее, но в изяществе этом нет ничего женского, слащавого, скорее уж восточная утонченность. Хотя опять же, ничего восточного в облике Василия нет.

– Ничего, что я так, без приглашения? – Он сел на стул, как-то сразу оказавшись между мной и дверью. Случайно? Нарочно? Что ему вообще здесь надо? – Ты красивая.

– Спасибо.

– Да не за что. – Василий разглядывал меня с тем наглым любопытством, которое в равной степени можно принять и за оскорбление, и за комплимент. – Я вообще больше брюнеток люблю, у нас с Гариком в принципе разные вкусы, но есть в тебе что-то такое…

– Этакое.

– И этакое тоже. Редко встретишь в одной женщине и внешность, и нервы крепкие, и чувство юмора.

– И с какой стати дифирамбы?

Василий с ответом не спешил. Смею предположить, что эти нарочито-медленные, слегка вальяжные манеры оказывали на женщин действие сродни гипнотическому, но меня, к счастью или несчастью, лишь раздражали.

– Ты мне нравишься, – наконец соизволил пояснить Василий. – Настолько нравишься, что готов жениться. Это не шутка, Сандра-Александра, я более чем серьезно.

– И дело лишь в том, что я тебе нравлюсь?

– Честно? Нет. Деньги. Дедово состояние. Я на все не претендую, небольшой процент…

– И с какой стати я, свободная и богатая женщина, – на этих словах пришлось сделать паузу, чтобы справиться с приступом истерического смеха, – должна терять свободу и делиться деньгами?

– С той, чтобы сохранить и деньги, и жизнь, второе, прошу заметить, куда как актуальнее. Ты не против, если я закурю?

– Кури, – поворот в разговоре был несколько неожиданным, но в то же время, если подумать, весьма закономерным, мне угрожали раньше, так почему не повторить угрозу теперь. Василий курил тонкие длинные сигареты, которые я прежде считала исключительно дамскими. Дым отдавал легким ароматом ванили и еще чего-то столь же мягкого и совершенно не мужского.

– Думаешь, я тебе угрожаю? – Тонкая сигарета в тонких пальцах… наверное, это должно считаться красивым и изысканным, вполне возможно, что Бехтерин-младший специально подбирал эту марку не по вкусу, а по виду, но мне смешно.

– Я никогда никому не угрожал. Не мой стиль, – признался он, не дождавшись ответа. – Максимум – предупреждаю.

– Меня?

– А почему нет? Или полагаешь, что у тебя все в шоколаде?

В шоколаде, угадал, горьком-горьком, искусственно подслащенном гонораром, который мне обещали за успешное выполнение работы, но по закону контрастов горечь становится лишь более едкой.

– Ты, милая моя, не в шоколаде, а в дерьме, причем по самые уши. – Он произнес это тихо, почти душевно. – И прекрасно это понимаешь, потому что умная. Думаешь, Романовна внизу от злости ядом плевалась? Нет, конечно, и от злости тоже, но ведь правду сказала же, и ты поняла, что правду, поэтому и свалила.

– Поконкретнее можно?

– Поконкретнее? – Василий закинул ногу за ногу. – Пожалуйста. Мой старший братец весь из себя такой правильный и честный… аж челюсти сводит, до того он правильный и честный. Дед его обожал… правая рука, а в последнее время и левая. Только с руками в комплекте голова идет, а в голове мысли всякие…

Сигаретный дым растворялся в воздухе тонким ароматом ванильного яда, а я дышала этим ядом, из дыма, слов и медово-вальяжных жестов. Притворство, сплошное притворство, и верить не буду, и слушать тоже, не хочу больше чужих тайн.

– Думаешь, приятно ему было столько лет карабкаться, работать, жилы рвать, угождать старому маразматику с его извечным морализаторством? Гарик ждал, ждал и дождался… только не того, чего хотел. Думал, сойдет Дед в могилу, и все свое состояние ему оставит, а Дед вдруг жениться вздумал.

Василий улыбался, демонстрируя ровные белые зубы.

– Так романтично, любовь с первого взгляда… не в тебя, в картины эти. «Мадонна Скорбящая» и «Мадонна Гневливая»… он на них надышаться не мог, всюду с собой таскал, разговаривал, как с живыми. Я ж говорю, маразматик. Ты на нее не похожа, ни на Белую, ни на Черную… это не только я заметил, это все увидели, но вот увидеть – одно, а Деду доказать – другое.

Мне надоело это слушать.

– Хочешь сказать, что Игорь убил Деда, чтобы получить наследство?

– Я же говорил, умная, – поднявшись, Василий подошел к открытому окну и выбросил окурок. – Согласись, если исходить из позиции «кому выгодно», то получается, что в случае Дедовой женитьбы больше всего терял именно он.

– А если женитьбу не принимать во внимание?

– Ну… – Василий подошел ко мне, близко, чересчур уж близко. Резкий запах туалетной воды, светлый лен рубашки, смуглость кожи… почти герой-любовник. На всякий случай я отодвинулась – не люблю таких вот, наглых и самоуверенных.

– Не стоит меня опасаться, я играю честно. Как правило.

– Как правило, я вообще не люблю играть.

– Чушь. Все любят, только игры разные. Вот ты с Дедом в любовь… или сделка? Скорее второе, он чересчур благоразумен. А у каждой сделки свои правила, как в игре. И в жизни тоже. Говоришь, не принимать во внимание женитьбу? Можно и не принимать. – Василий не пытался меня коснуться, просто смотрел, точнее, рассматривал, приценивался.

Урод.

– Ждать надоело. Дед ведь не собирался умирать. Сколько бы протянул? Лет пять? Десять? А вдруг и вправду бы женился, нынче это модно… и невесту подобрать не проблема, сколько таких, как ты, хорошеньких, умненьких, на все согласных? Кто бы дал гарантию, что спустя год-два история не повторилась бы, а?

Никто. Прав Василий, восточный дьявол, любитель тонких сигарет и сплетен.

– Сегодня одна невеста, завтра другая… и даже если не дойдет до свадьбы, каково это – работать на игрушки для бабочек-однодневок? А самому ни-ни, Дед не потерпит, если любовница станет впереди жены… развестись тоже нельзя. Одна сплошная клетка из морали, а стоит шагнуть за пределы – и все, конец, даже не деньгам – тут кое-что останется – жизни привычной конец, власти, работе, компании, в которую душу вкладывал. А в противовес подходящий случай. Осиное гнездо, взбудораженное очередной Дедовой блажью, и смерть, такая по-женски бескровная, изящная…

– Чего ты хочешь?

– Я уже сказал, чего. Денег. Или ты полагаешь, что мой братец возьмет и смирится с тем, что Дед и после смерти его обыграл? Всего-то и надо – тебя убрать, и тогда оставшиеся восемьдесят процентов акций вернутся в заботливые руки Игоря.

– А ты не дашь ему меня убить?

– Не дам, – согласился Василий. – Убежать не сложно, ты ведь думала о том, чтобы сбежать. Это логично и правильно. И так же логично и правильно, что он не позволил тебе уйти. Удержать здесь, а потом небольшой несчастный случай… что он тебе сказал?

Что есть второе завещание. Я почти сказала это вслух, но вовремя остановилась – очень уж внимательный у Василия взгляд, выжидающе-внимательный.