В душе Клаудия предпочла бы, чтобы Эвард нашел себе какое-нибудь другое занятие – стук счет был слишком назойливым. Однако, подавив растущее раздражение, она вновь склонилась над шитьем. Серебряная иголка замелькала в ее пальцах, покрывая ровными стежками парчовый отрез. Четыре тысячи триста восемьдесят семь, триста восемьдесят восемь, триста восемьдесят девять стежков. Еще несколько рядов, и туника – вышитая руками, не находившими себе места от беспокойства, туника, которую, возможно, Гай уже никогда не увидит, – будет готова.
Собравшись с духом, Клаудия заставила себя поделиться с Эвардом томившими ее опасениями.
– Мой дядя, попади Гай к нему в руки, обязательно потребовал бы выкуп. Значит, он не в плену – слухи об этом уже дошли бы до нас. Мне кажется, Эвард, боюсь, он не вернется.
– Причиной его задержки могли послужить разные вещи, – откликнулся тот. – Лорду Гаю не страшны самые жестокие схватки, и он выехал из замка, готовый к любым неожиданностям. Не думаю, что он мог попасть в ловушку.
– Я уверена, дядя какой-то хитростью завлек Гая подальше от Монтегю, – продолжала настаивать девушка. – Я стараюсь не думать о самом страшном, но каждую ночь, когда я представляю, что… – Клаудия попыталась спрятать руки в складках туники – так сильно они задрожали при одной мысли об этом. – Вся вина ляжет на меня.
– Напрасно вы даете волю своему воображению, миледи, – заговорил Эвард, и в его голосе прозвучали незнакомые ей прежде жесткие нотки. – У меня приказ самого барона, и я буду защищать вас, леди Клаудия, пусть даже ценой собственной жизни. Никто в замке не посмеет вас тронуть.
– Кто станет новым бароном, если придет известие о гибели Гая? – решилась спросить Клаудия, бросив на него быстрый взгляд.
Нахмурившись, Эвард отвел глаза. Клаудия давно уже задумывалась, рассказал ли кому-нибудь Гай о ее брате, Роберто. Теперь она знала ответ. Если бароном станет Кенрик, Эвард не сможет ее защитить.
– Вы совсем не верите в своего господина, леди.
– Совсем наоборот. Ничто не может поколебать моей веры в него. Но именно это не позволяет мне обманывать себя, – возразила, склонив голову, Клаудия. – К тому же он мне не господин, Эвард. Лишь те, кто присягал ему на верность, могут рассчитывать на его помощь, и незаконное обручение меня не спасет.
– Еще одно проявление слабости, леди Клаудия. Меня самого гложет беспокойство, однако я знаю барона слишком хорошо, чтобы заранее скорбеть о нем.
Оставив счеты, Эвард принялся шагать по комнате. Он взъерошил рукой волосы, и теперь они стояли дыбом, придавая ему еще более взволнованный вид.
– У лорда Гая, как у кошки, – семь жизней.
Губы Клаудии тронула невеселая улыбка.
– Гай не любит кошек.
Эвард сделал нетерпеливый жест.
– Здесь слишком душно, миледи. Может быть, нам стоит совершить прогулку вокруг замка?
Клаудия знала, почему он заговорил об этом. Каждый день до наступления сумерек они, под предлогом прогулки на свежем воздухе, обходили стены замка, тщетно стараясь увидеть хоть какой-нибудь знак, свидетельствующий о скором возвращении Гая. Но теперь уже не было нужды вглядываться вдаль – того, чего так ждали они оба, не случится ни сегодня, ни завтра, вообще никогда. Все же Клаудия не нашла в себе силы расстаться со смутной надеждой и отложила вышивание в сторону.
– Неплохая мысль, Эвард. Тучи сгущаются, так что придется поторопиться, пока не начался дождь.
– Я бы предпочел, чтобы вы остались.
От звука знакомого голоса сердце Клаудии замерло. Оборачиваясь, она убеждала себя, что это всего лишь плод больного воображения и она слышит голос Гая только потому, что так страстно желает его услышать. Прошлой ночью Клаудия готова была поклясться, что слышит, как он зовет ее, и через секунду проснулась – одна в холодной постели, уткнувшись лицом в подушку, которая, казалось, все еще хранила его запах. Может быть, это призрак, откликнувшийся на ее страстные мольбы о возвращении? Неужели и после смерти образ Гая будет так же неотступно преследовать ее? Судорожно вздохнув, Клаудия нашла в себе силы и оторвала взгляд от земли.
Представший перед ней человек был точной копией барона. Он стоял в дверях комнаты, прислонившись плечом к стене, одетый точно так же, как и Гай в то злополучное утро, когда ускакал из замка. Призраки не улыбаются, однако на губах Гая появилась улыбка. Подавшись вперед, он двинулся к ней, протягивая руки, чтобы заключить Клаудию в объятия.
Внезапно и Гай, и комната – все поплыло перед ее глазами. Клаудия попыталась сделать шаг навстречу и упала без чувств.
– Извелась от беспокойства…
– Хорошо спала вчера? Она выглядит, как будто…
Обрывки разговора понемногу стали проникать в ее сознание, однако никак не хотели складываться вместе, и вскоре Клаудия отказалась от попыток что-либо понять. Понемногу их заглушил шум воды или, может быть, ветра. Звук, казалось, рождался прямо в голове, и, как только она осознала это, затих.
– Прикажи поднять сюда поднос с ужином. И пусть найдут что-нибудь посущественнее.
– Слушаюсь, милорд.
Гай и Эвард. Почему ей снится их разговор об ужине? Внезапно Клаудия вспомнила о своем видении. Ей захотелось тут же открыть глаза, проверить, не рассыпался ли призрак ее мечты в прах, но веки, казалось, были налиты свинцом.
– Клаудия?
Она готова была разрыдаться. Как часто за эти мучительно тянувшиеся дни ей хотелось еще раз услышать из этих уст свое имя! Все это было так похоже на правду, и в то же время… Наконец веки девушки затрепетали, и она открыла глаза.
– Клаудия, что с тобой?
Она смутно осознавала, что лежит на постели Гая. Сам он сидел на краю кровати. Слегка склонившись и внимательно поглядев на нее, он изумленно приподнял брови.
– Почему ты так странно на меня смотришь?
Клаудия могла лишь догадываться, какое выражение лица было у нее в эту минуту. Пытаясь совладать с обуревавшими ее чувствами, она робко протянула руку и коснулась его плеча. Вместо того, чтобы пройти насквозь, ее пальцы ощутили под собой вполне реальную плоть. Глубоко вздохнув, она с облегчением обхватила его запястье. Оно было теплым и восхитительно настоящим.
– Вы не погибли!
Выражение беспокойства на его лице тотчас же уступило место улыбке.
– Не стоит говорить об этом с таким разочарованием.
Его слова, как ножом, резали исстрадавшееся сердце Клаудии.
– Неужели вы можете смеяться над моим горем?
– Боже милостивый! – улыбка тотчас же исчезла с его лица. – Вы действительно считали, что меня уже нет в живых?
Лицо Гая расплылось в потоке хлынувших из глаз Клаудии слез. Казалось, он словно ожидал этого. Прижав девушку к груди, Гай принялся нежно, как ребенка, успокаивать ее. Плащ и большую часть доспехов он успел сбросить, пока Клаудия все еще была без чувств, и теперь она прижималась щекой к теплой ткани его одежды. От Гая пахло дорогой, лошадьми и еще чем-то своим, неуловимым, и таким успокаивающим.