Давида не отпустят просто так, потому что у них не просто заявление на него, а есть еще какие-то свидетели.
Паника накрывает меня и достигает своего предела, когда я слышу слово суд. Судя по всему Давида будут судить.
Аня что-то спрашивает у Артема, он достает свой телефон и утыкается в него, отвечая, что прямо сейчас займется поиском адвоката и чем-то там еще. Я в ужасе от того, что это реальность, а не кошмарный сон.
Сбрасываю с себя куртку Никиты и уверенным шагом направляюсь к выходу.
— Куда ты собралась? — гремит голос Артема, когда он резко разворачивается — Сегодня вам не дадут увидеться.
— Я еду ни к нему. — говорю я — Я попрошу помощи у папы. У него есть адвокат.
— Вернись! — командует Артем. По его лицу я понимаю, что моя идея ему не нравится. — И сядь за стол. — я поджимаю губы, но продолжаю стоять. Моё намерение попросить о помощи папу никуда не пропадает после его командного тона и сердитого вида. — Я сказал, иди сюда. — указывает он на моё прежнее место — Это мой брат и я сам решу эти проблемы, сколько бы времени это не заняло.
— Теперь, это не только твой брат — говорю я — Это мой парень и я не хочу ждать. Я попрошу о помощи отца. — мой голос дрожит, как и я.
— Да он не станет помогать Давиду, Кристина — я слышу Никиту и огромные сомнения в его голосе. — Он не принимает твой выбор, с чего бы ему помогать кому-то из нас. Да он презирает нашу семейку. Эта пустая трата времени — добавляет он. Артем кивает в знак согласия, и только Аня молча стоит у стола, сложив руки перед грудью. Кажется, она слишком расстроена.
— Вот и проверим. — говорю я и выхожу.
Не помня себя, вызываю такси и еду в квартиру родителей.
По дороге мою голову заполняют самые ужасные мысли, я начинаю всхлипывать и трястись еще больше, чем когда только арестовали Давида. Я накручиваю себя так, что по ощущениям у меня вот-вот начнется паническая атака.
Папа дома и это самая прекрасная новость этого вечера. Его лицо окрашивает испуг, когда он замечает моё состояние. Подается вперед и обнимает меня, затягивает в квартиру, а потом отстраняется и пытается выяснить, что у меня произошло.
Я еще сильнее начинаю плакать, и лишь когда мама приносит мне воды, могу рассказать, что произошло.
Родители переглядываются, и папа поджимает губы. Он всегда делает так, когда не доволен. Я с надеждой смотрю на него, и он кивает. Поверить не могу, что он кивает, но я так счастлива.
Наблюдаю за тем, как он поднимается, достает из кармана телефон. Уходит в другую комнату и начинает с кем-то говорить.
Мама подвигается ближе ко мне и обнимает. А потом отстраняется и вытирает мои мокрые щеки своими теплыми пальцами, убирает растрепанные волосы за уши и проводит рукой по волосам.
Чуть позже папа сообщает, что сегодня уже ничего нельзя сделать, поэтому Давиду придется остаться в участке до завтрашнего утра. Слезы снова наполняют мои глаза, когда я пытаюсь убедить родителей, что это какая-то ошибка и он не виноват.
По папиному лицу вижу, что он мне не верит, но он шокирует меня, когда обещает, что позаботится об этом.
Каким бы удивительным это не было, но папа действительно помогает. Я остаюсь в квартире родителей и звоню Ане, чтобы сообщить о том, что папа поможет Давиду и у меня даже получается заснуть.
Утром мы отправляемся в участок, где нас встречает папин адвокат. Они не посвящают меня в дела, поэтому отходят в сторону и продолжают свой разговор шепотом.
Позже папа ведет меня в машину и просит подождать его, пока сам отлучается по какому-то важному делу в отделение ближайшего банка и мне становится не по себе, от моих догадок.
Все они так и остаются догадками, потому что папа не посвящает меня. Грубо отмахивается от расспросов и везет в ближайшее кафе позавтракать.
Когда его телефон оживает, он поднимается, и мы возвращаемся к участку, выходим из машины как раз в тот момент, когда в дверях появляется Давид.
Он выглядит рассерженным и готовым что-нибудь сломать, но мне наплевать. Я бросаюсь к нему и обнимаю за шею. Кажется, что он так и будет просто стоять, опустив руки вдоль тела, но потом я чувствую, как его руки смыкаются на моей талии и он утыкается мне в шею.
Папа молчит всю дорогу, пока везет нас в квартиру Давида и даже после этого продолжает молчать.
Желает мне хорошего дня и целует в щеку.
Мы входим в квартиру, и Давид сразу же отправляет в душ. Перед этим разбрасывая свои вещи, вымещая на них свою злость.
Я чувствую себя странно, его эмоции такие сильные, что я буквально могу потрогать их. У меня болит голова и давит в груди, и я не понимаю, это от того, что он так холоден со мной или от того, что у меня вчера случилась истерика.
Вздрагиваю, когда дверь распахивается и Давид появляется передо мной. Проходит к комоду и начинает вышвыривать от туда вещи, когда находит футболку, надевает её, то же самое происходит, когда он ищет свои штаны, а потом просто сбрасывает все стоящее на комоде. Упирается в него руками и опускает голову. Тяжело и часто дышит.
Я замираю.
Он продолжает передвигаться по квартире, искать то, что ему нужно и разбрасывает вещи и в конце концов пинает свою полку.
— Я могу тебе чем-то помочь? — осторожно спрашиваю я, и он застывает. Наконец, обращает на меня внимание, как будто вспоминает, что я здесь.
Смотрит на меня так, будто хочет наорать, но сдерживается, отчего у него выступают вены на лбу и висках.
— Помочь? Так ты ведь уже помогла. — сквозь зубы бросает мне он.
— Почему ты ведешь себя так, будто я сделала что-то ужасное? — спрашиваю я и делаю глубокий вдох. Почему мне кажется, что сейчас мы расстанемся.
— Зачем ты вмешалась? — спрашивает он, а я молчу, просто потому что мне нечего ответить. — Испугалась, что меня посадят? Подумала, что тебе это не нужно и попросила своего папашу отмазать меня?
— Давид… — зову его я.
— Подумала о том, что я буду чувствовать? Или только о себе думала, когда побежала к нему? Ты действительно ничего не понимаешь? Думаешь, я хочу быть должным кому-то вроде твоего отца? — спрашивает Давид и материться. — нет, не хочу — говорит