Этот план, сообщенный мне буквально в последний момент, выглядел безупречно, однако сразу вызвал во мне сильное внутреннее неприятие.
— Всё было бы хорошо,— пожаловался я Первомайскому, как в своё время Берии,— если б мой разговор с Раковским оставался делом только нас двоих. Но ведь помещение, где мы окажемся, обязательно будут прослушивать!
— Ну и что?— ответил адвокат.— Вы - на спецзадании, и находитесь под защитой органов. Говорите всё, что считаете нужным. Можете хоть Гитлеру осанну пропеть - ничего вам за это не будет.
— А если для проверки моей искренности Раковский пожелает, чтобы я выругался в адрес самого Сталина?
— И выругаетесь, не великая беда! И даже можете сделать это не под прикрытием, а от чистого сердца,— произнеся эти слова, он проследил за выражением моего лица, словно желая оценить произведённый эффект,- после чего решил, по-видимому, окончательно меня добить:— Запомните, молодой человек: в нашей работе нет вечных и неизменных принципов. Жизнь изменяется быстрее, чем большинство людей в состоянии это замечать, и только тот, кто поспевает за переменами или, ещё лучше, предугадывает их, получает шанс на будущее! Так что если вы желаете добиться успеха - следуйте за жизнью и без страха входите во все её повороты!
Усвоив этот совет, я решил, что не стану загонять себя в прокрустово ложе выдуманных легенд, и в общении с Раковским попробую в максимальной мере оставаться собой. Сталина ругать не стану, но и чекистом себя уж точно не объявлю.
11/IX-1941
В четверг Первомайский завершил занятия в два часа дня и велел мне ехать домой, чтобы привести себя в порядок. В половину седьмого, сказал он, он заберёт меня на машине в ресторан, чтобы поужинать в компании с артистической молодёжью. В пятницу мне предстоит оформить у себя в Наркомфине командировочные документы, а в субботу утром - отправляться в Орёл.
Я так и не понял, с какой целью организуется ужин в “Метрополе” - то ли для того, чтобы я немного отвлёкся накануне важнейшего задания и был бы в соответствии со своей ролью “золотого повесы” в курсе последних светских новостей и слухов, либо чтобы развязать мне язык - мало что вдруг сболтну, перебрав вина! Но как бы там ни было, этот поистине сказочный вечер, проведённый в лучшем столичном ресторане, оказался для меня более чем кстати.
Компанию нам составили три юные актрисы из МХТ и Камерного театра, приехавшие в сопровождении двух молодых людей моего возраста - один работал на “Мосфильме”, другой представился литературным критиком. Поскольку между ними и двумя девушками угадывалось что-то вроде старого приятельства, то несложно было предположить, что третья актриса “свободна” и я вполне могу с ней пофлиртовать.
Но если подобное и входило в чьи-то планы, то только не в мои. В отношениях с женщинами из-за моей чрезмерной серьёзности и какой-то дурацкой внутренней боязни оказаться в неловком положении я всегда был крайне медлителен и консервативен. Чтобы не провоцировать к себе излишнего внимания, я решил сразу сообщить, что послезавтра отбываю из Москвы на специальное задание,- однако странное дело, упоминание о таинственном задании только повысило мой статус! Молодые люди, имевшие, по-видимому, бронь от призыва, как-то сразу стушевались, зато актрисы, которых я считал ангажированными этими горе-кавалерами, немедленно стали проявлять к моей персоне неподдельный интерес.
Но поскольку мне решительно нечем было ответить, то я решил воспользоваться моментом, когда после двух бокалов бордо “Ай-Даниль” наша застольная беседа коснулась дел сердечных, и дал всем взглянуть на фотокарточку своей невесты. Моя Лика-Земляника на этом фото действительно была неотразимой, в связи с чем все намёки на адюльтер были прекращены. Должен сказать, что этот мой демарш нисколько не испортил нашего дружного застолья, главным мотивом которого, как я сейчас отлично понимаю, было искреннее и открытое желание всех хотя бы на короткий миг вернуться в довоенную жизнь и забыть о грозном настоящем. Адвокат Первомайский, выступавший на этот раз в роли покровителя молодых талантов, вполне разделял наше желание сполна окунуться в волнующий туман прежней жизни и даже в честь неё немного покуролесить.
Да, сейчас, пропадая в холодной орловской гостинице, полуголодный и не ждущий от завтрашнего дня ничего, кроме очередных испытаний, я с трудом могу вообразить тот великолепный стол, устланный тонкой белоснежной скатертью, с огромной бронзово-хрустальной вазой посередине, заполненной сочными грушами и виноградом, неведомо каким чудом привезёнными в военную Москву. Превосходные крымские вина - сперва столовые, а затем десертные, знаменитый салат паризьен, заправленный тёплым провансальским соусом, котлеты марешаль, почки меньер под луком и, наконец, бесподобный фирменный “беф Огарёв” - как одни эти названия способны вдохновлять, с какою силой в дни смятения и лишений наполняют они сердце уверенностью, что жизнь - отнюдь не окончена, и что её лучшие дни ещё ожидают впереди!
Вино определённо раскрепостило нас - болтали о каких-то смешных историях на весенних киносъёмках в Ялте и под Пятигорском, о прошлогодних театральных гастролях в Стокгольме, спорили о модных фасонах демисезонных шляп и о достоинствах американских автомобилей. Разумеется, были и военные темы - поскольку у литератора имелась возможность где-то на службе слушать иностранное радио, чему все мы, вынужденные с началом войны сдать в домкомы радиоприёмники, страшно завидовали,- он буквально пичкал нас ободряющими новостями про успехи англичан в Египте и Ливии и утверждал, что весьма скоро американцы откроют на европейском континенте второй антигерманский фронт.
И конечно же, мы пили за победу несчётное, как мне показалось, число раз.
Ближе к концу застолья парень с “Мосфильма” поразил всех неожиданным заявлением, что после победы над Германией жизнь в СССР резко изменится: наступит что-то вроде нэпа, станет больше денег и товаров, быт сделается свободным, а иностранные книги и фильмы - общедоступными. “Хорошо бы!” — с восторгом согласилась одна из актрис, и мы все принялась фантазировать, сколько полезного можно будет сотворить в области искусства, когда поездки за границу станут столь же привычными, как и гастроли в Кузбассе.
Мы расставались в полнейшей уверенности, что сумеем, когда понадобиться, легко разыскать друг друга и столь же хорошо провести ещё один вечер, десяток таких вечеров, сотню - какая разница, если мы молоды, уверены в силах, каждый носим в себе великолепный мир, время для которого обязательно придёт, и совершенно не желаем бояться смерти, потому что мы просто не должны, не можем умереть!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});