— И… что вам нужно? Какие ваши требования?
— Восстановление вселенской справедливости, разумеется, — ухмыльнулся называющий себя Люцифером мужчина, — Но поскольку папаше нет до вас никакого дела, и ваших молитв он все равно не услышит, то есть вариант попроще.
Он выпрямился и громко объявил:
— Итак, господа грешники, извращенцы и крохоборы, называющие себя священниками, а также мирные прихожане! Я пришел сюда за вашими душами и получу их — так или иначе, по-хорошему или по-плохому. Недавно на моих руках умер замечательный человек, в одном мизинце которого было святости и благочестия больше, чем во всех вас вместе взятых. Как там у вас говорят? Господь забирает достойнейших? Ну вот и выясним, кто тут из вас чего достоин!
Очередь ударила в потолок, вызывая новую волну испуганных криков, возмущенного ропота и плача, на этот раз не только детского.
Ну ничего святого нет для этого самозваного Люцифера — да мне же теперь испорченный барельеф недели две восстанавливать! Его делали еще в 29-ом году, по всем канонам испанского Ренессанса. Почти сто лет висел там, никому не мешал — и на тебе…
Стена пламени, не выпускающая людей, уже пропала, оставив после себя лишь черный след, но заложники даже и не думали снова прорываться к выходу. Теперь, когда главный террорист доказал, что готов убивать, желающих испытывать его терпение не было. Тем более, что теперь кроме Войны с пистолетом у выхода стоял еще и тощий с автоматом. Он презрительно поглядывал на испуганную толпу и облизывал длинные, нечеловеческие клыки.
Не знаю, как остальные, но лично я боялся этого худющего паренька куда больше, чем здоровяка. И дело было даже не в его руках-щупальцах, способных запросто поднять стокилограммового полицейского, и не в автомате, в котором наверняка осталось не так уж много патронов. Меня пугал его взгляд — то, как он смотрел на людей.
Имя «Голод» действительно ему очень подходило.
— Убирайся прочь, исчадие Ада! Нет у тебя власти в храме Господнем! — вышел вперед кто-то из старших священников, которого я не смог опознать со спины.
— Серьезно? А адское пламя, чудесное исцеление, появляющиеся из ниоткуда вещи — как ты все это объяснишь? Да и не Господу этот храм посвящен, а Причастию. Даже не какому-нибудь занюханному и непонятно кем провозглашенному святому, как вы обычно делаете, а просто событию! Впрочем… — лысый вскинул руку, отдавая приказ.
«Тра-та-та».
Тело в сутане рухнуло на пол.
— Плюс одна единица темненькой, — радостно произнес непонятные мне слова Люцифер, — Кто следующий?
— Наши души принадлежат Господу.
— А?! Кто это сказал? Ну же, смелее, не бойся, покажись нам, храбрец!
Сбившиеся в группу священники расступились и вытолкнули вперед молодого послушника.
— Павел, значит? — непонятно каким образом лысый угадал его имя, — Хорошо, с тебя и начнем. Душонка, смотрю, у тебя мелкая, жалкая, грехом воровства и рукоблудия испачканная. А значит ей прямая дорога в мои владения.
— Н-но… я… — послушник покраснел.
— Что ты? Исповедовался и грешки свои замаливал? Видать, не особо усердно. Впрочем, открою вам страшный секрет: это все равно не работает, и запятнанную душу так не очистить. Но ладно, ты здесь жалкая серая овца в стаде матерых черных баранов…
Люцифер прищурился, рассматривая остальных служителей церкви:
— Ну да, как я и думал, среди вас нет ни одного истинного праведника. Ваш образ жизни и помыслы — одно сплошное глумление над моралью.
Вытянул руку и указал на кого-то из них:
— Вот ты, например, Михаил. Регулярно изменяешь своей жене, и с кем? С няней ваших детей, да еще и прелюбодействуя на супружеском ложе!
Он ухмыльнулся:
— Или ты. Напоил несчастную прихожанку вином для причастия, чтобы воспользоваться ее беспомощностью и соблазнить. И тут же обвинить в грехопадении и слабости к зову плоти. Так… А ты, Георгий, прилюдно отказался от своего сына-гея и предал его анафеме: узнаю толерантную Америку и ее верных сынов! Что тут у нас еще, а? Мужеложество с несовершеннолетним. Трата церковных денег на новенькую машину и шлюх… Кстати, вам бы на сифилис провериться, господин «праведник».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Люцифер принялся расхаживать взад-вперед, увлеченно размахивая руками и перечисляя грешки стоящих перед ним священников, безошибочно называя их имена и проступки.
— И что же у нас получается? На два десятка мнимых святош — ни одного по-настоящему праведного человека? И эти люди несут слово божие? Ха-ха-ха! Да вы уже давно забыли, кому должны служить, и бьете поклоны своему Золотому Тельцу*, упиваясь собственным могуществом и вседозволенностью! Вот только… Бог, он ведь действительно все знает и все видит. И каждому воздаст по делам его — прямо здесь и сейчас. А я ему помогу — ведь для этого он нас и создал!
Лысый рассмеялся, запрокинув голову.
И в этот момент наши взгляды встретились.
Смех прекратился.
— Эй ты, наверху. Спускайся! — приказал он.
— Это вы мне? — неуверенно переспросил я.
— Нет, блядь, ангелу за твоей спиной. Тебе, конечно! Слезай, давай, и поживее…
— Мне и здесь хорошо…
— Это пока что, — угрюмо пообещал человек, назвавшийся Люцифером.
Впрочем, даже я уже не верил, что в нем вообще есть хоть что-то человеческое.
Тощий и здоровяк направили стволы своего оружия в мою сторону.
— Понимаешь, Александр, — продолжил их хозяин, — Каким-то совершенно невероятным образом ты оказался единственным среди всех этих ряженых клоунов человеком, который таки ухитрился сохранить свою жалкую Искру нетронутой. Чистая, мать твою, как слеза младенца душа.
Он ухмыльнулся.
— И насчет тебя у меня есть одна интересная мыслишка…
Лысый щелкнул пальцами, и с их кончиков сорвалась ослепительно яркая крупица пламени. Она ударила прямо в опору лесов, и те начали заваливаться набок. Вместе со мной, разумеется...
Первое, что я услышал, когда пришел в себя, это были стоны умирающих и веселый треск горящего дерева.
Первое, что я почувствовал, когда пришел в себя, это был вкус крови во рту и сладковатый запах горящей плоти.
Первое, что я увидел, когда пришел в себя, это был немигающий взгляд того, кто на самом деле оказался Люцифером, Падшим Ангелом и Владыкой Ада…
— Очнулся? Хорошо, значит, не придется тебя тащить, — улыбнулся он, а потом запрокинул голову и закричал, словно обращаясь к самим Небесам, — Ну что, Отец, этого ты добивался? Теперь тебе достаточно душ, прожорливый ты старикашка?! Знай, что все эти смерти — на твоей совести, и это — мое тебе послание. Надеюсь, что ты его получишь и не станешь медлить с ответом! И не вздумай игнорировать меня, как ты обычно делаешь. Иначе мне придется повторить это снова…
И, к моему удивлению, небеса ответили ему!
* Примечания Захарии
Хеллер — что-то вроде «Адский» или «Преисподний» от английского «Hell» (Ад).
Энджел — получается Ангельский или Ангелов, от английского «Angel» (Ангел).
«Изгоняем тебя, дух нечистый…» — здесь и далее приведены слова формулы изгнания дьявола из одержимого им тела, используемой католическими экзорцистами.
Золотому Тельцу — как он сам позже признался, Люцифер пытался воспроизвести сцену казни членов правления корпорации «Муби» из фильма «Догма».
Глава 24. Летописец Дьявола
— Ну что, ты закончил? — Владыка нетерпеливо склонился над моими записями.
— Почти, Повелитель.
— Мда. Неужели я действительно выглядел так жалко со стороны?
— Скорее… не вызывающим опасения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Черный коготь подцепил мой подбородок и заставил меня запрокинуть голову так, чтобы наши с Люцифером взгляды встретились.
— Лжешь?
— Льстю. То есть льщу.
— Ладно, давай побыстрее заканчивай, итак уже на себя вон сколько бумаги извел.
О том, что я веду записи собственной кровью, он почему-то умолчал. Ну конечно — пергамент ведь куда ценнее. Впрочем, а разве у меня есть выбор?