— Хорошо, а эти «старые люди» готовы заплатить двадцать тысяч? Нет? А я заплачу наличными.
Да, но он не может, потому что…
— Ну ладно, шашлычников в Джакарте много… До свидания.
Да, но он будет в убытке, если продаст так дешево.
Вижу, что нужно прибавить. Если бы жаровня не была украшена замечательной мадурской резьбой, ни за что не пошел бы на такие расходы. Бог с ним, даю харга мати (буквально: смертельную, то есть крайнюю цену) — 3500.
Нет, его «харга мати» 6500.
В таком случае нам не о чем говорить. Пусть себе идет домой, а я хочу спать.
Встаю, ухожу в дом, запираюсь на ключ.
Через несколько минут — стук. Хорошо, он согласен за 5 тысяч рупий.
— Я сказал: три пятьсот.
— Ну ладно — четыре.
— Нет.
Медленно и словно бы неохотно собирает приготовленные для жарки шашлыки. Может быть, я куплю и шашлыки? Видимо, парень принял всерьез шутку Анджея насчёт того, что я на корабле буду жарить и продавать сате.
Теперь нужно проследить за тем, чтобы все детали остались на месте. Торговец сате охотно взял бы себе лампочку и столик, но я твердо стою на своем: я заплатил за все и желаю получить все целиком. Когда наконец закончилась процедура купли-продажи, был уже, кажется, час ночи. Моя покупка не встретила понимания у здешней польской колонии. Узнав о моем приобретении, поляки катались от смеха и требовали, чтобы я жарил сате. Ну как втолковать им, что я покупаю не произведения искусства и хлопочу не о пополнении коллекции музея искусств, а об экспонатах для этнографического музея. А жаровня — это интереснейший памятник материальной культуры. В общем я доволен покупкой, и пусть мои сородичи смеются сколько их душе угодно. Жаль только, что я не записал на магнитофонную ленту текст моей беседы с торговцем сате! А в двух словах вот что он сказал нам: он мадурец; сколько ему лет, не знает — наверное, около двадцати пяти («когда меня делали, еще не было электричества»); не женат; и конечно же, «сате умеют делать только на Мадуре».
На улице Сурабая на базаре покупаю трубочки для батикования тканей, о которых давно мечтал. Они очень пригодятся в музее. Остальные инструменты, необходимые для производства батиков, приобретаю в мастерской.
Между тем наступил канун Нового года. Кора, собака, охраняющая нашу виллу, уже днем начала нервничать: бедняжка не переносит стрельбы, а денег на фейерверки здесь не жалеют. Праздник в посольстве затянулся. Домой на Телук Бетунг возвращаюсь лишь в пять утра.
Все прекрасно, но мне так хотелось побывать в новогоднюю ночь где-нибудь в китайском квартале, посмотреть, как встречают Новый год китайцы. Но ничего, может быть, удастся наверстать упущенное в Сингапуре, где китайский Новый год приходится на 27 января. Здесь китайцам не разрешают праздновать их Новый год, и они это делают 31 декабря.
В китайский район отправились днем. Проходим мимо руин бывшего посольства КНР, разрушенного во время известных волнений[19]. Поражает огромное количество киосков с китайскими товарами. Минуем лавочку, вдоль стены которой стоит ряд игровых автоматов. Темнеет. Продолжавшаяся весь день стрельба ракетами усиливается. Стреляют сплошными очередями, как из автоматов. Гремят выстрелы, сыплются искры. Кажется, сейчас взлетит на воздух вся Джакарта.
Китайцы в Индонезии — это особая проблема. О финансовом могуществе китайцев я получил представление в Сурабае, когда, улучив немного свободного времени, принялся просматривать телефонные книги. Это на первый взгляд скучное занятие оказалось весьма интересным. Прежде всего я обратил внимание на обилие китайских фамилий, которому, казалось, не соответствует число китайцев, встречающихся на улицах. Дело в том, что у кули и бечаков телефонов, разумеется, нет. Когда я просмотрел две рубрики — магазины и врачи, — передо мной возникла довольно ясная картина социально-экономического положения китайского меньшинства. Под рубрикой «магазины» фигурирует 469 магазинов, имеющих телефоны, на них в 182 случаях фамилия ничего не говорит о национальной принадлежности его владельца, в 40 случаях владельцами магазинов являются индонезийцы, европейцы или арабы и в 247 случаях — китайцы. К этому надо добавить, что китайцы нередко носят европейские фамилии (после падения Сукарно многие из них взяли себе новые фамилии), так что, если в приведенных цифрах имеется ошибка, то только в пользу китайцев. Что же касается врачей, то на 103 индонезийских и европейских врача приходится 87 врачей-китайцев. Закусочные, столовые, кафе тоже в основном принадлежат китайцам. Цифры говорят, что владельцами ресторанов и кафе в Сурабае являются: один индонезиец, одиннадцать лиц, о национальности которых по фамилиям судить трудно, и двадцать два китайца.
Однажды мы с друзьями поехали ужинать в какой-то неприглядный кабачок, грязный и мрачный, этакое сочетание деревенского трактира в наихудшем варианте с буфетом на заброшенной железнодорожной станции. Однако там готовят лучшую во всей Джакарте еду. Голландцы, которым после завоевания Индонезией независимости пришлось покинуть эту страну, до сих пор вспоминают этот кабачок.
Итак, прихватив столовые приборы, выпивку и скатерть (чистой скатерти в этом кабаке не получишь), вшестером едем ужинать. Обслуживают нас сыновья хозяина. Составив два столика, мокрой тряпкой пытаются стереть с них грязь и жир. Стол накрывают нашей скатертью. Анджей долго изучает меню длиной с километр. Заказывает. Через минуту еда на столе. Боже, какие изысканные блюда! Омлет из креветок, что-то еще и еще, название чему я подобрать не в состоянии. Ем с удовольствием, съедаю даже куриные потроха, к которым отношусь без особого восторга. Вообще же стараюсь не выяснять, из чего приготовлено то или иное блюдо — боюсь испортить аппетит. Запиваем виски с содовой и льдом.
Объевшись деликатесами, начинаем внимательно разглядывать соседей. Рядом с нами сидит компания индонезийцев, которые, видимо, прекрасно себя здесь чувствуют — все разулись и едят с явным удовольствием. Наблюдаю, как один из них, взяв рукой горсть риса, скатывает из него шарик, макает его в различные соусы, после чего с аппетитом съедает и облизывает пальцы. Люди ведут себя сдержанно, благовоспитанно, чинно. Никаких скандалов, ссор.
Побывал я и на Пасар икан (Рыбном рынке). Сфотографировал забавные мостки, принадлежащие одному торговцу. За удовольствие пройти по этим мосткам пришлось заплатить пять рупий. Торговля идет бойко. На улице возле базара — что-то вроде рулетки. Играют с большим азартом. Чему удивляться — кругом китайцы. А вот движется процессия: мальчика ведут на обрезание. Нарядно одетый, в праздничной шапочке, в окружении родителей и музыкантов, он вместе с другими детьми едет на рикше. Впереди молодой человек, гордо несущий индонезийский флаг.