Читать интересную книгу Тайна России - Михаил Назаров

Во-вторых: насколько в тех условиях всеобщей смуты это решение Рады (образованной, кстати, не всенародными выборами, а соглашением политиков) можно считать мнением народа? Скорее, как признает и симпатизирующий сепаратистам А. Авторханов ("Империя Кремля", 1988), это было "искусное лавирование украинской дипломатии во главе с Винниченко в продолжающейся войне между Германией и Россией". Причем с одной стороны была не прежняя Россия, а захваченная большевиками и угрожающая Украине тем же режимом. С другой же стороны "австрийцы и немцы добивались", чтобы Украина стала "австро-германским вассалом". В таких условиях решение о независимости 1918 г. можно рассматривать как оборонный шаг (оказавшийся, впрочем, недостаточным).[28]

Конечно, у многих членов Центральной Рады было стремление к отделению от России, но они не могли его провозгласить без веских причин, считаясь с тем, что большинству населения Украины идеи сепаратизма были чужды. В этой связи уместно привести свидетельство из воспоминаний самого В.К. Винниченко об "острой антипатии народных масс к Центральной Раде", выражавшейся "самими украинцами. С каким неуважением, злобою, с каким мстительным глумлением они говорили про Центральную Раду, про Генеральных секретарей, про их политику. А что было в этом действительно тяжелым и страшным — то, что они высмеивали и все украинское: язык, песню, школу, газету, украинскую книжку…это были не отдельные сценки, а всеобщее явление с одного края Украины до другого" (цит. по сборнику "Пути истории". Нью-Йорк. 1979, т. II, с. 188–189). На единственных тогда свободных выборах на Украине (летом 1917 г., в городские самоуправления) сепаратисты потерпели позорнейшее поражение, не получив в главных городах ни одного мандата!

И немцы в те годы признавали, что финансируемые ими сепаратисты очень непопулярны на Украине. Поэтому германский канцлер Г. Михаэлис предостерегал (26.07.1917): "Мы должны быть очень осторожны, чтобы литература, с помощью которой мы хотим усилить процесс распада России, не достигла прямо противоположного результата… украинцы все еще отвергают идею полного отделения от России. Открытое вмешательство с нашей стороны в пользу независимого украинского государства, несомненно, может использоваться противником с целью разоблачения существующих националистических течений как созданных Германией". Советник германского посольства в Москве Рицлер подтверждал (04.06.1918): …любая идея независимости Украины сейчас выглядела бы фантазией, несмотря ни на что, живучесть единой русской души огромна". И посол Мирбах незадолго до гибели писал (25.06.1918), что, в отличие от Прибалтики, "постоянное отделение Украины от остальной части России должно быть признано невозможным" (Germany and the Revolution in Russia, 1915–1918. Documents from the Archives of the German Foreign Ministry. London. 1958. P. 65, 66–67, 131, 139).

Заметим также, что после ухода немцев основной фронт противоборства на Украине проходил не между «украинцами» и «русскими», а между «белыми» и «красными». И Украина была завоевана большевиками не военной силой, а пропагандой — в опоре на своих украинских союзников; более всего противостояли большевикам на Украине русские офицеры

Однако не будем продолжать полемику. Ни факты злоупотребления украинским национализмом, ни ненависть сепаратистов к России не отменяют права украинцев на национальное самосознание — вплоть до отделения. Жаль, что при опровержении политических спекуляций сепаратистов, русские оппоненты часто упускали из виду эту национальную правду, забывая о мистической сущности и ценности каждой нации как соборной личности; забывали о том, что нации могут созревать и в наши дни; что, заявляя о себе сначала в культуре, они неизбежно требуют своего политического оформления.

Раньше дискуссия шла в основном вокруг вопроса, есть ли украинская нация или ее нет, и дальнейшие выводы вели либо к сепаратизму, либо к "единой неделимой". Сегодня (оставляя в стороне вопрос, когда сформировалось украинское национальное самосознание) перечисленные выше проблемы концентрируются в одной: какова наиболее адекватная форма выражения современного национального самосознания украинцев?

Две противоположные тенденции в ответах теперь выглядят так: полное отделение от «угнетателей-москалей» или создание с ними федерации. Причем тенденция к отделению выдается сепаратистами за единственно национальную — в чем можно видеть седьмую и главную, национальную неправду сепаратизма

Очень важно подчеркнуть, что обе тенденции (сепаратистская и федералистская) существуют в самой украинской среде как два разных выражения национального самосознания. Эта двойственность берет начало с самого его возникновения, и в ней хорошо прослеживается такая особенность: сепаратизм был свойствен политически честолюбивой части интеллигенции, тогда как федерализм и даже чувство единства с Россией — простому народу. Тем более нет оснований считать национальной лишь сепаратистскую позицию.

В такой расколотости сознания, усугубляемой и в религиозном аспекте проблемой украинских католиков, трагическое наследие всей сложной истории этой славянской ветви. Под прессом тоталитаризма проблема была загнана внутрь, но с ростом свободы украинского общества она будет все больше выходить наружу. Ради интересов самой Украины и во избежание внутреннего раскола в ней, это наследие требует максимальной осторожности в его преодолении, в залечивании исторических ран.

Вряд ли сейчас может быть найдено решение, которое удовлетворит всех украинцев. Определение их воли путем референдума, конечно, наиболее разумный шаг, против которого выступают сепаратисты, очевидно, предвидя нежелательный для себя результат.[29] С ними можно согласиться лишь в том, что любое механическое взвешивание между «да» или «нет» — не идеальное решение. Оно не предотвращает внутреннего раскола общества.

Поэтому нужен следующий шаг: нахождение синтеза противоборствующих тенденций. Поиск же синтеза возможен лишь на уровне более высоком. Украинское национальное самосознание должно искать форму государственности, которая в максимальной степени обеспечила бы реализацию ценности независимости — до того предела, пока она не нарушает более высокой ценности, тоже необходимой народу, без которой он тоже потерпит национальный ущерб. (Таков общий принцип строения многонационального государства.) Этот предел устанавливается не снизу, так называемым "сознательным подчинением низших ценностей высшим", а сверху: самой очевидностью высшей истины, ее доминированием над нижними ступенями в иерархической лестнице.

Природа высших ценностей такова, что их приятие может быть только свободным, иначе, при насильственном им подчинении, они перестают быть таковыми. При свободном же их приятии высшие ценности не могут умалить ценности более низкого порядка, наоборот: могут придать им большую полноту. Не так ли и человек, реализуя свою неповторимую индивидуальность и свободу в служении высшим ценностям, обретает духовную полноту и смысл жизни?..

Цель данной статьи не в том, чтобы полемизировать с затронутыми выше неправдами. А в том, чтобы исходя из факта существования прочных многонациональных государств (даже без этнического родства: таковы разноязыкие швейцарцы, бельгийцы, канадцы), — определить, какие же ценности могут сблизить русскую, украинскую и белорусскую национальные правды в добровольное славянское братство?

"Наше национальное сознание должно быть сложным"

Поскольку ниже будут цитаты из работ давних лет, сначала стоит затронуть связанную с ними проблему терминологии. Речь идет прежде всего о происшедшей замене названия «Малороссия» словом «Украина» и о сужении значения слов «русский» и "российский".

Сегодня определение «русский» идентично почти вышедшему из употребления понятию «великоросс». Но еще на рубеже XIX–XX вв. «русский» означало великороссов, малороссов и белорусов вместе взятых. В этом смысле его употребляли как представители русской интеллигенции (например, П.Б. Струве), так и украинской (П.А. Кулиш).

Это было естественно и для простого народа. Так, в целях противодействия польской и австро-венгерской ставке на «украинофильский» сепаратизм, даже в Галиции [находившейся с XIV в. под польским гнетом, а с конца XVIII в. под австрийским] возникла партия, провозгласившая в 1899 г. следующую программу:

"Русская народная партия в Галичине исповедует, на основании науки, действительности и глубокого убеждения, национальное и культурное единство всего Русского народа и потому признает своими плоды тысячелетнего национального и культурного труда…только на [этой] культурно-исторической почве лежат пути к развитию и возвышению Галичской Руси. Принимая во внимание принадлежность русского населения Галичины к малорусской ветви Русского народа, а также и местные условия, русская народная партия признает необходимым и целесообразным просвещать свой народ на его собственном галичско-русском наречии, не отказываясь, однако, от помощи, какую русскому народу в Австрии может принести и действительно приносят обще-русский язык и обще-русская литература, представляющие национальное и культурное выражение всего Русского народа"