и в чем причина того, что дата нашего вылета опять поменялась.
Что он себе возомнил? Думает, что может вот так просто принимать за меня решения? Уверен, что я обязана подстроиться под его график?
Сложно ему общий язык с дочерью найти? Это он еще не видел, что бывает, когда я не на его стороне! Допрыгаешься, Горский, я здесь на пмж останусь!
— Я не менял ваши билеты, — осторожно произносит он. — Я только попросил Любу посмотреть есть ли они на завтра. Когда я покупал свой, оставалось последнее место. Перед праздниками наблюдается повышенный ажиотаж на…
— Я же сказала тебе, что мне нужно закончить проект! Это важно для меня, понимаешь? Я пообещала Зейну, взяла на себя ответственность!
— Я понимаю, понимаю, — у него хватает наглости выставить вперед руки, будто общается с особо невменяемой пациенткой психоневрологического диспансера. — Я не принимал решение за тебя. Я просто попросил Любу проверить.
Произнося имя своей секретарши вздыхает так, что сразу становится понятно — по возвращении домой ее ждет выговор с занесением в личное дело.
Боюсь, коробочка фиников в шоколаде вряд ли это компенсирует, поэтому делаю себе мысленную пометку прихватить в дьюти-фри бутылочку ее любимого ликера.
— И зачем же ей заниматься такой бесполезной работой? — подозрительно прищуриваюсь.
— Птенчик…, — болезненно выдыхает максим. — Все должно было быть не так. Но все пошло наперекосяк. Снова…
Он делает глубокий вдох и обессиленно облокачивается на стену, нехило приложившись при этом затылком. Но боли будто бы не замечает. Потирает виски и затравленно произносит:
— По моему плану, мы должны были провести прекрасный вечер в не менее прекрасных цветочных садах, достойных самого шейха. Потом мы бы поужинали на крыше небоскреба, с которого открывается потрясающий вид на весь город. По дороге в отель снова остановились бы на пляже, мы с Малинкой бы помочили ноги и обрызгали тебя с головы до ног. Послушали, как ты визжишь и пытаешься от нас убежать…
Он не просто рассказывает, Максим будто просмотренный накануне фильм описывает.
Или скорее свою мечту.
— И мы бы с тобой говорили. Много-много. Я бы обязательно спросил у тебя как продвигается твой проект, предложил свою помощь и только после этого, — он делает многозначительную паузу, — попросил тебя подумать о том, чтобы перенести вылет на пораньше. Я понимаю, что это твое решение, Яра. И я клянусь, что не собирался принимать его за тебя. Послезавтра у меня важная сделка. К сожалению, я не могу ее пропустить. Никак. Дело даже не в том, что я упущу выгодный контракт и, соответственно, потеряю огромные деньги. Дело в том, что я подведу очень многих людей.
— А я подведу Зейна, — выдыхаю отрывисто. — Два дня ничего не изменят, Максим. Возвращайся домой завтра, а мы прилетим чуть позже.
— Два дня это целая вечность! — Восклицает он. — Как ты не понимаешь? Я уже пропустил шесть лет! Две тысячи сто девяносто дней! Я не хочу пропускать еще два. Не хочу добавлять к этой жуткой цифре ни минуты, понимаешь?
От такой беспощадной арифметики я даже не сразу нахожусь что ответить, но в итоге все-таки собираюсь с силами и повторяю, словно мантру, что не могу подвести Зейна. О том, что я уже успела мысленно распределить деньги, заработанные за этот проект, молчу. С Горского станется — попытаться закрыть мне рот очередным чеком.
— С Зейном я поговорил, — нехотя признается он.
— И? — ошарашенно спрашиваю.
— Если вкратце, то он не против, чтобы ты закончила проект в Москве. Он сказал, что на объекте ты уже была, фотографии одобрила из предыдущего буклета, а значит лично присутствие не так необходимо.
— А если не вкратце? — зачем-то уточняю.
— А если не вкратце, — серьезное выражение лица наконец сменяется улыбкой, — то он искренне недоумевал почему я до сих пор не выкрал тебя и не запер в своем доме. Точнее вас. Он уверяет, что по их традициям, отец имеет полное право на ребенка… и его мать.
Я решаю не уточнять шутит ли он или нет, но глаза на всякий случай закатываю. Сейчас перспектива покинуть эту страну на пару дней раньше не кажется такой ужасной. Да что там — я в шаге от того, чтобы позвонить Любе и умолять ее найти билеты на сегодня.
А затем все-таки совладаю с собой и обещаю Максиму:
— Я подумаю, ладно? Не уверена, что эти два дня что-нибудь решат, но…
— Решат, — громко сглатывает он. — Для меня по крайней мере. Тем более, насколько я помню, у Малинки утренник в саду.
— На который она не горит желанием идти, — уточняю язвительно.
— И она готова оставить всех детей без елочки? — театрально возмущается он, не забыв при этом приложить руку к сердцу. — Как только у таких ответственных родителей мог получиться такой безответственный ребенок?
Фраза, которая безусловно задумывалась, как шутка, повисает между нами неловкой паузой. Слова тяжелой пылью оседают между нами и какое-то время я даже не моргаю, давая им впитаться глубоко под кожу.
За сегодняшний день Горский неоднократно называл Алину своей дочерью, но кажется, слово “родители” прозвучало впервые. И меня безумно пугает то, насколько мне нравится, как оно звучит из его уст. И что он имел в виду не каких-то абстрактных родителей, а непосредственно нас с ним. Потому что так и есть, мы родители нашей дочери. И нам придется как-то с этим жить.
Глава 49
— Овощи тоже надо есть, — авторитетно заявляет Максим. — Без них у тебя совсем не останется сил на игры и плавание! Помнишь же, что утром у нас с тобой урок в бассейне?
— Помню, — слегка поморщившись вздыхает дочь. — Но я не люблю такие овощи!
Произнося “такие” она кривится, будто перед ней полная тарелка с саранчой, а не помидоры и болгарский перец.
— А какие ты любишь? — с готовностью интересуется Горский. — Закажем тебе любые.
Меня просто скручивает от противоречия. С одной стороны я с Максимом, конечно же, согласна. Овощи полезные и обязательно должны присутствовать в рационе. Но с другой стороны, очень хочется напомнить, как еще несколько назад он скармливал Малинке картошку фри и пиццу, а на мои уговоры заказать салат — в шутку называл “душнилой”.
Как-то резко он осознал, что в случае чего, чеки на лечение нам придется делить.
Ну ладно, ладно… допустим я понимаю, что он искренне желает нашей дочери здоровья, но такая резкая забота может, наоборот, оттолкнуть Алину. Разве не логичнее ему сейчас быть “хорошим полицейским” и разрешать ей вообще все подряд?
— Алина ест