ей о тяжелом прошлом. Да и что я могу теперь сделать для нее… – в его голосе чувствовалось волнение.
– Это чисто гипотетический вопрос, но смогли бы вы выступить в суде в качестве свидетеля, если возникнет такая необходимость? Или, по крайней мере, дать письменные показания? Я не адвокат и ни о чем сейчас вас не прошу, просто интересуюсь.
– Это тоже вряд ли… Как я могу дать показания, пусть даже и в письменном виде? Меня ведь могут сразу же арестовать.
– Из ваших слов я могу сделать вывод, что ваше поведение подпадает под статью «Развратные действия с применением насилия». Однако срок давности по таким делам составляет семь лет, поэтому Канна не сможет подать на вас в суд. Прямо сейчас вы действительно ничем не можете ей помочь. Но если у вас есть желание как-то загладить свою вину перед Канной, выступите через месяц в суде в качестве свидетеля. Хотя я понимаю, вам тяжело на это согласиться. Как бы то ни было, большое спасибо, что встретились с нами сегодня. Если вы захотите еще чем-то поделиться, мы выслушаем вас в любое время.
Мы с Цудзи встали со своих мест и вышли из кабинета, оставив Коидзуми наедине с воспоминаниями о девушке, от которой он сбежал. Мы брели, поеживаясь от холода, по безлюдной торговой улице. По обеим сторонам виднелись фиолетовые занавески норэн, за которыми скрывались входные двери в галантереи и забегаловки, где подавали блюда из тофу. Продрогший Цудзи сгорбился, пытаясь согреться, и приподнял воротник пальто. Глядя на него, я сказала:
– Хорошо, что вы высказались.
– Простите, я позволил себе лишнего, – сконфуженно ответил Цудзи и понурился.
– Ну что вы, – покачала я головой.
– Услышав рассказ Коидзуми, я понял, что его отношения с Канной были совсем не такими, как я себе раньше представлял. Странно, что Канна до сих пор с таким трепетом вспоминает о нем как о своей первой большой любви.
Я на мгновение задумалась и ответила:
– Может быть, после расставания с Коидзуми Канна осознала, что теперь ей уже негде искать спасения. Пока матери не было дома, отец выгнал ее на улицу. И человек, который пришел ей на помощь, в конце концов тоже предал ее доверие. Ей больше не на кого было надеяться. Наверное, поэтому со временем она стала иначе воспринимать всю эту историю. Она придумала себе, что это была настоящая любовь, что все происходило по взаимному согласию, что он искренне о ней заботился. Мне кажется, она надеялась найти в объятиях Коидзуми что-то, чего там никогда не было.
– То есть на самом деле… это была не забота, да?
Футон был всего один. Коидзуми сказал, что не мог позволить девушке спать на полу, поэтому так вышло, что они оказались под одним одеялом. На первый взгляд звучит разумно. Но если б он действительно был порядочным человеком и ничего не замышлял, то мог бы найти другое решение…
– Коидзуми не сказал: «Я лягу на полу, а ты спи на футоне». Мне показалось, он с самого начала отчасти надеялся, что между ними что-то может произойти. Возможно, Канна это почувствовала и подсознательно подстроилась под его пожелания.
«Я должна ответить взаимностью». «Я должна угождать взрослым». «Мне не страшно. Я хочу этого». Голос Канны не переставая звучал в моей голове, пока я слушала рассказ Коидзуми.
Мы остановились перед шлагбаумом, перекрывающим железнодорожный переезд. В воздухе раздавался звон, сигнализирующий, что сейчас переходить на другую сторону опасно. Я смотрела на поезд, с грохотом проносящийся мимо нас. Стояли сумерки, на светофоре горел красный свет. Возможно, точно такую же картину видела перед собой Канна в день расставания с Коидзуми.
Мы сидели друг напротив друга. Я не удержалась и спросила:
– Канна, вы подстриглись?
Она кивнула и заправила за ухо прядь коротких черных волос.
– Господин Анно посоветовал освежить прическу перед судом.
Я облегченно вздохнула: кажется, ее подозрения насчет Касё развеялись.
– Как я и говорила в письме, мне удалось встретиться с Коидзуми. Он тоже по-своему беспокоится о вас.
Лицо Канны озарилось надеждой. Мне было больно видеть, как заискрились ее глаза, когда она услышала его имя.
– Он сказал, что не сможет к вам приехать. К сожалению.
В ее взгляде промелькнула полная опустошенность. Но она тут же взяла себя в руки и сдержанно ответила:
– А, понятно. Кстати… он не сказал почему?
– Нет, но я думаю, он боялся посмотреть вам в глаза. Потому что решил, что уже ничем не сможет вам помочь.
– Или просто не хотел иметь ничего общего с убийцей… – произнесла она, с трудом выговаривая слова.
Похоже, Канна очень сильно переживала. Я коротко вздохнула и, собравшись с мыслями, сказала ей все как есть:
– Скорее всего, он принял такое решение, опасаясь, что встреча с вами может навредить его семье или нанести ущерб его социальному положению.
– Семье? – недоуменно переспросила она. – Юдзи что, женат?
– Да.
– Что? Разве человек, который совершил такое, может встречаться с обычной женщиной, строить с ней семью? Это же нелепо! Вы так не думаете? – все больше распалялась Канна.
– Канна. Вы же должны понимать. Коидзуми не был вашей первой любовью.
Она посмотрела на меня пустым взглядом:
– Кем же он тогда был?.. – пробормотала она.
– Вам хотелось верить, что ваша с ним близость что-то значила.
– Но ведь обычно люди не занимаются такими вещами просто так, разве нет?
– Обычно да…
Лицо Канны озарилось от внезапной догадки:
– Значит, все дело в том, что я – необычная?
– Канна, скажите, почему вы не прислушиваетесь к собственным желаниям?
– Я? – переспросила она нетвердым голосом.
В ее глазах снова появилась тревога. Я стала замечать, что Канна все больше становится похожа на ту маленькую девочку, которая десять лет назад оказалась дома у Коидзуми. Чтобы не дать ей остаться наедине со своими воспоминаниями, я поспешила задать следующий вопрос:
– Как вы считаете, он хорошо с вами поступил?
– Не знаю, но раз уж я согласилась, значит, должна нести ответственность за свои слова.
– Вы действительно хотели лечь с ним на один футон, когда он это предложил? Как вы считаете, маленькая девочка смогла бы отказать взрослому парню, с которым находилась ночью наедине в его комнате, даже если б была против?
– Но я действительно была согласна. К тому же этого мы не делали.
– Вы попросили его остановиться? Поэтому он решил не продолжать?
Канна принялась грызть ногти, видимо, теряя самообладание, и прошептала:
– Нет, он сам. Он сам предложил остановиться. Сказал, что делать это было бы неправильно.
– Мне кажется, он скорее боялся, как бы у него не появились проблемы с законом, а не переживал за ваше физическое и ментальное здоровье. Когда вы говорили, что кто-то принуждал вас к физической близости, на самом деле вы ведь имели в виду не Кагаву, не того студента, который приходил на занятия к вашему отцу, а Коидзуми,