Желнов: Вишневскую с Ростроповичем, двух выдающихся людей. Каким образом отношения были хорошими?
Бобков: А кто их выгнал из страны?
Желнов: Система.
Бобков: Они сами уехали, их никто не выгонял. Какая их система выгнала? Я, единственное, когда они уехали, что сделал – запретил трогать их квартиру, сохранить, чтобы никто… И мы добились этого, все спасли, иначе бы там растаскали все к чертовой матери. Вишневская сама уехала… как можно было уехать? Она же за два дня до отъезда Орден Ленина получила. Ей Булганин привез, сам привез домой.
Желнов: Почему же тогда ее гражданства потом лишили?
Бобков: Так потом – это уже потом, не тогда. Она же получила орден Ленина и через два дня уехала.
Желнов: Почему система не разрешила родителям приехать на свидание к Бродскому в Америку? Он, я знаю, писал Брежневу много по этому поводу.
Бобков: Сейчас мне трудно на это ответить… Я просто не помню сейчас всех этих историй.
Желнов: Вы выезжали заграницу сами? Путешествовали по работе?
Бобков: Нет, никогда.
Желнов: Вы не были за границей ни разу?
Бобков: Нет, по соцстранам был.
Желнов: А по капстранам не ездили, не путешествовали?
Бобков: Ни в одной капстране я не был. Единственный раз я был только в Брюсселе на выставке, это еще в давние-давние годы. Ну, в Финляндии был тоже.
Желнов: До сих пор не были, даже когда ушли со службы.
Бобков: Нет, как ушел со службы, я вообще никуда не ездил.
Желнов: А вам не кажется это минусом, скорее, для вас, потому что вы не видели, как живет другой мир?
Бобков: Мне было неплохо жить в своем мире.
Желнов: Вы же слышали, что люди там живут лучше, и вообще с правами человека ситуация лучше?
Бобков: Ну, мало ли, что я слышал. Нет, я нигде не был, вот в соцстранах был, в ГДР был, в Польше, Чехословакии.
Желнов: А вы могли физически выехать, по разрешению, правильно я понимаю?
Бобков: Мог, конечно, но я не рвался никуда.
Желнов: А западную литературу какую-то читали? Кто-то вам из западных писателей нравился или нравится, может быть, сейчас?
Бобков: Я и сейчас читаю, и тогда читал.
Желнов: Кто вам нравится?
Бобков: Ну, сейчас мне трудно, понимаешь, у меня сейчас голова уже не та, но многих я читал. Французов, англичан – да многих я читал.
Желнов: Скажите, как вам кажется, опасной будет ситуация, если вскроют архивы КГБ, и архивы, в том числе и Пятого управления? Если они будут вскрыты?
Бобков: Нет, ничего страшного не будет.
Желнов: Вы за то, чтобы они были вскрыты?
Бобков: Мне все равно, страшного ничего, все нормально.
Желнов: А почему не будет, Филипп Денисович, там же подписи многих ваших коллег, ваши подписи?
Бобков: Ну и что?
Желнов: Есть довольно резонансные дела?
Бобков: Ну и что, ну подписи есть, ну и что? А что там может быть такое, отчего мне может быть страшно?
Желнов: Ну, не знаю, там будут какие-то документы, которые будут доказывать другую сторону происходящего, нежели о которой говорилось официально. Будут тексты постановлений, переговоров, шифровок, которые подтверждают альтернативную версию той, которой вы следовали.
Бобков: Ну, почитают и решат, что там так, а что не этак.
Желнов: Почему в советские годы вы, в том числе с помощью вашего управления, вознесли интеллигенцию до какой-то сверхвлиятельной силы. Когда только писателей, художников, поэтов, благодаря разным обстоятельствам, высылкам и преследованиям обсуждали. Почему интеллигенция была так важна, если она в меньшинстве? Политика равняется на большинство всегда. Путин неоднократно говорит про приоритет большинства, но почему тогда и сейчас такое внимание к интеллигенции?
Бобков: Ну, как почему? Потому что интеллигенция – сила, управляемая страной. А как иначе должно быть?
Желнов: Что вы имеете в виду? Писателей конкретно? Или правозащитник Марченко управлял страной?
Бобков: Ну, Марченко – это не интеллигенция вообще. А писатели и артисты, кто хотите, интеллигенция, ученые, масса ученых, Академия наук, ВУЗы – это же все интеллигенция.
Желнов: А почему было такое внимание к шахматам, к спорту, в том числе по линии одного из отделов Пятого управления? Вот этот известный турнир Карпова и Виктора Корчного, когда победа была за Карповым. И в книге «КГБ и шахматы» приводятся факты, что эта победа была подстроена, то есть спецслужбы повлияли на результаты матчей. Почему шахматы так были важны, в конце концов?
Бобков: Корчной уехал, а Карпов был наш человек.
Желнов: «Ваш» – это чей? КГБ?
Бобков: Советский человек. Почему нельзя было желать, чтобы победил советский человек этого Корчного?
Желнов: Pussy Riot станцевали в храме, – сложно, конечно представить в 1969-м году танец в храме, но, тем не менее. Вы слышали о Pussy Riot? Вот как бы вы этих девушек наказали?
Бобков: Что было?
Желнов: Ну, если бы они станцевали в храме, либо на пленуме ЦК КПСС надели бы балаклавы и станцевали, чтобы было бы?
Бобков: Ну, во всяком случае, мы бы им сказали, что этого делать нельзя.
Желнов: А как бы сказали?
Бобков: Нашли бы форму.
Желнов: Вы бы их посадили?
Бобков: Да ну что вы! Куда их там сажать еще.
Желнов: Их не нужно было так наказывать?
Бобков: Все это ерунда.
Желнов: Филипп Денисович, их нужно было наказывать так, как их наказала нынешняя власть, посадив на два года этих молодых девушек? Или не нужно, с вашей точки зрения? Потому что это прямо по вашей профессии случай.
Бобков: Я думаю, что их не надо было наказывать, потому что не надо было создавать такую ситуацию, когда в храмах там не только они, а и все остальные. Ну, можно было с ними поговорить, там еще что-то.
Желнов: А скажите, вот есть у Владимира Познера такой вопрос в программе из вопросника Пруста: «Что вы скажете Богу, когда увидитесь с Богом?» Вот у вас есть какой-то вопрос к Богу или пожелание?
Бобков: Не будем Бога трогать.
Желнов: Скажите, а почему вы и Кандауров оказались в коммерческих структурах? Вы в «Медиа-Мосте», а Кандауров, соответственно, в «Менатепе» Ходорковского и Лебедева?
Бобков: А потому, что мы оказались вообще не у дел, нигде. Я почему пришел на работу к Гусинскому? Не потому, что я хотел, а потому что деваться было некуда.
Желнов: Вы играли какую-то заметную роль в компании?
Бобков: Аналитический отдел. Кое-что советовал, конечно, из того, чем я занимался. Спокойно работали.
Желнов: Это была политическая должность, вы могли влиять на решение акционеров?
Бобков: Нет, мы не вмешивались во все эти дела. Единственное, чем мы помогали, это просто анализ информации по положению в стране.
Желнов: А зачем он был нужен Гусинскому, если есть журналисты, анализ положения в стране, который делают для телекомпании НТВ, для чего была нужна отдельная спецслужба внутренняя?
Бобков: Между прочим, журналистские анализы не всегда были правильными.
Желнов: А что вы имеете в виду под анализом?
Бобков: А потому что журналисты подстраивают анализы под себя, как правило, под свою точку зрения.
Желнов: Вы подсказывали, например, журналистам что-то?
Бобков: Журналистам ничего не подсказывали. Журналистам подсказывать нечего. Мы подсказывали Гусинскому. Это все. При всем прочем вы теперь посмотрите насчет того, кто и что сделал за то время. Вот эти все структуры. Вот вы можете теперь сказать, что там осталось от того, от другого? А телевидение это чье? Кто его создал? А?
Желнов: Гусинский один из этих людей.
Бобков: Вот, вот.
Желнов: Почему прекратилось все это?
Бобков: Ну, видишь ли, это тема ненужная…