Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Новый военачальник был молодым и сильным мужчиной. Крепко сбитый, высокий, с густыми усами цвета желтой травы и пятью положенными по чину косами, с сильными руками и крепкими ногами, совсем недавно сменивший, как велел закон, верхние клыки на стальные. Двадцать шесть лет исполнилось ему до того, как поднялись на гору они с братом-близнецом, а вернулся он один. Теперь он принял город, жену, ребенка, и отступать ему было некуда.
Вслед за светом Орах переходил из лакуны в лакуну, преследуемый тьмой, и понимал, что забрался на Стаб зря. Никогда не снимающий дурацкой клювастой маски с травой в ноздрях начальник карантина доложил: пришелец «очень странный», добра от него ждать не приходится. Болезни из-за Акведука на нем не обнаружились, да и обнаружить он бы не дал, так как показал трибуналу (читай – начальнику) лишь лицо, да и то – не очень и поймешь, показал или нет. Рук и тех увидеть не дал. И если змеиный лик, привидевшийся начальнику, был мороком, то кто поручится, что человеческое его лицо таким мороком не было?
Военачальник в изнеможении сел на камни. Пришли последние времена. Рэтлскар опустится в Горькие воды. Не ему, Ораху, спасти остров. Ему бы спасти Фаэтона… но как? Что он мог сделать, кроме как считать камни и приливы, слушать детское пение на рассвете и ждать? Орах закрыл глаза, и в надетом на него железе не осталось ничего человеческого: со скрежетом опускаются на забрале металлические веки, и на разум оползает сон…
– Спокойной ночи, Орах.
Военачальник попытался вскочить, но панцирь не слушался, а железные веки не открывались. Внутри шлема было темно – ловушка! – и молчание вокруг. Нет, не молчание – тишина; Орах умеет отличать одно от другого. Оглушает это отсутствие звука снаружи, только дыхание шипит в щелях шлема. Пока жив, надо скорее подняться. И вот Орах, недавно висевший на Древе коронации и переживший свидание с посланником змеиных наездников, неуклюже встает: жалобно скрипят кожаные сгибы наколенников, но не подводит богатырская рука, помогает каменная стена.
– Где ты?
Тишина.
– Открой мне глаза!
Кто-то усмехается, но не понять где. Да что его рассмешило?! Орах развернулся.
– Что ж, если ты не нападаешь…
И опять слышна усмешка. Похоже, таинственный доктор не только имел власть над броней Ораха, но и перемещался беззвучно и мгновенно, не теряя дыхания, не тратя на перемещения времени – злой дух, не иначе. Орах вытянул руки: левую вперед, защитить сердце, а второй принялся шарить по сторонам, загребая воздух и сзади, и по сторонам. Наконец сзади нащупал стену и принялся двигаться к ней – надо прикрыть спину.
Сзади больше не усмехались, а руку военачальника твердо отвели в сторону: то, оказывается, была не стена, а кожаный нагрудник проклятого доктора. Орах снова повернулся лицом в ту сторону, где мысленно поместил врага. Теперь он знал: Делламорте – враг! Игры с противником – проявление злых намерений. Только сильный враг сначала будет щекотать свою жертву, и лишь потом убьет. Только сильный враг будет вести себя так с высшей властью в чужой стране. Недаром наездник послал Ораха к этому темному доктору: Делламорте – левая рука тьмы. Да только ли левая?..
– Да закатай тебя Жу…
Военачальник не успел договорить: кто-то легко подцепил металлическое веко его шлема и нетерпеливо дернул вверх: оказывается, механизм просто заело. Взор пленника, выпущенный наконец из душного загона тьмы, с разгона ударился в фигуру пришельца, качающего головой как будто неодобрительно, и сразу вслед за этим Ораха подхватило с земли и швырнуло в угол, словно никчемную рыночную сетку. Когда Орах пришел в себя от грохота покореженных доспехов, он увидел не только полутьму каменной полости, но и проклятого Делламорте, сидевшего в кресле, непонятно откуда взявшемся в пустом Стабе. Кресло было под стать Стабу – с высокой острой спинкой в форме лезвия, темное и бескомпромиссное, а сам доктор и вовсе, казалось, поглощал свет. Только тускло отблескивала серебром матовая маска на его лице, да возле пояса разок поймали свет насечки на рукояти кинжала. Оба молчали. Чужак, похоже, был готов молчать, пока не обратится в камень. Военачальник собрался и встал. Снова заскрипели кожаные сочленения лат, когда он склонился перед приезжим в приветствии.
– Доброй ночи, доктор.
Доктор упреждающе поднял руку, как будто должен был сообщить что-то очень важное.
– Я не играю со своими жертвами, – сказал он весьма холодно, так, словно что-то из происшедшего задело его больше, чем он сам желал признаться. – Более того, сама концепция «жертвенности» мне неприятна и чужда.
Орах молчал, не зная, что на это ответить. Подумав, он прибегнул к заученной формуле военной учтивости, которую, правда, доселе ему использовать не приводилось:
– Военачальник поселения Рэтлскар свидетельствует почтение… доктору Делламорте и сожалеет, что им привелось встретиться не как друзьям, но как врагам…
Тут он замялся. Дальше тому, к кому он обращался, почему-то полагалось сказать: «Пускай Ваэт рассудит!» (эту часть Орах никогда не понимал: кто такой Ваэт и почему он должен что-то рассуживать?), но было бы странно ожидать от визитера продолжения, да и вообще прозвучало это смешно – какой из него враг черному человеку в черном кресле? Однако напротив пробормотали на непонятном языке, но вполне отчетливо:
– Væt lexetlum![124] – и, усмехнувшись, одобрительно покачали головой. Никаких действий за этим, впрочем, не последовало, и Орах понял: ни статус, ни формулы ему тут не помогут, надо терпеть. Может, человек в серебряной маске был из тех краев земли, где не принято стоять перед правителями, а может быть, еще что… Как бы то ни было, Орах не хотел больше летать по Стабу и унизительно стукаться изнутри о собственные доспехи.
– Я пришел… – начал он осторожно, но был остановлен нетерпеливым взмахом руки.
– Мне известно, зачем ты пришел, – заявил Делламорте, – все мы, включая гибрид человека с угрем, присутствовали на твоей увлекательной коронации.
Орах поднял забрало – оно мешало ему смотреть на Темного доктора изо всех сил. На секунду ему захотелось снять вообще всю тяжелую сбрую, стать голым, теплым, безгрешным и неопасным младенцем.
– Тогда ты знаешь, – сказал он одновременно смело и жалобно, – о том, как сложно мне и моей семье.
– Знаю. Но что же, Равный Древу военачальник полагает, что скромный бродячий лекарь поможет разрешить его семейные сложности? – Доктор укоризненно поцокал языком и продолжал: – Вряд ли, мне нет дела ни до них, ни до семьи военачальника, ни до самого военачальника, ни до его Древа и тем более до равенства.
Так неожиданно щедро обозначив свою невмешательскую позицию, Делламорте закинул одну длинную ногу в высоком ботфорте на другую не менее длинную ногу, обутую точно так же, и устроился поудобнее. Из всего происходящего почему-то именно одинаковые ботфорты поразили военачальника больше всего: обеспеченные люди ценили в одежде асимметрию; даже в заморских землях, по слухам (и откуда только берутся эти слухи?..), в моду вошла пришедшая из Рэтлскара искусственная хромота, достигаемая разностью в высоте каблуков… Может быть, Темный доктор не относился к обеспеченным людям, потому и путешествовал, охотясь за гонорарами? Орах так незаметно, как мог, оглядел «собеседника». Но нет: хоть на том и одежда, и снаряжение – все было не такое, дело было не в деньгах – одеянием доктор, пожалуй, не уступал самому Ораху. И все-таки попытать счастья стоило.
– Я заплачу тебе, – предложил военачальник с хитрым напором. – Отдам все, что у меня есть. Камни, металлы. Плоды.
Реакции не было.
– Отдам наших мертвых и живых, – продолжал Орах неожиданно для себя.
Но Делламорте молчал, излучая скуку.
– Корону, – пробормотал Орах сквозь зубы.
Кажется, теперь доктор заинтересовался: локоть его левой руки нашел подлокотник, рука подперла голову, а правая уперлась в бедро в опасной близости от кинжала.
– Даже корону? – удивился он.
Орах подумал долю секунды, и вдруг в течение этой доли на него опустилось невесть откуда взявшееся осознание бесконечной, тектонической усталости, видимо, копившейся поколениями военачальников до него… «Как же мне надоел этот Рэтлскар, – подумал он печально как будто не свои мысли, – здесь совсем нет ни воздуха, ни простора, и все какое-то выморочное». Вслух же он воскликнул катартическое:
– Да!
– Ah.
Издав этот странно-окончательный звук, всадник погрузился в задумчивость. Через какое-то время рука, подпиравшая голову, опустилась на подлокотник, и вторая рука последовала ее примеру. Человек в маске откинулся на спинку кресла и вздохнул:
– Полагаешь, настали «последние дни», Орах? Спешишь переложить свои… организационные «сложности» на спасителя Рэтлскара, явившегося ниоткуда низачем нипочему, совершенно так, как записано в Sar? Это. Большая. Ошибка. – Глаза под маской закрылись. Всадник продолжал медленно, будто засыпая: – Спасай сам своего сына, военачальник… и свой город тоже, и свою жену, и своих глуповатых людей. А меня оставь в покое, не то причиню тебе зло.
- Амфитрион - Анна Одина - Социально-психологическая
- Учёные сказки - Феликс Кривин - Социально-психологическая
- Боги и Боты - Teronet - Социально-психологическая
- Боги & Боты - Teronet - Социально-психологическая
- Небесные лепестки - Александр Александрович Чечитов - Космическая фантастика / Русская классическая проза / Социально-психологическая