Читать интересную книгу Они ведь едят щенков, правда? - Кристофер Бакли

— А кто был инициатором звонка? — спросил Ло. И добавил с усмешкой: — Если, конечно, можно полюбопытствовать.

— Вы уже полюбопытствовали. А раз так, то отвечу: это он попросил соединить меня с ним. Но, — тут Фа усмехнулся, — думаю, нет необходимости рассказывать вам, Ло, по какому поводу он мне звонил. Не сомневаюсь, вы прослушивали наш разговор.

Ган, услышав в наушники эти слова, весь напрягся. Ох, товарищ, пожалуйста, будьте осторожны.

В комнате наступила тишина. А потом Фа проговорил добродушным тоном:

— Но вы были бы плохим министром госбезопасности, если бы не прослушивали нас, верно?

Нервный смех. Ло усмехнулся.

— Ну, товарищи, — продолжал Фа, — наверное, вы не удивитесь, если услышите, что звонил он вовсе не из-за разногласий по поводу экспорта нашей стали. Нет. Он… — Тут Фа неожиданно умолк. Ган дал ему сногонную таблетку — уже после его разговора с Президентом США. — …звонил по поводу погребения останков Лотоса. Кстати говоря, из утренних заявлений Синьхуа я узнал, что этот вопрос, оказывается, уже разрешен. Что ж, мне нравится следить за новостями. Да, да. Хочется же знать, что происходит. Особенно если управляешь страной — теоретически.

Все дружно стали отводить взгляды в сторону.

Тут поспешил вмешаться Ло:

— Надеюсь, товарищ, вы сказали Президенту США о том, что это не его дело, а наше. Совершенно не его дело.

Ган подумал: Что-то товарищ министр Ло сегодня очень оживлен. Может быть, он тоже принял сногонную таблетку?

— Таких слов я не произносил, — ответил Фа. — Ведь президент и генеральный секретарь не может позволить себе роскошь грубить. Но раз уж вы затронули эту тему, то мне кажется, и в самом деле это было бы очень освежающе — поглядеть кому-нибудь прямо в глаза — вот как я сейчас гляжу на вас — и сказать: «Да ты же просто мерзавец, а?»

Зал замер. Ган затаил дыхание.

— Представляете, каково это — взять и сказать такое! — Фа рассмеялся. — Какое облегчение, наверное, это принесет! Вы не согласны, товарищ?

Ло, застигнутый врасплох, устремил на него холодный взгляд, стиснув челюсти. Потом справился с собой и рассмеялся — пожалуй, даже чересчур весело.

— Согласен, товарищ. Да, я понимаю, что вы хотите сказать. В самом деле, было бы очень приятно — сказать Президенту США, какой же он мерзавец.

Громкий смех.

— Возможно, — сказал Фа, — после того, как мое пребывание на должности слуги народа и партии завершится и я выйду на пенсию, тогда и начну говорить всем и каждому то, что в действительности о них думаю. Да, о таком только мечтать можно. Правда, есть риск превратиться в одного из тех слабоумных, которые неспособны контролировать себя и говорят всем подряд: «Ты похож на курицу!» или «Эй! Не хочешь облизать мне яйца?»

Неловкий смех.

— Однако, — продолжал Фа, — пока я занимаю свои ответственные должности, я обязан и вести себя подобающе. А теперь скажу вам откровенно: американский президент выражал глубокую обеспокоенность. Он держался тактично и почтительно. Наш разговор прошел в дружеском тоне. Он не выдвигал никаких требований или просьб, касавшихся Тибетца. Но он сказал, что эта проблема вызывает тревогу. Он сказал: «Эта история может зажить собственной жизнью». Именно так он выразился.

— Ну вот, товарищи, — неприязненно проговорил генерал Хань, — так называемый «самый могущественный человек на земле» уже дрожит, как девчонка.

Нервный смех.

— Он сказал мне, что приложит все возможные усилия к тому, чтобы не принимать чью-то сторону в споре по данному вопросу.

— «Все возможные усилия»? — рассмеялся Ло. — Ну что ж, товарищи, в таком случае нам не о чем беспокоиться, правда? Самый могущественный человек на земле приложит «все возможные усилия»! Разве он может потерпеть неудачу?

Смех.

— Он указал на то, — продолжил Фа, когда фырканье и смешки утихли, — что его власть, в отличие от нашей, является ограниченной. Он ожидает, что в американском Конгрессе поднимется большой шум. А вы знаете, что там у них — настоящее осиное гнездо. Ну что ж, — сказал он, вынимая из кожаной папки листок бумаги, — давайте я прочту вам заявление, которое он собирается сделать сегодня в Белом доме.

Фа оторвал взгляд от бумаги и сказал с лукавой усмешкой:

— Пожалуй, я избавлю вас от самого начала — там всякие церемонии с осыпанием цветочными лепестками. Там говорится, каким славным парнем был покойный. Не думаю, что вам будет приятно все это выслушивать. Вот самая суть: «Соединенные Штаты выражают надежду, что заинтересованные стороны разрешат эту проблему в атмосфере спокойствия и взаимного уважения, достойной Его покойного Святейшества Далай-ламы».

— К черту всю эту хрень, — сказал генерал Хань.

— Ну, — сказал Фа, откидываясь на спинку стула, — вот вам и атмосфера взаимного уважения.

Хань вскипел.

— Эти американцы! Они же сами и заварили всю эту кашу из дерьма. Начали распускать подлые лживые слухи о том, будто мы пытались отравить этого старого пса. Ну, а теперь напяливают на себя эту благочестивую маску, напоминающую старуху в храме, которая зажигает свечки и причитает: «Ай-ай-ай, давайте мы все будем уважать друг друга. Как он всех уважал». А я говорю — хрен ему, американскому президенту. И всем им — хрен!

Ган расслышал одобрительный гул и легкое постукивание ладоней по столу. Как бы он ни боялся за президента, он невольно отметил, как забавно генерал Хань изобразил скрипучий голос старухи в храме. Неужели он заранее отрепетировал это? Надо разместить это на YouTube!

Когда шум утих, Фа спокойно проговорил:

— Хрен — всем американцам? — Пауза. — Каждому — по одному? На раздачу уйдет время. Ведь их же больше трехсот миллионов.

— Изволите смеяться надо мной, товарищ? — парировал Хань. Он улыбался. — Так, что ли? А можете ли вы позволить себе это?

В комнате наступила гробовая тишина.

Ага, подумал Ган, теперь он играет в открытую: ты, мол, слабак, и мы тебе не доверяем.

Ло положил руку на плечо Ханя.

— Ну что вы, товарищ генерал. Наш товарищ президент Фа просто попытался сострить. Конечно, подобные попытки даются ему нелегко. Но давайте хотя бы воздадим ему должное: он очень старается.

Смех.

— Благодарю за комплимент, — сказал Фа. — Вы правы, как всегда. Остроумие — это высший пилотаж, нечто мне недоступное. Но вернемся к мысли генерала, которая меня очень заинтересовала: значит, вы говорите, будто теперь нам достоверно известно, что обвинения в покушении были просто пропагандистской операцией американцев? Так?

— Да… Так, товарищ президент, — ответил Ло. — Теперь это подтвердилось. За этим стояло ЦРУ.

Ган уловил какую-то неуверенность в его голосе. Фа тоже ее уловил.

— Ну что ж, товарищ, — серьезным тоном сказал Фа, — если дело обстоит именно так, то наш славный генерал Хань прав. Мы должны с презрением взирать на всю их вкрадчивую ложь. Да. Но в дипломатии, как всем нам известно, самое мудрое — убедить врага в том, будто ему удалось нас обмануть. Я уверен, что у Сунь-цзы и об этом что-нибудь да написано, — хихикнул Фа. — Значит, товарищи, мы вовсе не обмануты. Но давайте же все честно признаем, что эта история сулит кучу неприятностей. В ближайшее время нам придется выслушать множество разных грубых слов в адрес нашего любимого Китая. Да, очень грубых слов. Думаю, у них очень скоро кончится солома — она уйдет на изготовление чучел, изображающих меня. Но — как говорит наш генерал и министр обороны, — «Хрен им всем!».

Ган услышал общий хохот, понял, что в зале наступила разрядка, и перевел дух.

Через некоторое время Фа и Ган сидели в глубокой задумчивости в президентской ванной комнате. Из кранов, душа и бачка лилась вода. Ган ел картошку-фри из бумажного макдональдсовского пакета, а Фа курил. Для виски был еще слишком ранний час. Жаль. От выпивки Фа сейчас не отказался бы.

— Вы тоже заметили, что он лжет про ЦРУ? — спросил Фа, нарушая молчание.

— Угу, — сказал Ган, вытирая с губ жир от картошки. — Да. И знаете, я до сих пор не получил так называемую «расшифровку» разговора, якобы состоявшегося между ламой и этим Майком из ЦРУ. Я уже три раза напоминал о ней.

— И что же вам отвечали?

— Что ее «ищут». Похоже, она у них затерялась.

Они немного помолчали, слушая шум воды.

— Ну, хорошо, — сказал Фа. — Пора. Скажите агенту «Красное Человечество», что можно приступать к поливке лозы.

Ган заметил оставшийся кусочек картошки-фри, отправил его в рот и кивнул.

— Будем надеяться… — Тут Фа оборвал самого себя, а потом улыбнулся: — А знаете, Ган, я ведь едва не сказал: «Будем молиться». Забавно, правда? Что ж, будем надеяться, что лоза все-таки зацветет. Потому что в противном случае мы рискуем засохнуть вместе с ней.