даже не думаю…
Дверь распахивается и в помещение влетает Карим, верный друг отца.
– Что здесь произошло?! – спрашивает, приступая к осмотру врач.
– Думаю, сердце, – отвечаю ровно и встречаю колючий взгляд Марата.
Брат молчит, пока врач проводит все манипуляции, дает отцу лекарство, измеряет давление.
– Прихватило просто, – наконец выдает отец.
– Нужен покой, перегрузки в твоем возрасте противопоказаны!
Карим выглядит встревоженным, оборачивается ко мне и бросает тяжелый взгляд. Даже по атмосфере кабинета понимая, что здесь только что бомба взорвалась хоть и метафорическая.
– Все уже прошло. Отпустило, говорю, уходи, Карим, мне нужно поговорить с сыновьями…
– Не сейчас, – отрубает врач и выговаривает строго: – Постельный режим, никаких дел, Фухра и разговоров тоже!
Это уже адресовано мне, а я лишь сжимаю зубы. Мне как раз о многом поговорить нужно, а главное услышать…
– Я хочу поговорить с сыном, – с нажимом выговаривает отец и Карим закатывает в недовольстве глаза.
Любого другого подобный жест вогнал бы в могилу, но эти двое знакомы вечность, так что лечащему врачу отца позволено куда больше.
– Я должен… – продолжает отец, но Карим его уже не слушает, достает шприц и колет отцу лекарство, которое погружает его в сон.
– Так надо, – тихо проговаривает врач, стоически выдерживая взгляд отца, не сулящий ему ничего хорошего.
Отца уносят его люди, я же отхожу к окну и смотрю на улицу, на великолепный сад, за которым тщательно следит садовник.
– Помнишь, как в детстве бегали и забирались на вон то дерево, – слышу голос Марата, который становится рядом.
– Частенько нам доставалось за это, – отвечаю не громко, все еще погруженный в свои мысли.
– Жизнь идет своим чередом, Баграт, своим чередом…
Задумчиво произносит брат и я поворачиваюсь, чтобы столкнуться с цепким пронзительным взглядом сапфировых глаз.
Марат смотрит как-то иначе и на дне зрачков словно искры вспыхивают, когда он произносит едва слышно:
– Я счастлив за тебя, брат, ребенок – это высшая благодать, не всем дана подобная радость…
Отголоски боли в его голосе напрягают, заставляют вспомнить причину…
– И… я надеюсь, брат, что однажды ты познакомишь меня с племянником…
Эти слова вызывают тепло у меня в груди.
Знаю, что Марат несет свое бремя… боль…
Не даром в нашей семье давно ждали наследника…
– Обязательно, брат, познакомлю, – отвечаю положив ладонь на широкое плечо Рата, чуть сжав в знак поддержки, – как и со своей будущей женой…
Какая-то горечь проскальзывает в глазах Рата, словно мои слова солью падают на открытую рану…
Это выражение длиться секунду, затем брат кивает, слегка улыбнувшись.
– Я рад за тебя, Баграт, – так же кладет руку на мое плечо, а затем поворачивается и уходит.
А я смотрю на его бритый затылок, на широкую спину и исполинский рост и понимаю, что брат так и не сказал про свои проблемы, не рассказал почему решил вернуться и что же у него случилось такого, что заставило Марата испытывать боль при одном упоминании моей истории.
Хмурюсь. Задумываюсь. А ведь мне знаком этот взгляд…
Знакома боль, которую вижу на дне глаз, когда Надю потерял так же смотрел…
Дверь хлопает, отсекая меня от Марата и я улыбаюсь, потому что для Рата Умарова не существует нерешаемых вопросов…
Так и стою у окна в задумчивости, время нужно, чтобы понять, что и как происходило в моей жизни.
Отец…
Человек, который всегда был примером. Столпом, на которого мы равнялись.
Имя Фахры Умарова значит очень многое как в мире, так и для его сыновей. Я знаю, кто и что сделал, я выяснил всех причастных, но надеялся, что в случае с отцом – ошибся.
В душе надеялся, а вот разумом все понимал. Комбинация раскрыта. И сейчас, когда мои догадки подтверждаются, когда мир, который считался нерушимым, идет под откос, я предпочитаю одиноко смотреть в окно.
Видеть сгущающиеся сумерки и решать…
Решать не то, как и что я буду делать с каждым, кто причастен к каждой слезинке моей женщины, нет, реализация возмездия ждет только моей отмашки…
Мне предстоит понять себя, свою жизнь и то, как ни в чем не повинная Надя стала игрушкой в руках ушлых тварей.
То, что отец не знал о том, что у меня есть сын, играет немаловажную роль, пока не берусь его приговаривать. Хочу услышать, узнать, понять, но одно для меня становится непоколебимой истиной – больше никто не навредит ни моей женщине, ни моему сыну…
Щелчок двери заставляет напрячься, когда в комнату проскальзывает тонкий женский силуэт.
Жена моего отца тихонечко зовет меня.
– Баграт…
Киваю в ответ. Знаю, что Соня ни в чем не виновата, но… сейчас я не расположен к общению.
– Зачем ты пришла? – спрашиваю грубо.
Делает пару шагов по направлению ко мне, уже немолодая, но даже сейчас ухоженная и миловидная женщина, элегантная, она улыбается тепло и протягивает руки ко мне.
– Сынок, я рада, что ты вернулся домой…
Позволяю Соне обнять себя и вздыхаю тяжело, также обнимаю мачеху, простую женщину, которая стала женой весьма непростого человека…
– Не могу сказать того же, не тот повод…
Поднимает голову и заглядывает мне в глаза, кладет ладони мне на щеки и выглядит задумчивой, когда слегка улыбается.
– Вы с Маратом совсем взрослые. Мужики, а я вас голозадыми малышами помню…
Синие глаза женщины смотрят с теплом. Нет у меня зла на Соню. Она уж точно не причастна к играм своего мужа, сама была его пленницей, которую когда-то захотел отец. Ее он особо не спрашивал. Сделал своей и точка.
Брать – в крови Умаровых. От этого никуда не деться. Темперамент и нрав излишне крутые.
С такими, как мы, сложно. Моей Наде было сложно, да и не стоит обманываться наперед, легко ей со мной не будет.
Ни у меня, ни у того же Марата нет середины: либо любовь, либо ненависть, либо уничтожение…
– Я тоже многое помню, Соня, – отвечаю мягче, – зачем ты пришла в кабинет?
Перехожу к делу, и мачеха улыбается, ровно так же, как много лет назад, когда пыталась достучаться до каждого из нас, пыталась примирить.
– Вы с Маратом частенько дубасили друг друга, иногда до переломов ребер, потому что ни один не уступал и шел до конца, несмотря на боль и повреждения, – выдает вдруг горько, – слишком похожие на своего отца… Надо вам всем научиться прощать, хотя бы близких, давать им второй шанс…
Прикрываю на мгновение веки. Соня говорит истину. Такую обыкновенную непритязательную истину…
– Отец зовет тебя. Пойди к нему, сынок, поговори…
Отворачиваюсь и провожу ладонью по лицу.
– Боюсь, не смогу себя контролировать и договоримся мы с ним до его инфаркта…
Ощущаю прикосновение к плечу и резко оборачиваюсь.
– То, что у нас появился внук и наследник… это великое благословение… – говорит грустно и на дне глаз у нее плещется океан материнских чувств, – пойди к нему… выслушай… твой отец любит вас всем сердцем, он любит тебя, Баграт. Так, как умеет. Иногда его любовь сложно переносить, кому как не мне знать это, но это не отменяет того, что он отдаст за своих жизнь…
Качаю головой, внутри все кипит, ярость не отпускает.
– Он отнял у меня любимую женщину, лишил меня радости отцовства, чуть не упек собственного сына в тюрьму…
Опускает палец мне на губы, не дает говорить. Ровно так же, как в детстве…
– Тише, мальчик мой, выслушай… осуждать и приговаривать будешь потом… не всегда в жизни все происходит так, как видишь… всегда есть то, что сокрыто… Поговори с отцом, услышь и узнай его правду… он ждет…
Сжимаю зубы с силой и киваю. Нам с Фахрой действительно нужно поговорить…
Обхожу Соню, иду к дверям, касаюсь ручки, тяну на себя, впуская в комнату свет, и слышу тихий голос мачехи, летящий мне в спину:
– Я очень рада, что ты нашел свою женщину…
Не отвечаю ничего и иду по коридору, прохожу вереницу дверей, пока не оказываюсь у нужной.
Без стука толкаю и вхожу, чтобы увидеть отца, который сразу же реагирует на мое появление.
Открывает глаза и впивается в мое лицо темным, цепким