Звезды сошлись.
И Игнатий просто не мог упустить такую возможность уязвить «псов Господних[4]». Кроме того, в лице этого парня он видел в какой-то мере родственную душу. Все шло к одному. Начиная с довольно отчаянной военной карьеры и заканчивая хризмой. Ведь именно хризма изначально должна была стать символом ордена иезуитов.
* * *
В Москве тем временем местное духовенство тоже обсуждало этот вопрос. Только в своем ключе.
Митрополит пригласил себе практически всех наиболее уважаемых епископов, дабы обсудить проблему слухов о воскрешение Всеслава. Здесь даже парочка греков с Афона присутствовала из числа тех, что обеспечивали дипломатическое сношение между Москвой и Патриархатом. На первый взгляд малозначительный фактор, какие-то слухи. Но на удивление они понравились толпе и жители Москвы, да и некоторых иных городов, уже твердо были убеждены в правдивости этих ничем не подтвержденных слов.
— Братья, — устало произнес Макарий, — нужно уже что-то решать с этой напастью.
— А может быть просто оставить все как есть? — спросил архиепископ Новгородский.
— Я слышал проповеди этих нестяжателей, как они себя называют, — с нескрываемым отвращением произнес ученик Иосифа Волоцкого. — И вам бы их послушать тоже стоило. Это очень опасные проповеди.
— Чем же?
— Сильвестр в своем обращении к толпе вчера на торге заявил, будто бы Всеслав… хм… Андрей совершил настоящее чудо, убедив старшин тульских простить должникам своим. Как и заповедовал Иисус наш Христос. Он назвал это истинно христианским духовным подвигом.
— И что? Доброе дело. Но нас то оно как касается?
— Так Сильвестр, песий сын, заявил, что даже воевода пожертвовал на пострадавший от набега полк. А церковь Святая — нет. Не полушки не дала. Хуже того, эта сволочь рассказал, приукрасив, как мы ограбили Всеслава. Он все припомнил. И самоуправство Афанасия, который сэкономил на конях и сбруе, положив дюжину рублей в карман. И мое упрямство в вопросах лампы. И отказ заплатить за науку о печах. И то, что церковь в Туле выбивает из купцов долю себе. Из тех купцов, что благотворительностью занимаются, вскладчину укрепляя полк. И он, пес смердячий, лает о том, будто лишь личное вмешательство честного и богобоязненного царя нашего спасло Всеслава от окончательного разорения.
— Андрея, — поправил митрополита архиепископ Новгорода.
— Да, Андрея. — кивнул митрополит. — Нас же этот мерзавец кличет фарисеями. И людям это по душе.
— Надо бы этого говоруна на строгое послушание определить.
— Если бы это было так просто…
— И таких болтунов много?
— Только в Москве больше десятка проповедников объявилось. Что будет дальше? Ума не приложу. Но как Государь наш покинул Москву, все пошло в разнос. И когда он вернется, то спросит с меня.
— И что же нам с этим Всеславом решать? Признать, что этот пацаненок из Тулы и есть воскресший князь из Роговолдовых внуков? Это ли не безумие?
Митрополит устало потер лицо, после чего произнес:
— Если мы его признаем, то ничего не выиграем. Одни беды. Тут и ересь Оригена. И вопросы к нам со стороны царя с боярами. Однако непризнание — путь в еще более глубокую бездну. Народ-то его уже признал. И проповедники-нестяжатели этим активно пользуются, возжигая толпу.
— Мы можем их заткнуть? Силой.
— Увы, — развел руками митрополит. — Их прикрывают вооруженные люди. Кто именно — не ясно. Но моим огненникам недурно намяли бока, когда они попытались Сильвестра заткнуть. Потом еще толпа добавила. Едва ноги унесли.
— А дома взять?
— Их и дома защищают. Но даже если кого-то взять, то остальные узнают и возбудят толпу. И вы не хуже меня понимаете, что получится. Иметь дело с разъяренной толпой лично у меня нет никакого желания.
— Может быть с этим Андреем что-нибудь сделать?
— Это только все ухудшит. Он превратится в мученика и развяжет руки нестяжателей, которые раздуют из него настоящего святого защитника земли русской.
— Давайте обратимся к Патриарху? — предложил один из греков с Афона. — Опишем всю сложность ситуации и попросим его совета.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— И как скоро он ответит? — грустно спросил митрополит. — Сильвестр и его пособники очень удачно выбрали момент для нападок. Царь в походе, где ожидает нашествия татар. Войско в походе. Частью ушло в Казань, частью в Хаджи-Тархан, частью под Коломну. Все при деле. Все борются с татарами. На их фоне и на фоне поступков этого Андрея мы действительно выглядим крайне недостойно.
— Может быть нам тоже что-то пожертвовать?
— Не думаю, что это поможет. Сильвестр провоцирует нас на покаяние. Чтобы отреклись от учения Иосифа Волоцкого.
— Так может пойти с ним на переговоры? — спросил архиепископ Новгородский. — А слухи про Всеслава просто продолжить игнорировать.
— Если бы так можно было поступить… Все зашло слишком далеко.
— А что Андрей?
— Он словно с цепи сорвался. Отец Афанасий по утру прислал гонца с грамоткой. Андрей снова учудил. И, несмотря на то, что всякие слухи отрицает на словах, всеми своими поступками их подтверждает. Раз за разом. Хорошо еще в Москве пока не известно про освобождение крупного полона. Но это вопрос дня, может двух. Вполне возможно, что уже сейчас это стало известно. Что только подогреет страсти в толпе.
— Зачем он это все делает?
— Я не знаю, — покачал головой митрополит. — Я не могу его понять. Он… мыслит как-то совсем иначе. Его словно слепили из другого теста. Отец Афанасий подозревает Андрея в двоеверии. Из него прямо прет поганое язычество. При этом на словах он ревнивый христианин. И даже хризму на щитах начертал.
— Хризму? — переспросили хором удивленные представители Афона.
— И даже знает где, кто, когда и в каких условиях ее нанес на щит впервые. Иными словами — он чудит дай Боже. И каждый его шаг только работает на пользу этих нестяжателей…
— Нужно срочно что-то делать.
— Вот я и говорю — нужно. Только что? — задал риторический вопрос митрополит.
[1] Станислав Гозий (1504–1579) — польский теолог, деятель католической церкви, секретарь короля (с 1538 года), епископ (с 1549), кардинал (с 1561), выполнял в 1549–1550 и 1569 года дипломатические поручения короля Польши. Яркий деятельно контрреформации. Поддерживал тесные контакты с иезуитами.
[2] Что стало известно в Европе на волне книги Сигизмунда Герберштейна «Записки о Московии» (Rerum Moscoviticarum Commentarii), которую издали впервые в 1549 году. И она сразу приобрела популярность, пережив за несколько последующих лет массу переводов и переизданий.
[3] В 1527–1528 годах Игнатия арестовывали по обвинению Ереси сначала в Алькале, а потом в Саламанке. В первый раз от отсидел 42 дня и получил запрет проповедования, второй раз 22 дня. В обоих случаях ереси не нашли, но давление со стороны ордена доминиканцев он испытал нешуточное, совмещенное с настойчивым предложением пойти куда подальше. Причем молча и быстро.
[4] Псы господни (Domini canes) — неофициальное название ордена доминиканцев.
Часть 3. Глава 6
Глава 6
1554 год, 31 июля, где-то южнее Тулы
Андрей нервно дернул подбородком и огляделся. Ситуация складывалась очень нехорошая. Кочевники, пользуясь решительным численным сумели обложить отряд молодого вотчинника.
Перед ним лежало большое поле в несколько километров длинной и пару сотен метров шириной. Прекрасная площадка для большой битвы конных масс. Однако парень не планировал ее здесь проводить.
С поля имелось порядка дюжины выходов через негустые и не очень широкие перелески, просматривающихся практически насквозь. В принципе — неплохо. Куда хочешь — туда и уходи. Но было одно «но» — в каждый из этих проходов стремился отряд степных воинов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Беготня продолжались который день.
Группировка татар при этом потихоньку увеличивалась. Ловцы, то есть, пастухи, к Андрею даже не пытались приближаться, «сматывая удочки» при одном его виде. Наслушались и насмотрелись. Да и было их тут немного. А вот воинов скопилось порядка двух сотен. И они сидели на хвосте у парня, пытаясь его зажать.