— Это мой долг как командира добровольной пожарной дружины, — заскромничал Страшков. — К сожалению, допотопная техника не позволяет успешно противостоять стихии. Ещё хорошо, что мы не позволили огню распространиться на соседние дома.
— Это, безусловно, ваша заслуга, — согласился Цимбаларь. — Но был один момент, когда вы словно бы погрузились в транс, утратив связь с действительностью. На пожаре это небезопасно.
Некоторое время Страшков молчал, видимо, пытаясь понять, что имеет в виду участковый, а потом вновь закивал головой:
— Ну да, ну да... Какое-то время я был во власти наваждения. Но подобные происшествия бывают довольно редко, и я не придаю им особого значения. Наваждение — такая же неотъемлемая часть облика Чарусы, как, скажем, дремучие леса, непролазные снега, топкие болота... Люди с завидным постоянством селятся на склонах вулканов только потому, что там плодородная почва. Каждое сотое или двухсотое поколение гибнет от извержения, но это считается вполне приемлемой платой за процветание.
— По-вашему, Чаруса процветает? — поинтересовался Цимбаларь.
— Конечно. Чтобы убедиться в этом, достаточно посетить другие деревни нашей области. Повсюду нищета, запустение, одичалость. У нас же дела идут совсем неплохо. Люди живут в достатке, все трудятся, а каждой семье подрастают дети. И что с того, что обитателей Чарусы время от времени посещают странные видения, которые они тут же благополучно забывают?
— Но видения тянут за собой шлейф убийств, самоубийств и несчастных случаев, — возразил Цимбаларь. — По этим показателям вы лидируете не только в области, но, наверное, во всём регионе.
— Ещё неизвестно, связаны ли эти явления между собой... Но с другой стороны, любой здоровый организм отторгает от себя вредоносные клетки. Я не специалист в медицине, но знаю, что в нашей крови существуют особые антитела, убивающие чужеродные бактерии. Или взять, к примеру, пчелиный улей. Пчёлы изгоняют из него не только жуков-вредителей, но и молодых маток, чьё присутствие может нарушить раз и навсегда заведённый порядок.
— Следовательно, вы считаете Чарусу неким живым организмом, действующим по своим особым законам?
— Почему бы и нет?
— Но любой организм имеет перед собой какую-либо цель. В чём состоит цель Чарусы?
— Целью организма есть только жизнь, а главное, её преемственность. У моей бабушки тоже были видения, которые она называла марой. Наверное, всё это тянется ещё с тех времён, когда здесь возникло первое поселение.
— Но организм, кроме того, стремится расширить сферу своего обитания.
— Так ведь население Чарусы растёт, пусть и медленно... И не забывайте ещё об одном термине — «экологическая ниша». Мышка и рада бы всё время бегать по тучным пашням, но её там стерегут лисицы и совы. Вот и приходится прятаться в норку.
— Но при удачном стечении обстоятельств мышка со временем может превратиться в мишку, и тогда туго придётся уже лисам и совам.
— На это понадобится тысячи и тысячи лет эволюции.
— Ваше утверждение верно лишь при условии, что в эволюции не замешаны никакие иные факторы кроме слепого случая. Но стоит в дело вмешаться разуму, и все процессы стократ ускорятся. Ведь, как я понимаю, Чаруса — организм разумный.
— Не вижу ничего плохого в том, что вся земля когда-нибудь станет одной большой Чарусой. Лично я могу это только приветствовать.
— И все люди будут регулярно созерцать загадочные видения, а потом доводить до смерти тех, кто не соответствует нормам этой сверх-Чарусы. Тут мракобесием попахивает. По всем понятиям человечество движется совсем в другую сторону. Не к всесильному организму, где каждый отдельный человек всего лишь бесправная клетка или, допустим, винтик, а к полному раскрепощению личности.
— Человечество движется к пропасти, и не исключено, что так называемая сверх-Чаруса и есть его единственное спасение.
— Спорно, очень спорно... Но в любом случае я был очень рад побеседовать с вами. Нестандартно мыслящие люди — большая редкость. И не думаю, что они уцелеют в этой самой новой Чарусе...
Покидая сыроварню, Цимбаларь задержался возле огромного чана, где обычное молоко превращалось в благородный продукт, которым и марочный коньяк закусывать не стыдно.
Он машинально ковырнул пальцем ноздреватую, дурно пахнущую массу, в чьих недрах уже шли некие сложные процессы, но тут же отдёрнул руку. Не хватало ещё занести в нарождающийся сыр какую-нибудь патогенную бактерию.
Отойдя от сыроварни на приличное расстояние, Цимбаларь связался по рации с Кондаковым. — «Второй»! «Второй»! Я «Первый». Как твои дела?
— Нормально, — ответил тот. — Приём пациентов окончен. Людмила Савельевна пришла за своим тулупом. Заешь, что она говорит? Якобы овчина едва ощутимо пахнет чужими духами.
— Ей виднее. Я, например, знавал одного художника-графика, который с завязанными глазами по запаху отличал красный карандаш от чёрного, а зелёный от синего. Только почему-то всегда путался с жёлтым и коричневым... Отпечатки пальцев на тулупе есть?
— Может, и есть, да на рыхлом материале их разве углядишь. Людмила Савельевна говорит, что здесь нужна специальная вакуумная установка, а такой, наверное, даже в областном центре нет.
— Значит, только запах... — Цимбаларь задумался. — Но это возвращает нас к версии о женщине-поджигательнице. Хотя ушлый мужик, решивший прикидываться дамочкой до конца, вполне мог для достоверности опрыскать себя духами... Ну а как относительно чужих волос, табачных крошек и всего такого прочего?
— Ищет с лупой в руках... Ну прямо Шерлок Холмс в юбке. — Рация захрипела: то ли это были радиопомехи, то ли смех Кондакова.
— И правильно делает, что ищет, — сказал Цимбаларь. — Я однажды нашёл преступника по паспорту, который тот сдуру забыл в ворованном пальто. А в рапорте написал, что вычислил его дедуктивным методом.
— Тебе всегда везло... Ну а нынче как дела? Нарыл что-нибудь?
— Практически ничего... Зато пообщался с доморощенным философом Страшковым.
— Это сыродел, что ли?
— Ну да. У него, между прочим, есть собственная теория, объясняющая происходящие здесь странности. Дескать, население Чарусы представляет собой единый организм, дающий своим клеткам, то есть отдельным жителям, благоденствие и заодно отторгающий от себя вредоносные частицы типа чересчур въедливых участковых и слишком прилежных учительниц. Ну а видения — лишь побочные процессы, связанные с жизнедеятельностью этого организма. Каково?
— Я на каждом приёме такой галиматьи наслушаюсь, что меня уже трудно чем-нибудь удивить, — сочувственным тоном произнёс Кондаков.
Однако вступившая в разговор Людочка придержалась другой точки зрения. Она сказала:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});