Я предположил, что эта совокупность навыков в чем-то подобна работе хорошего психотерапевта, который начинает с приятной для пациента темы, а затем раскрывает то, что для него значимо (то есть задействует прогрессивную последовательность процесса созревания – привязанность, смысл, привычка и т. д., о чем я говорил ранее в этой главе), а не просто погружается в абстрактную дискуссию. «Это именно так, – ответил Джордж. – Вначале я пытаюсь завязать со студентом важный, значимый разговор: откуда он приехал, какие у него взгляды на жизнь, где он хотел бы видеть себя через несколько лет. А дальше я строю наше общение на том, что узнал из этого разговора, в первую очередь на том, что для человека особенно приятно и особенно хорошо ему удается. Зачастую мы преподаем какие-то весьма абстрактные вещи: накопление богатства, провалы в управлении и т. д., и очень важно, особенно вначале, увязать написание эссе и курс лекций с тем, что студентам легко понять. Так что мне приходится связывать аномальные прибыли рынка предметов роскоши с интересом девушек к дизайнерским сумочкам или страсть юношей к авиамоделизму с проблемами Boeing Aircraft, компании, которая, несмотря на свои лидирующие позиции в отрасли, столкнулась с проблемами из-за конкуренции с корпорацией Airbus, пользовавшейся государственной поддержкой. Короче говоря, я стараюсь научить их новому, используя то, что им знакомо».
Джордж немного помолчал. «Оксфорд – очень занятное место, – продолжил он, махнув рукой в сторону портретов на стене. – Это частное учебное заведение, которое остается таким вот уже примерно тысячу лет. Многие студенты решают поступать сюда именно из-за системы наставничества. Эссе – наш эвристический инструмент. Его корни можно найти у древних греков, в аргументации Сократа и Платона. В период Ренессанса оно было изобретено заново и стало основной формой обучения. Оксфорд и ему подобные места сохраняют свою привлекательность благодаря такой форме образования, основанного на близких личных контактах. В целом, если говорить о независимости и дисциплине, слова у нас не расходятся с делом: в отличие от многих других университетов на моих семинарах никто не сидит просто так. Подразумевается, что, если кому-то не понравится то, что я делаю или говорю, мне об этом сообщат. Для меня после стольких лет в бизнесе эта профессиональная среда кажется очень странной! Продуктивность и эффективность здесь определяется вовсе не так, как на рынке, но тем не менее личности с навыками лидерства постоянно проявляются в этих стенах».
«А что можно сказать о сегодняшнем дне? – спросил я. – Лишь очень немногие могут попасть в Оксфорд и ему подобные элитные заведения. Что же делать остальным?» – «Да, это проблема, – согласился Джордж. – Но давайте все-таки не терять леса за деревьями. Цель либерального образования – стимулировать в людях воображение и самостоятельность мышления. Это непростая задача в современном мире, где вся информация подается мгновенно, в уже переваренном виде. Здесь мы находимся в привилегированном положении: у наших студентов сильная базовая подготовка, и обычно они жаждут учиться. Я осознаю эту привилегированность, но это отвлекает нас от того, о чем я хочу сказать. Наследие и история таких старинных образовательных заведений показывают нам, что люди обучаются на примерах: именно близкие отношения между студентом и преподавателем дисциплинируют ум и рождают самоконтроль. Это ключ к обучению длиною в жизнь. И это работает. По мере роста уверенности студента в себе растет гибкость его мышления и страсть к фактам, за которыми сегодня надо постоянно следить. Вот урок, который мы должны выносить отсюда и из подобных мест».
* * *
Пока я пересказывал вам мой разговор с Джорджем, мои мысли вернулись к гимназии, в которой я учился в 50-х гг. Джордж совершенно прав. Мы знаем, что формула академического успеха заключается в тандеме ученика и учителя, обеспечивающем прогрессивную последовательность процесса образования, потому что именно так человеческий мозг на протяжении тысячелетий творит свою магию. Но как, не разрушая этой близости, удовлетворить потребности многих? Вам это может показаться странным, но я думаю, что именно в стремлении решить эту задачу мы случайно забыли о роли близости в процессе образования и в результате получили растущее неравенство возможностей в англо-американской модели среднего образования{219}.
Спустя 20 лет после моего обучения в гимназии подобные учебные заведения фактически перестали существовать в Великобритании и им на смену пришли так называемые общеобразовательные школы. Благой целью реформы было повышение доступности высшего образования. Изменяя образовательную систему, Британия откровенно ориентировалась на американский идеал – его в начале XX в. пропагандировали Джон Дьюи и другие, утверждавшие, что основой демократического общества должна быть всеобщая доступность среднего образования, дающего всем возможности для дальнейшего обучения.
Перемены в британской образовательной системе стали реакцией на принятый в 1940-х гг. стандарт, по которому детей в возрасте 11 лет тестировали и разделяли для дальнейшего обучения. Примерно 25 % попадали в гимназии, а остальные – в школы, где основное внимание уделялось профессиональной подготовке и практическим занятиям. В годы послевоенного беби-бума в стране, пытавшейся возродить свою экономическую жизнеспособность, многие сочли такие ограничения растратой потенциальных талантов. Поэтому по примеру американской модели в 1965 г. была введена программа общеобразовательных школ с отменой экзаменов в 11 лет; целью было увеличение количества учащихся, получающих возможность поступить в университет. Классовая принадлежность больше не ограничивала доступность образования.
И действительно, в середине XX в. американская система общего среднего образования достигла впечатляющих результатов. Исследование Национальной академии наук 1968 г. показало, что Америка стала «мировым лидером в воспитании математических талантов». Но при этом продолжали кипеть дебаты о конкурентоспособности США, особенно в годы после запуска первого спутника, когда из страха перед доминированием Советского Союза образовательные приоритеты стали постепенно смещаться в сторону науки и технологий. К тому же Америка быстро росла: с 1960 по 2012 г. ее население увеличилось на 74 %, примерно с 180 до 315 млн. Средние учебные заведения тоже росли в размерах и изменялись в соответствии с индустриализированным конвейерным подходом к подготовке квалифицированных кадров, необходимых для растущей экономики.
Объединяющиеся ради повышения экономической эффективности и требующие больших участков земли, средние школы стали смещаться на окраины городов и строиться по проектам, напоминавшим окружающие их жилые дома пригородов. Начиная с 1970-х гг. на школы повлияли законодательные требования расовой интеграции в отдельных районах – многие ученики оказались далеко от мест своего жительства в незнакомой обстановке, ходить в школу пешком стало невозможно. Образовательная среда изменилась также в архитектурном плане{220}. После энергетического кризиса 1970-х гг. школьные здания стали больше углубляться в землю, во многих классных комнатах отсутствовали окна, а крыши стали плоскими. Элементы готики и ренессанса, господствовавшие в предшествующие десятилетия, ушли в прошлое, и новым мотивом стало единообразие с минимумом украшений.
Вскоре в большинстве новых средних школ стало учиться по 1500 и более учеников, в некоторых даже до 4000–5000. Стимулирующая образовательная среда с индивидуальным подходом и доверительными отношениями между учениками и учителями быстро оказалась жертвой этого безличного расширения. Нет ничего удивительного в том, что при разрушении прогрессивной последовательности образовательного взросления уровень мотивированности и достижений учащихся стал падать, особенно в неблагополучных и малообеспеченных группах населения; параллельно вырос уровень поведенческих проблем и насилия. К 1983 г. стало понятно, что упущено что-то очень важное{221}. Администрация Рейгана в ответ на растущее беспокойство выступила с докладом «Нация в опасности: необходимость образовательной реформы», посвященным в основном среднему школьному образованию. Отметив, что за предыдущие 20 лет результаты SAT[20] у старшеклассников, подавших документы в колледжи, неуклонно ухудшались, что явилось лишь одним из признаков падения уровня школьной подготовки, правительственная комиссия поставила под сомнение качество американской системы образования и ее конкурентоспособность по сравнению с системами других развитых стран.